Тексты

Щи / Действие второе

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена I

Бетонная стена, окружающая лагерь. Два жонглера, обвешанных аппаратурой, под двумя широкими металлическими зонтиками подводят Борща и Ларису к стене.

 

Первый жонглер: 26, 28, 30. Переходи на С.

Второй жонглер: Есть на С.

Первый жонглер: 32, 34, 36. Допуск.

Второй жонглер: Есть допуск.

Первый жонглер: Руки вверх.

 

Борщ поднимает руки вверх. Лариса вопросительно смотрит на него.

 

Борщ: Руки вверх, дура!

 

Лариса поднимает руки вверх.

 

Первый жонглер: 38, 40, 42. Форточка.

Второй жонглер: Есть форточка.

Первый жонглер: Пошли!

 

Лариса, Борщ и жонглеры проходят сквозь стену.

 

Первый жонглер (облегченно): Отбой.

Второй жонглер: Есть отбой.

 

Борщ достает сигареты, протягивает жонглерам. Они закуривают. Борщ вынимает пачку денег, считает.

 

Лариса: Так... надо же бежать!

Борщ: Расслабься, дура. Они нас уже не видят. (Дает деньги жонглерам.)

Первый жонглер (считает): Что-то маловато.

Борщ: Когда проводник прыгнет, получишь остальные.

Первый жонглер: Ты что, нам не веришь?

Борщ: Давай, не тяни резину.

 

Жонглеры быстро манипулируют с приборами. Появляется голый проводник.

 

Проводник: Еб твою мать, неужели Борщ?

Борщ: Здорово.

Проводник: Куда в этот раз?

Борщ: Куда подальше.

Проводник: Ну а все-таки?

Борщ: Ты мастер вопросы задавать.

Проводник: Ладно, молчу.

 

Борщ дает деньги первому жонглеру и начинает раздеваться.

 

Борщ (Ларисе): Раздевайся.

Проводник: А ей зачем? Она же балласт.

Борщ: Раздевайся, я сказал! А ты не лезь не в свое дело.

 

Борщ и Лариса раздеваются догола.

 

Проводник: Борщ, но мне балласт обязательно надо сбросить. У меня трехминутный прыжок с перегрузкой.

Борщ: Сбросишь, не бзди.

 

Неожиданно бьет жонглеров. Они падают.

 

Борщ (проводнику): Отправляй одежду.

Проводник: Чего-то я ни хуя не пойму.

Борщ: Тебе и не надо ничего понимать.

Проводник: Может, квадрат ты мне тоже не назовешь?

Борщ: 28-51.

 

Проводник и одежда исчезают. Борщ подхватывает тело одного из жонглеров, взваливает себе на спину. Появляется проводник.

 

Проводник: Готовы?

Борщ: Всегда.

 

Проводник, Лариса, Борщ с жонглером исчезают.

 

Сцена II

Интерьер дома, срубленного из громадных кедровых бревен. Мебель в русском купеческом стиле середины XVIII века. За столом сидит Рысь-На-Вертеле. Это грузный бородатый мужчина 65 лет. На столе стоит самовар. Рысь-На-Вертеле пьет чай. На лавках сидят его слуги-близнецы — Хлеб и Сало. Хлеб вырезает ножом ложку, Сало плетет лапоть. Посередине комнаты лежит одежда Борща и Ларисы. Появляются голые Борщ, Лариса и проводник. Сало и Хлеб бросают свою работу, выхватывают пистолеты, наводят на прибывших.

 

Рысь-На-Вертеле (прихлебывая чай из блюдца): Ку-ка-ре-ку. Ки-ну в ре-ку. Если не те, кого жду. (Смотрит на гостей, встает, достает из кармана кожаный кошелек, кидает проводнику.) Прощай, Харон Иванович.

Проводник: Будь здоров, Рысь-На-Вертеле. (Исчезает.)

Рысь: Ну?

Борщ: Кострец.

Рысь (смеется): Голуба, мне твое мясное слово на хуй не нужно. Мне Рассольник нужен.

Борщ: Загнули его, Рысь-На-Вертеле.

Рысь: Кто?

Борщ: Питерские. Баранья Котлета.

Рысь: И как же они его загнули?

Борщ: Прислали ему ливерной колбасы, а в нее чего-то сыпанули. Он мне перед смертью это дело откинул. Мы через форточку оторвались.

Рысь: Просто, как в сказке (смеется).

Лариса: Он правду говорит.

Борщ: Молчи, сука.

Рысь (встает, подходит к ним, разглядывает Ларису): Что это ты сразу ей рот затыкаешь? По-твоему, если у нее наколок нет, — значит, она уже права голоса не имеет? (Ларисе.) Ты кто?

Лариса: Лариса.

Рысь (смеется): А еще кто?

Борщ: Подавальщица она.

Рысь (кричит): Я ее спрашиваю! Отвечай мне, рыбка.

Лариса: Я подавальщица.

Рысь: Очень хорошо. Значит, вы вместе дернули?

Лариса: Да.

Рысь: И зачем же ты ему понадобилась?

Борщ: Рысь, я сейчас все объясню...

Рысь: Молчать! Ну отвечай, рыбка. Зачем повару в законе понадобилась в попутчицы подавальщица?

Лариса: Ну... я не знаю... наверное, потому что... у меня это...

Рысь: Что у тебя? Куча денег? Десять коров под кроватью?

Лариса: Нет. У меня это...

Рысь: Что, это?

Лариса: У меня узко.

Рысь: Что?

Лариса: У меня очень узко. Ему понравилось.

Рысь: И поэтому он тебя взял с собой?

Лариса: Да, поэтому.

Рысь (смотрит на Борща): Это правда?

Борщ: Правда.

Рысь (после паузы): А вот это уже хорошо. Это гораздо лучше. (Берет Борща за плечи.) Знаешь, мне эти мясные слова, пароли, цифровые коды и кислотные метки на хуй не нужны. Я, друг любезный, по старинке люблю людям в глаза заглядывать. Вот в эти две дырки. Если в них хорошенько заглянуть, сразу все видно, что внутри — говно или перепела с трюфелями. (Берется руками за голову Борща, смотрит ему в глаза.) Ну да... (Отходит, прищелкивает пальцами.) Хлеб! Своди их для начала в баню. Пусть смоют с себя экологически чистую лагерную пыль. А потом веди их в гардероб. Пускай нормально оденутся. Сало! Ступай на кухню, распорядись. Пусть приготовят гостевой набор. В девять вечера милости прошу в столовую.

 

Борщ, Лариса и слуги уходят.

 

Сцена III

Интерьер русской бани, стилизованный под старину: деревянные шайки, ведра и ковши, деревянное корыто с замоченными березовыми вениками, бочонок с квасом. Борщ лежит на полоке. Лариса вынимает из корыта веник.

 

Лариса: И что, прямо бить?

Борщ: Да. Бей. Только сильно.

 

Лариса начинает неловко бить его.

 

Борщ: Только не по голове.

Лариса: А по чему?

Борщ: Бей сначала по жопе. А потом выше.

 

Лариса бьет его.

 

Лариса: Борщ, а этот Рысь-На-Вертеле, это тот самый?

Борщ: Что значит «тот самый»?

Лариса: Ну, про которого я в газете читала?

Борщ (усмехаясь): И что же ты читала?

Лариса: Вообще-то не я читала, а отец. Нам вслух. Я читать не умею.

Борщ: Очень хорошо. И что же вычитал твой покойный папаша?

Лариса: Ну, там было написано, что Рысь-На-Вертеле — очень опасный преступник. Что он, когда еще был совсем молодым, украл из московского зоопарка рысь и зажарил ее на вертеле по старому-престарому рецепту какого-то князя. Поэтому его прозвали Рысь-На-Вертеле. И что он много раз сидел. А теперь он живет где-то в Сибири. Прямо в тайге, и создает большую опасность для экологии. А найти его никак не могут.

Борщ: И чем же он так опасен для экологии? Бей по ногам теперь...

Лариса: Он руководит гастрономическими преступниками. Совершает разные преступления. А еще... он выращивает круглых поросят.

Борщ (притворно): Ой! И что же это такое — круглые поросята?

Лариса: Ну, это когда новорожденного поросенка помещают в сферу, и он там растет месяц. И заполняет собой сферу. И становится круглым. А потом его режут и готовят в специальной круглой жаровне. И Рысь-На-Вертеле будто на этих круглых поросятах сделал кучу денег. Это правда?

Борщ: Правда.

Лариса: Значит, это он?

Борщ: Он.

Лариса: Ой, Борщ! А можно мне посмотреть на этих круглых поросят?

Борщ (слезает с полока): Знаешь, о чем я думаю?

Лариса: О поросятах?

Борщ: Не совсем. Я думаю о том, что, видно, мало тебя в лагере били.

Лариса: Почему?

Борщ (резко): Почему! Потому что знай свое место! Ты забыла, для чего я тебя вытащил из лагеря? Чтобы ты раз в сутки подставляла мне свои узкие места. Только для этого. Больше от тебя ничего не требуется. Будешь совать нос в чужие дела — вернешься в лагерь. (Наливает себе кваса, пьет.) Я вообще с тобой рискую. Взял бабу не в масти. Поварской закон это не одобряет. Хорошо, что Рысь меня понял. Ну... что я люблю узкие. А если бы нет? В общем, думай, прежде чем куда-то сунуть свой нос. (Гасит свечу.) Иди сюда. Дай руки. Обопрись здесь. Ближе ко мне. Ноги сюда. Всунь сюда пальцы. Глубже. Еще глубже. Двигайся. Небыстро.

Лариса: Вот так?

Борщ: Еще медленней. Так хорошо. Представь ослиную голову в синем круге.

Лариса: Представила.

Борщ: Теперь кончай.

Лариса: А-а-а-а!

Борщ: О-о-о, блядь!

 

Пауза.

 

Лариса: Борщ, можно спросить?

Борщ: Попробуй.

Лариса: Почему ты всегда это делаешь в темноте?

Борщ: Считай, что по антиэкологическим соображениям.

 

Сцена IV

Столовая в доме Рыси-На-Вертеле. Рысь сидит за столом и налаживает большой деревянный рубанок. На столе лежит что-то, накрытое большой салфеткой. Позади Рыси стоят в ливреях Хлеб и Сало. Входят Борщ и Лариса. На них сложные кожано-меховые костюмы.

 

Рысь (смотрит на них): Ну вот, другое дело. В таком прикиде и закусить не грех. Милости прошу.

Борщ: Рысь, может, сперва о деле?

Рысь: Ты, мил человек, не ломай мне традицию. Садись.

Борщ: И ей с нами тоже садиться? Она же без масти.

Рысь: Да начхать мне на масть. Мы не на поварской сходке. Садитесь, в ногах правды нет.

 

Борщ и Лариса садятся за стол.

 

Рысь: Значит, Борщ и... как тебя, детка?

Лариса: Лариса.

Рысь: Лариса. Вот значит, Борщ и Лариса. Моя жизнь полна неожиданностей. Она, сука, полосатая, как зебра. И когда кончится одна полоса и начнется другая, никто не знает. А поэтому живу я каждый день, как последний. Основательно. Я все стараюсь делать основательно: готовить, есть, спать, срать, убивать. И принимать гостей тоже. И не потому, что вы мне дороги, а потому, что, может быть, вы мои последние гости. Понятно?

Борщ: Понятно.

Рысь: А если понятно, давайте соответствовать. И чтобы без кислых физиономий, мрачных мыслей и глупых вопросов. (Прищелкивает пальцами.) Поехали!

 

Сало подносит три рюмки водки.

 

Рысь (поднимает рюмку): Чтобы масло не подгорало, чтобы молоко не убегало, чтобы тесто вовремя подходило...

Борщ (поднимает свою рюмку): Чтоб плита никогда не чадила, чтоб рыба не протухала...

Рысь: И чтобы мясо... (смотрит на Ларису) чтобы мясо?

Лариса: Чтобы мясо... это... (смотрит на Борща) было жирным?

Борщ: Дура.

Рысь: Чтобы мясо, детка, меж зубов не застревало.

 

Пьют. Лариса давится, кашляет. Рысь кивает Хлебу, тот подходит, хлопает ее по спине.

 

Рысь: И сразу по второй!

 

Сало подносит еще три рюмки с водкой.

 

Рысь: За чистую посуду!

Борщ: За чистую посуду!

Лариса: За чистую посуду!

 

Пьют. Рысь щелкает пальцами. Хлеб снимает со стола салфетку. На столе тушка замороженной семги, зажатой в деревянные тиски.

 

Рысь: Номер один.

Борщ: Строганина!

Лариса: Что?

Борщ: Строганина.

 

Рысь строгает рубанком семгу. Хлеб и Сало подставляют тарелки, поливают строганину соусом, подают Борщу и Ларисе.

 

Лариса (пробует): Вкусно.

Борщ (ест): И почем в этих краях семга? Бьюсь об заклад, не меньше поллимона за кило.

Рысь: Я же сказал, без глупых вопросов. (Строгает, пробует.) Скажи лучше, что ты представляешь, когда ешь строганину?

Борщ: Рыбную ловлю зимой.

Рысь: А я ветер над снегом. Колючий сибирский ветер.

Борщ: Давно не ел такой нежной семги. Просто во рту тает.

Рысь: Как весенний воздух.

Борщ: Я слышал, что ты стихи пишешь.

Рысь: Только во время еды! Белые стихи. Белые, как заливная осетрина. (Вытирает губы салфеткой.) Перемена блюд!

 

Хлеб и Сало убирают рыбу, рубанок и тарелки.

 

Лариса: А больше нельзя? Я еще хочу!

 

Борщ толкает ее.

 

Рысь: Детка, еда должна быть не только обильной, но и разнообразной.

Лариса (удивленно): Это кто сказал?

Рысь: Я.

Лариса: Ой. Да вы и правда поэт!

Рысь: Еще какой... Номер два!

 

Хлеб и Сало вносят поднос с тремя серебряными розетками.

 

Рысь: Освежить! (Поднимает рюмку с водкой.) Для непосвященных. Всякий смертный, поедающий жюльен из соловьиных языков, должен внутренне соответствовать прелести этого блюда. А именно: есть его так, как будто за спиной смерть и каждый глоток — последний. В противном случае это будет банальным поеданием мяса. Ваше здоровье, молодые люди!

 

Все пьют.

 

Лариса (берет ложечку и смотрит в розетку): Я вот это... что-то не поняла. Что вы там сказали про смерть?

Рысь: Сало, объясни.

 

Сало вынимает пистолет, приставляет к виску Ларисы. Лариса недоумевающе смотрит на Рысь.

 

Рысь: Ешь.

 

Лариса переводит взгляд на Борща.

 

Борщ: Ешь-ешь.

 

Лариса осторожно ест. Борщ и Рысь тоже едят.

 

Рысь (быстро съедает жюльен): Ну и как?

Борщ: Пиздец всему! Блядь, никогда не ел ничего подобного. Кроме соловьиных языков здесь еще белые грибы, сметана, мука, мята, шафран и немного белого перца?

Рысь: Сразу видно, молодой человек, что вы не романтик. Не сметана, а полуденные облака над березовой рощей, не мука, а песчаный плес у мелководной реки, не шафран, не перец и не мята, а букет полевых цветов в хрустальном бокале.

Борщ: Блядь, ты действительно поэт! Зачем же ты пошел в повара?

Рысь: Хороший вопрос.

 

Лариса доедает жюльен и осторожно кладет ложку в пустую розетку. Сало убирает пистолет.

 

Рысь: Ну?

Лариса: Это... вкусно.

 

Рысь и Борщ смеются.

 

Рысь: Детка, это не просто вкусно. Это охуительно. Я могу поспорить с кем угодно на любой свой внутренний или внешний орган, что тебе никогда больше не придется есть жюльен из соловьиных языков. (Щелкает пальцами.) Номер три!

 

Хлеб и Сало вносят три тарелки, накрытые серебряными крышками. Ставят на стол, снимают крышки.

 

Лариса (уже захмелевшая): Ой, что это? Яичница?

Рысь: Оленьи глаза, детка. Самое почетное блюдо у северных народностей. Блюдо, которым угощают дорогих гостей. Сначала гостей кормят оленьими глазами, потом предлагают им своих жен.

Лариса: У вас есть жена?

Рысь: Жены нет. Я, птичка, больше мужское общество уважаю. (Гладит Хлеба по заднице.)

Лариса: Значит, вы нам мужчин предложите?

Борщ: Я тебя выкину, дура!

Рысь: Мужчин могу предложить. Причем в самых разнообразных вариантах. (Солит и перчит глаза.) Освежить!

 

Сало подносит водку. Пьют.

 

Рысь (проглатывает олений глаз): М-м-м... Лучше всяких устриц.

Лариса: А зачем вы их накрывали?

Рысь: Чтоб не подсохли.

 

Борщ сидит неподвижно.

 

Рысь: Ты что, голубчик?

Борщ: Я никогда не слыхал про это блюдо.

Рысь: Тогда загадай желание.

Борщ (встает, молчит, садится): Загадал.

Рысь: Ну и славно.

Лариса: А можно и я загадаю?

Борщ: Тебе не положено.

Рысь: Я разрешаю.

Лариса (встает): Я хочу... никогда не попадать в лагерь, много денег и чтоб меня любили, а еще хочу...

Борщ: Одно желание, дура, одно!

Рысь (смеется): Садись, детка. Все сбудется. Хлеб, освежи! И сразу подавай супчик. А глазками мы будем водочку закусывать.

 

Пьют. Хлеб приносит суп.

 

Рысь: Раковый суп, милости прошу. За супчиком и поговорить не грех. (Ест.) Я тебе сначала, дорогой Борщ Московский, отвечу на твой вопрос.

Борщ: На какой, Рысь?

Рысь: Почему я стал шеф-поваром, а не поэтом. Знаешь, если бы мне задал его простой повар, а не повар в законе, я бы сначала попросил Хлеба и Сало выебать его в жопу, а потом пустил бы ему пулю в затылок.

Борщ: Зачем так круто?

Рысь: Затем, что вопрос серьезный. Да ты ешь спокойно. Для твоего статуса это вполне корректный вопрос.

Лариса (разглядывая содержимое тарелки): Разве раки в Сибири водятся?

Рысь: В Сибири все водится. Кроме экошвайнов. На их ебаных экологически чистых вертолетах они сюда не долетают. Ну да речь не об них. (Откладывает ложку.) Сегодня у меня легкая ностальгия.

Борщ: Это что, изжога?

Рысь (смеется): Почти. Самое интересное, что я действительно когда-то хотел стать поэтом. Или, вернее, уже был им. Я учился в Цюрихе на филфаке. И писал стихи. Мне было 22 года.

Лариса: Ой, когда ж это было?

Рысь: Давно. Когда еще можно было войти в кафе и заказать стейк с кровью.

Лариса: Не верится даже... Какой суп вкусный! Скажите, а этот суп...

 

Борщ толкает ее. Она замолкает.

 

Рысь (разглядывает свою ложку): Да. Действительно очень давно. Тогда еще вся эта зеленая сволочь тихо ползла к власти. Их душеспасительные речи про озоновый слой, про китов и песцов вызывали умиление. Но уже тогда они крепко сидели почти во всех парламентах. До полной зеленой победы оставалось четыре года. В Цюрихе все было очень мило. Даже слишком мило. (Декламирует.)

 

Стерильный город
Чистых тротуаров
И правильных людей
Кокаиновая пыль
На приборной доске мерседеса
Кожаные брюки
Моей богатой подруги

 

Лариса: Это стихи?

Рысь: Да, детка. Это стихи. Вот. Студентки, дискотека, библиотека. Трава. Очень мило. До того самого дня. 28 сентября 1995 года. Такой солнечный сентябрьский денек. Попил я кофе и пошел в университет. Ну и взял пакет с мусором, чтобы заодно выбросить. Захожу в наш двор. Там всегда стояли два контейнера: для мусора и для бутылок. Вдруг вижу — десять вместо двух. И на каждом написано, что туда бросать: бумагу, пластик, пищевые отходы, стекло, металл, кости птиц и животных, дерево, химикаты, текстиль и обувь. Ну я рассмеялся, бросил, как всегда, бутылки в «стекло», а пакет с мусором в первый попавшийся контейнер и пошел в университет. А вечером ко мне пришла полиция. Им настучала соседка с первого этажа. Мне вручили квитанцию на 50 франков штрафа. И сказали, что от правильной сортировки мусора зависит благополучие их страны. И что, если я в дальнейшем буду пренебрегать сортировкой, меня могут выселить. Тем более что я иностранец. Они ушли. Я стоял у окна с ебаной квитанцией в руках и смотрел во двор. На эти десять контейнеров. Вокруг них как раз суетился какой-то жилец. Он обслуживал эти контейнеры, соображал, что куда положить. И вдруг я понял что-то важное. Что человеку пиздец. Человек больше не мера всех вещей.

Борщ: Это как?

Рысь: Ну, проще говоря, мы не хозяева больше на своей планете.

Борщ: Конечно, блядь. Если за убийство курицы дают четыре года, какие, мы блядь, хозяева планеты! Мы говно, а не хозяева!

Лариса (ест раковую шейку): Интересно, а за убийство рака сколько дают?

Рысь (не слушая ее): Дня три я пытался быть законопослушным. Я честно, как все жильцы, сортировал свой мусор, копался в отбросах, делил их на десять частей. На четвертый день меня не хватило. Купил на бензоколонке канистру бензина, облил все десять контейнеров и поджег. Было очень красиво. Десять факелов. Меня оштрафовали и выселили из дома. Я переехал к одному парню. Прожил еще неделю. И как-то брел по центру и увидел пикет зеленых у мехового магазина. Они там часто стояли, но именно увидел я их только в этот день. Подошел. Они держали какой-то плакат на палке, с фотографией норки. И выкрикивали в адрес посетителей магазина: «Убийцы!» Я вырвал плакат и древком ебнул одному по голове. В общем, серьезно проломил ему череп. И сел на два года. А когда вышел, мир уже был наполовину зеленым. Но я знал, что делать. (Смотрит на Борща.) Слушай... чего это мы с тобой сидим, как лохи, и жрем, жрем. Мы же повара, ебена мать! А ну-ка! (Хватает скатерть, тянет. Все падает на пол.) Униформу!

 

Хлеб и Сало надевают на Рысь и Борща поварские халаты и колпаки.

 

Рысь: На кухню!

Борщ: А что готовим?

Рысь: Что готовим... (Поворачивается к Ларисе.) Что готовим?

Лариса (непонимающе): Что готовим?

Рысь: Что ты скажешь, то и готовим.

Лариса: Как это?

Рысь: Ну, что бы ты хотела съесть?

Лариса: Ну... (смотрит на Борща) даже не знаю.

Борщ: Ну, любимое блюдо твое какое?

Лариса: Трудно сказать... колбаса?

Рысь: Колбаса — это не блюдо. Колбаса — это просто колбаса.

Борщ: Назови, что знаешь.

Лариса: Ну, а можно такое блюдо, которое никогда не ела?

Рысь: Можно.

Лариса: Это такой зверь... я забыла, как он называется... но, говорят, очень вкусный.

Борщ: Как он выглядит?

Лариса: Он лохматый, ходит на четырех ногах.

Рысь: Таких много. Какие у него особенности?

Лариса: Он не боится мороза и у него такой длинный нос, которым он все делает, а из носа торчат большие клыки. И он живет в Сибири.

Рысь: Это либо мамонт, либо кабан. Учитывая, что с мамонтами проблема, это кабан.

Лариса: А какие проблемы с мамонтами?

Рысь: Они вымерли.

Лариса: Жаль.

Рысь: А кабаны мне надоели. Вот что, детка! Мы тебе приготовим сюрприз. Это поинтереснее кабана. Борщ, за мной на кухню!

 

Они выходят.

 

Сцена V

Каминный зал в доме Рыси. В камине горит огонь. Посередине зала на огромном блюде лежат жареный олень и жареный медведь. Медведь как бы совокупляется с оленем в анус. На ковре спит Лариса. Пьяные Рысь и Борщ сидят у огня.

 

Рысь (наливает Борщу водки): Еще по одной.

Борщ: Я не против.

Рысь: Ты хорошо пьешь.

Борщ: Стараемся держать марку.

Рысь: Но ешь хуево.

Борщ: Да я в жизни столько мяса не съел, как сегодня. Я встать не могу. (Показывает живот.) Смотри!

Рысь (хлопает его по животу): Это еще не предел, как говорит наш зеленый президент.

Борщ: Предел, предел! Не могу больше. Нет места.

Рысь: В камере Ростовской пересыльной тюрьмы в 2032 году тоже не было места. Потому что там находились 42 человека вместо положенных 17. А вошел повар в законе — сразу нашлось место. Представь, что этот кусок — повар в законе. (Подползает к блюду.) Так, окорок мы ели, вырезку ели, грудинку ели... Вот что мы не ели!

Борщ: Что?

Рысь: Олений хуй и медвежьи яйца.

Борщ: Это вкусно?

Рысь: Уверен. (Отрезает, кладет на тарелки.) Тебе хуй как гостю, а яйца мне. Как хозяину.

Борщ: Может, наоборот?

Рысь: Не спорь со страшим, как говорил мой прадедушка.

Борщ: Ты знал своего прадедушку?

Рысь: К сожалению, нет. У него можно было многому поучиться.

Борщ: Например?

Рысь: Например, перевозка продуктов зимой экологически нечистым способом.

Борщ: На бензиновых грузовиках?

Рысь: Тогда бензина еще не знали.

Борщ: На паровозе?

Рысь: Хуже, хуже.

Борщ: Что может быть экологически хуже?

Рысь: Лошади.

Борщ: Да. За езду на лошадках — семь лет. Издевательство над животным — экологическое преступление. Твой прадедушка коннозаводчиком был?

Рысь: Ямщиком. Гонял подводы из Архангельска в Санкт-Петербург.

Борщ: И что они возили?

Рысь: Рыбу и дичь. Неплохо зарабатывал. Имел серебряную бляху от городничего. Хотел скопить денег, купить лавку. Да околел в дороге.

Борщ: Когда?

Рысь: В феврале 1886 года. Страшные морозы стояли. В буран попали перед самым Петербургом, верст девять не дотянули. Весь ямщицкий поезд и замерз. Семь людей и семь лошадей. Говорят, когда их нашли и стали грузить, мой прадедушка звенел, как церковный колокол.

Борщ: Да, история... Ну что, тогда за прадедушку?

Рысь: За прадедушку.

 

Пьют. Едят.

 

Рысь: Хлеб! Сало!

 

Появляются слуги.

 

Рысь: Принесите еще дров. Только не березовых, а сосновых. Я слышал, сосну уже занесли в Красную книгу. Мы хотим экологически нечистого огня.

 

Слуги приносят дров, кладут в камин.

 

Борщ (рыгает): Рысь... ну а когда о деле поговорим?

Рысь (смотрит в огонь): О деле? О деле... Что-то мне не хочется о деле. Надо, а не хочется.

Борщ: Почему?

Рысь (наливает себе водки, подносит к губам, но неожиданно выплескивает в огонь): Почему! Потому что как вспомню, за чем ты сюда прискакал, так сердце останавливается.

Борщ: Тебе жалко коллекцию отдавать?

Рысь: Жалко. Мне вообще-то мало чего жалко. А коллекцию жалко.

Борщ: Ну... а зачем ты идешь на это?

Рысь: Не от хорошей жизни. Я не могу больше быть хранителем.

Борщ: Почему?

Рысь: Потому что мое экологически нечистое существование продлится еще не более, чем полгода.

Борщ: Что у тебя?

Рысь: Раньше это называли раком крови. Слышал про такую болезнь?

Борщ: В детстве. Ее трудно вылечить?

Рысь: Без стационара невозможно. А лечиться в тюремной клинике я не хочу. Меня там медвежьими яйцами не угостят. (Плещет водку в огонь.) Если я завтра врежу дуба, коллекцию растащат по кускам. А я дал слово Пастухову, что сохраню его коллекцию.

Борщ: Ну, ничего. Сохранят французы. У них крыша самая надежная в Европе.

Рысь (не слушая его): Все хуево, очень хуево. Круги сужаются. Тридцать два года пастуховская коллекция хранилась в России. Сейчас мы вынуждены отправить ее в Европу. Это хуево. А еще хуевей, что человек, который это должен сделать, сидит рядом со мной и спокойно ест и пьет. (Смеется.) Не знаю, Борщ! Может, я вконец отстал от современной поварской жизни и не учитываю ваши новые нравы, но... Тебе сколько лет?

Борщ: Сорок.

Рысь: Если б мне в мои сорок лет предложили переправить пастуховскую коллекцию, я бы не взялся. И в пятьдесят тем более не взялся бы.

Борщ: Ну а что... дело есть дело. Чего стрематься?

Рысь (смеется): Да ты понимаешь, что это такое — пастуховская коллекция?

Борщ: Понимаю. 62 миллиарда.

Рысь: Да. Молодых ничего не интересует, кроме цены. Бабки, бабки. Любой ценой. Теперь никто яичницу даром не поджарит. А мы, бывало, для друзей банкеты закатывали. Просто так.

Борщ: Я тоже делал банкеты просто так. На деньги братвы. Для Рябчика-В-Сметане и для Бараньей Котлеты. На день рождения.

Рысь: Слава Богу. (Встает.) Пошли. Возьми свою подружку.

 

Борщ с трудом встает, берет Ларису за ноги и тянет за собой.

 

Сцена VI

Бункер. Посередине стоят 30 металлических кофров кубической формы. Лариса спит на полу. Борщ и Рысь закуривают.

 

Рысь: 30 штук. Твой квадрат 36-80. Там тебя встретят Беф-Бульи и Беф-Брезе.

Борщ: Те самые?

Рысь: Других нет. Передашь им. Получишь 30 лимонов. И помни, Борщ Московский, эта коллекция — не только наш золотой запас, это гарантия финансовой стабильности и покоя для русских поваров. На самом деле то, что она пойдет на хранение к французам, хорошо. Сейчас в Европе их повара стоят крепче всех. Будет она там — будут у нас бабки на сырье. Будет кухня. Будут клиенты.

Борщ: Я понял.

Рысь (смотрит на часы): А если понял, прыгайте сейчас. Раздевайтесь.

 

Борщ раздевает Ларису. Раздевается сам.

 

Рысь (подходит к кофрам, трогает их): Да. Как быстро все пролетело. Была у меня в жизни одна надежда. На генную инженерию. Думал — вот что изменит человеческую природу. Ну там, хотя бы какие-нибудь крылья отрастут. Ждал, ждал. Со студенческой скамьи. И на что же эта зеленая сволочь пустила генную инженерию? На выведение помидоров долгого хранения! Ну как их после этого не ненавидеть?

Лариса (проснувшись): Ой, а это что?

Рысь: 30 водородных бомб для экошвайнов. (Раскрывает кофры, вытряхивает из них дымящиеся кубы льда, бросает кофры в угол на одежду Борща и Ларисы. Куски льда остаются в центре бункера.)

 

Появляется голый проводник.

 

Проводник: Еб твою мать! Неужели опять Борщ? (Видит Рысь.) Здорово, Рысь-На-Вертеле!

Рысь: Здорово, попрыгунчик. Давай быстро: квадрат 36-80.

Проводник (смотрит на кофры и одежду): Сделаем.

 

Кофры и одежда исчезают.

 

Лариса (зябко ежась): А почему нельзя вместе с одеждой? И сразу?

Проводник (смеется): Вот дура!

 

Борщ подводит голую Ларису к кубам льда.

 

Борщ: Прощай, Рысь-На-Вертеле. Спасибо тебе за все.

Рысь (раздраженно машет рукой): Вали, вали быстрей!

 

Борщ, Лариса, проводник и лед исчезают.

 

Рысь (стоит в пустом бункере):

 

Разнесу всю избу хуем
До последнего венца.
Ты не пой военных песен,
Не расстраивай отца.

 

Конец второго действия