Щи / Действие второе
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Сцена I
Бетонная стена, окружающая лагерь. Два жонглера, обвешанных аппаратурой, под двумя широкими металлическими зонтиками подводят Борща и Ларису к стене.
Первый жонглер: 26, 28, 30. Переходи на С.
Второй жонглер: Есть на С.
Первый жонглер: 32, 34, 36. Допуск.
Второй жонглер: Есть допуск.
Первый жонглер: Руки вверх.
Борщ поднимает руки вверх. Лариса вопросительно смотрит на него.
Борщ: Руки вверх, дура!
Лариса поднимает руки вверх.
Первый жонглер: 38, 40, 42. Форточка.
Второй жонглер: Есть форточка.
Первый жонглер: Пошли!
Лариса, Борщ и жонглеры проходят сквозь стену.
Первый жонглер (облегченно): Отбой.
Второй жонглер: Есть отбой.
Борщ достает сигареты, протягивает жонглерам. Они закуривают. Борщ вынимает пачку денег, считает.
Лариса: Так... надо же бежать!
Борщ: Расслабься, дура. Они нас уже не видят. (Дает деньги жонглерам.)
Первый жонглер (считает): Что-то маловато.
Борщ: Когда проводник прыгнет, получишь остальные.
Первый жонглер: Ты что, нам не веришь?
Борщ: Давай, не тяни резину.
Жонглеры быстро манипулируют с приборами. Появляется голый проводник.
Проводник: Еб твою мать, неужели Борщ?
Борщ: Здорово.
Проводник: Куда в этот раз?
Борщ: Куда подальше.
Проводник: Ну а все-таки?
Борщ: Ты мастер вопросы задавать.
Проводник: Ладно, молчу.
Борщ дает деньги первому жонглеру и начинает раздеваться.
Борщ (Ларисе): Раздевайся.
Проводник: А ей зачем? Она же балласт.
Борщ: Раздевайся, я сказал! А ты не лезь не в свое дело.
Борщ и Лариса раздеваются догола.
Проводник: Борщ, но мне балласт обязательно надо сбросить. У меня трехминутный прыжок с перегрузкой.
Борщ: Сбросишь, не бзди.
Неожиданно бьет жонглеров. Они падают.
Борщ (проводнику): Отправляй одежду.
Проводник: Чего-то я ни хуя не пойму.
Борщ: Тебе и не надо ничего понимать.
Проводник: Может, квадрат ты мне тоже не назовешь?
Борщ: 28-51.
Проводник и одежда исчезают. Борщ подхватывает тело одного из жонглеров, взваливает себе на спину. Появляется проводник.
Проводник: Готовы?
Борщ: Всегда.
Проводник, Лариса, Борщ с жонглером исчезают.
Сцена II
Интерьер дома, срубленного из громадных кедровых бревен. Мебель в русском купеческом стиле середины XVIII века. За столом сидит Рысь-На-Вертеле. Это грузный бородатый мужчина 65 лет. На столе стоит самовар. Рысь-На-Вертеле пьет чай. На лавках сидят его слуги-близнецы — Хлеб и Сало. Хлеб вырезает ножом ложку, Сало плетет лапоть. Посередине комнаты лежит одежда Борща и Ларисы. Появляются голые Борщ, Лариса и проводник. Сало и Хлеб бросают свою работу, выхватывают пистолеты, наводят на прибывших.
Рысь-На-Вертеле (прихлебывая чай из блюдца): Ку-ка-ре-ку. Ки-ну в ре-ку. Если не те, кого жду. (Смотрит на гостей, встает, достает из кармана кожаный кошелек, кидает проводнику.) Прощай, Харон Иванович.
Проводник: Будь здоров, Рысь-На-Вертеле. (Исчезает.)
Рысь: Ну?
Борщ: Кострец.
Рысь (смеется): Голуба, мне твое мясное слово на хуй не нужно. Мне Рассольник нужен.
Борщ: Загнули его, Рысь-На-Вертеле.
Рысь: Кто?
Борщ: Питерские. Баранья Котлета.
Рысь: И как же они его загнули?
Борщ: Прислали ему ливерной колбасы, а в нее чего-то сыпанули. Он мне перед смертью это дело откинул. Мы через форточку оторвались.
Рысь: Просто, как в сказке (смеется).
Лариса: Он правду говорит.
Борщ: Молчи, сука.
Рысь (встает, подходит к ним, разглядывает Ларису): Что это ты сразу ей рот затыкаешь? По-твоему, если у нее наколок нет, — значит, она уже права голоса не имеет? (Ларисе.) Ты кто?
Лариса: Лариса.
Рысь (смеется): А еще кто?
Борщ: Подавальщица она.
Рысь (кричит): Я ее спрашиваю! Отвечай мне, рыбка.
Лариса: Я подавальщица.
Рысь: Очень хорошо. Значит, вы вместе дернули?
Лариса: Да.
Рысь: И зачем же ты ему понадобилась?
Борщ: Рысь, я сейчас все объясню...
Рысь: Молчать! Ну отвечай, рыбка. Зачем повару в законе понадобилась в попутчицы подавальщица?
Лариса: Ну... я не знаю... наверное, потому что... у меня это...
Рысь: Что у тебя? Куча денег? Десять коров под кроватью?
Лариса: Нет. У меня это...
Рысь: Что, это?
Лариса: У меня узко.
Рысь: Что?
Лариса: У меня очень узко. Ему понравилось.
Рысь: И поэтому он тебя взял с собой?
Лариса: Да, поэтому.
Рысь (смотрит на Борща): Это правда?
Борщ: Правда.
Рысь (после паузы): А вот это уже хорошо. Это гораздо лучше. (Берет Борща за плечи.) Знаешь, мне эти мясные слова, пароли, цифровые коды и кислотные метки на хуй не нужны. Я, друг любезный, по старинке люблю людям в глаза заглядывать. Вот в эти две дырки. Если в них хорошенько заглянуть, сразу все видно, что внутри — говно или перепела с трюфелями. (Берется руками за голову Борща, смотрит ему в глаза.) Ну да... (Отходит, прищелкивает пальцами.) Хлеб! Своди их для начала в баню. Пусть смоют с себя экологически чистую лагерную пыль. А потом веди их в гардероб. Пускай нормально оденутся. Сало! Ступай на кухню, распорядись. Пусть приготовят гостевой набор. В девять вечера милости прошу в столовую.
Борщ, Лариса и слуги уходят.
Сцена III
Интерьер русской бани, стилизованный под старину: деревянные шайки, ведра и ковши, деревянное корыто с замоченными березовыми вениками, бочонок с квасом. Борщ лежит на полоке. Лариса вынимает из корыта веник.
Лариса: И что, прямо бить?
Борщ: Да. Бей. Только сильно.
Лариса начинает неловко бить его.
Борщ: Только не по голове.
Лариса: А по чему?
Борщ: Бей сначала по жопе. А потом выше.
Лариса бьет его.
Лариса: Борщ, а этот Рысь-На-Вертеле, это тот самый?
Борщ: Что значит «тот самый»?
Лариса: Ну, про которого я в газете читала?
Борщ (усмехаясь): И что же ты читала?
Лариса: Вообще-то не я читала, а отец. Нам вслух. Я читать не умею.
Борщ: Очень хорошо. И что же вычитал твой покойный папаша?
Лариса: Ну, там было написано, что Рысь-На-Вертеле — очень опасный преступник. Что он, когда еще был совсем молодым, украл из московского зоопарка рысь и зажарил ее на вертеле по старому-престарому рецепту какого-то князя. Поэтому его прозвали Рысь-На-Вертеле. И что он много раз сидел. А теперь он живет где-то в Сибири. Прямо в тайге, и создает большую опасность для экологии. А найти его никак не могут.
Борщ: И чем же он так опасен для экологии? Бей по ногам теперь...
Лариса: Он руководит гастрономическими преступниками. Совершает разные преступления. А еще... он выращивает круглых поросят.
Борщ (притворно): Ой! И что же это такое — круглые поросята?
Лариса: Ну, это когда новорожденного поросенка помещают в сферу, и он там растет месяц. И заполняет собой сферу. И становится круглым. А потом его режут и готовят в специальной круглой жаровне. И Рысь-На-Вертеле будто на этих круглых поросятах сделал кучу денег. Это правда?
Борщ: Правда.
Лариса: Значит, это он?
Борщ: Он.
Лариса: Ой, Борщ! А можно мне посмотреть на этих круглых поросят?
Борщ (слезает с полока): Знаешь, о чем я думаю?
Лариса: О поросятах?
Борщ: Не совсем. Я думаю о том, что, видно, мало тебя в лагере били.
Лариса: Почему?
Борщ (резко): Почему! Потому что знай свое место! Ты забыла, для чего я тебя вытащил из лагеря? Чтобы ты раз в сутки подставляла мне свои узкие места. Только для этого. Больше от тебя ничего не требуется. Будешь совать нос в чужие дела — вернешься в лагерь. (Наливает себе кваса, пьет.) Я вообще с тобой рискую. Взял бабу не в масти. Поварской закон это не одобряет. Хорошо, что Рысь меня понял. Ну... что я люблю узкие. А если бы нет? В общем, думай, прежде чем куда-то сунуть свой нос. (Гасит свечу.) Иди сюда. Дай руки. Обопрись здесь. Ближе ко мне. Ноги сюда. Всунь сюда пальцы. Глубже. Еще глубже. Двигайся. Небыстро.
Лариса: Вот так?
Борщ: Еще медленней. Так хорошо. Представь ослиную голову в синем круге.
Лариса: Представила.
Борщ: Теперь кончай.
Лариса: А-а-а-а!
Борщ: О-о-о, блядь!
Пауза.
Лариса: Борщ, можно спросить?
Борщ: Попробуй.
Лариса: Почему ты всегда это делаешь в темноте?
Борщ: Считай, что по антиэкологическим соображениям.
Сцена IV
Столовая в доме Рыси-На-Вертеле. Рысь сидит за столом и налаживает большой деревянный рубанок. На столе лежит что-то, накрытое большой салфеткой. Позади Рыси стоят в ливреях Хлеб и Сало. Входят Борщ и Лариса. На них сложные кожано-меховые костюмы.
Рысь (смотрит на них): Ну вот, другое дело. В таком прикиде и закусить не грех. Милости прошу.
Борщ: Рысь, может, сперва о деле?
Рысь: Ты, мил человек, не ломай мне традицию. Садись.
Борщ: И ей с нами тоже садиться? Она же без масти.
Рысь: Да начхать мне на масть. Мы не на поварской сходке. Садитесь, в ногах правды нет.
Борщ и Лариса садятся за стол.
Рысь: Значит, Борщ и... как тебя, детка?
Лариса: Лариса.
Рысь: Лариса. Вот значит, Борщ и Лариса. Моя жизнь полна неожиданностей. Она, сука, полосатая, как зебра. И когда кончится одна полоса и начнется другая, никто не знает. А поэтому живу я каждый день, как последний. Основательно. Я все стараюсь делать основательно: готовить, есть, спать, срать, убивать. И принимать гостей тоже. И не потому, что вы мне дороги, а потому, что, может быть, вы мои последние гости. Понятно?
Борщ: Понятно.
Рысь: А если понятно, давайте соответствовать. И чтобы без кислых физиономий, мрачных мыслей и глупых вопросов. (Прищелкивает пальцами.) Поехали!
Сало подносит три рюмки водки.
Рысь (поднимает рюмку): Чтобы масло не подгорало, чтобы молоко не убегало, чтобы тесто вовремя подходило...
Борщ (поднимает свою рюмку): Чтоб плита никогда не чадила, чтоб рыба не протухала...
Рысь: И чтобы мясо... (смотрит на Ларису) чтобы мясо?
Лариса: Чтобы мясо... это... (смотрит на Борща) было жирным?
Борщ: Дура.
Рысь: Чтобы мясо, детка, меж зубов не застревало.
Пьют. Лариса давится, кашляет. Рысь кивает Хлебу, тот подходит, хлопает ее по спине.
Рысь: И сразу по второй!
Сало подносит еще три рюмки с водкой.
Рысь: За чистую посуду!
Борщ: За чистую посуду!
Лариса: За чистую посуду!
Пьют. Рысь щелкает пальцами. Хлеб снимает со стола салфетку. На столе тушка замороженной семги, зажатой в деревянные тиски.
Рысь: Номер один.
Борщ: Строганина!
Лариса: Что?
Борщ: Строганина.
Рысь строгает рубанком семгу. Хлеб и Сало подставляют тарелки, поливают строганину соусом, подают Борщу и Ларисе.
Лариса (пробует): Вкусно.
Борщ (ест): И почем в этих краях семга? Бьюсь об заклад, не меньше поллимона за кило.
Рысь: Я же сказал, без глупых вопросов. (Строгает, пробует.) Скажи лучше, что ты представляешь, когда ешь строганину?
Борщ: Рыбную ловлю зимой.
Рысь: А я ветер над снегом. Колючий сибирский ветер.
Борщ: Давно не ел такой нежной семги. Просто во рту тает.
Рысь: Как весенний воздух.
Борщ: Я слышал, что ты стихи пишешь.
Рысь: Только во время еды! Белые стихи. Белые, как заливная осетрина. (Вытирает губы салфеткой.) Перемена блюд!
Хлеб и Сало убирают рыбу, рубанок и тарелки.
Лариса: А больше нельзя? Я еще хочу!
Борщ толкает ее.
Рысь: Детка, еда должна быть не только обильной, но и разнообразной.
Лариса (удивленно): Это кто сказал?
Рысь: Я.
Лариса: Ой. Да вы и правда поэт!
Рысь: Еще какой... Номер два!
Хлеб и Сало вносят поднос с тремя серебряными розетками.
Рысь: Освежить! (Поднимает рюмку с водкой.) Для непосвященных. Всякий смертный, поедающий жюльен из соловьиных языков, должен внутренне соответствовать прелести этого блюда. А именно: есть его так, как будто за спиной смерть и каждый глоток — последний. В противном случае это будет банальным поеданием мяса. Ваше здоровье, молодые люди!
Все пьют.
Лариса (берет ложечку и смотрит в розетку): Я вот это... что-то не поняла. Что вы там сказали про смерть?
Рысь: Сало, объясни.
Сало вынимает пистолет, приставляет к виску Ларисы. Лариса недоумевающе смотрит на Рысь.
Рысь: Ешь.
Лариса переводит взгляд на Борща.
Борщ: Ешь-ешь.
Лариса осторожно ест. Борщ и Рысь тоже едят.
Рысь (быстро съедает жюльен): Ну и как?
Борщ: Пиздец всему! Блядь, никогда не ел ничего подобного. Кроме соловьиных языков здесь еще белые грибы, сметана, мука, мята, шафран и немного белого перца?
Рысь: Сразу видно, молодой человек, что вы не романтик. Не сметана, а полуденные облака над березовой рощей, не мука, а песчаный плес у мелководной реки, не шафран, не перец и не мята, а букет полевых цветов в хрустальном бокале.
Борщ: Блядь, ты действительно поэт! Зачем же ты пошел в повара?
Рысь: Хороший вопрос.
Лариса доедает жюльен и осторожно кладет ложку в пустую розетку. Сало убирает пистолет.
Рысь: Ну?
Лариса: Это... вкусно.
Рысь и Борщ смеются.
Рысь: Детка, это не просто вкусно. Это охуительно. Я могу поспорить с кем угодно на любой свой внутренний или внешний орган, что тебе никогда больше не придется есть жюльен из соловьиных языков. (Щелкает пальцами.) Номер три!
Хлеб и Сало вносят три тарелки, накрытые серебряными крышками. Ставят на стол, снимают крышки.
Лариса (уже захмелевшая): Ой, что это? Яичница?
Рысь: Оленьи глаза, детка. Самое почетное блюдо у северных народностей. Блюдо, которым угощают дорогих гостей. Сначала гостей кормят оленьими глазами, потом предлагают им своих жен.
Лариса: У вас есть жена?
Рысь: Жены нет. Я, птичка, больше мужское общество уважаю. (Гладит Хлеба по заднице.)
Лариса: Значит, вы нам мужчин предложите?
Борщ: Я тебя выкину, дура!
Рысь: Мужчин могу предложить. Причем в самых разнообразных вариантах. (Солит и перчит глаза.) Освежить!
Сало подносит водку. Пьют.
Рысь (проглатывает олений глаз): М-м-м... Лучше всяких устриц.
Лариса: А зачем вы их накрывали?
Рысь: Чтоб не подсохли.
Борщ сидит неподвижно.
Рысь: Ты что, голубчик?
Борщ: Я никогда не слыхал про это блюдо.
Рысь: Тогда загадай желание.
Борщ (встает, молчит, садится): Загадал.
Рысь: Ну и славно.
Лариса: А можно и я загадаю?
Борщ: Тебе не положено.
Рысь: Я разрешаю.
Лариса (встает): Я хочу... никогда не попадать в лагерь, много денег и чтоб меня любили, а еще хочу...
Борщ: Одно желание, дура, одно!
Рысь (смеется): Садись, детка. Все сбудется. Хлеб, освежи! И сразу подавай супчик. А глазками мы будем водочку закусывать.
Пьют. Хлеб приносит суп.
Рысь: Раковый суп, милости прошу. За супчиком и поговорить не грех. (Ест.) Я тебе сначала, дорогой Борщ Московский, отвечу на твой вопрос.
Борщ: На какой, Рысь?
Рысь: Почему я стал шеф-поваром, а не поэтом. Знаешь, если бы мне задал его простой повар, а не повар в законе, я бы сначала попросил Хлеба и Сало выебать его в жопу, а потом пустил бы ему пулю в затылок.
Борщ: Зачем так круто?
Рысь: Затем, что вопрос серьезный. Да ты ешь спокойно. Для твоего статуса это вполне корректный вопрос.
Лариса (разглядывая содержимое тарелки): Разве раки в Сибири водятся?
Рысь: В Сибири все водится. Кроме экошвайнов. На их ебаных экологически чистых вертолетах они сюда не долетают. Ну да речь не об них. (Откладывает ложку.) Сегодня у меня легкая ностальгия.
Борщ: Это что, изжога?
Рысь (смеется): Почти. Самое интересное, что я действительно когда-то хотел стать поэтом. Или, вернее, уже был им. Я учился в Цюрихе на филфаке. И писал стихи. Мне было 22 года.
Лариса: Ой, когда ж это было?
Рысь: Давно. Когда еще можно было войти в кафе и заказать стейк с кровью.
Лариса: Не верится даже... Какой суп вкусный! Скажите, а этот суп...
Борщ толкает ее. Она замолкает.
Рысь (разглядывает свою ложку): Да. Действительно очень давно. Тогда еще вся эта зеленая сволочь тихо ползла к власти. Их душеспасительные речи про озоновый слой, про китов и песцов вызывали умиление. Но уже тогда они крепко сидели почти во всех парламентах. До полной зеленой победы оставалось четыре года. В Цюрихе все было очень мило. Даже слишком мило. (Декламирует.)
Стерильный город
Чистых тротуаров
И правильных людей
Кокаиновая пыль
На приборной доске мерседеса
Кожаные брюки
Моей богатой подруги
Лариса: Это стихи?
Рысь: Да, детка. Это стихи. Вот. Студентки, дискотека, библиотека. Трава. Очень мило. До того самого дня. 28 сентября 1995 года. Такой солнечный сентябрьский денек. Попил я кофе и пошел в университет. Ну и взял пакет с мусором, чтобы заодно выбросить. Захожу в наш двор. Там всегда стояли два контейнера: для мусора и для бутылок. Вдруг вижу — десять вместо двух. И на каждом написано, что туда бросать: бумагу, пластик, пищевые отходы, стекло, металл, кости птиц и животных, дерево, химикаты, текстиль и обувь. Ну я рассмеялся, бросил, как всегда, бутылки в «стекло», а пакет с мусором в первый попавшийся контейнер и пошел в университет. А вечером ко мне пришла полиция. Им настучала соседка с первого этажа. Мне вручили квитанцию на 50 франков штрафа. И сказали, что от правильной сортировки мусора зависит благополучие их страны. И что, если я в дальнейшем буду пренебрегать сортировкой, меня могут выселить. Тем более что я иностранец. Они ушли. Я стоял у окна с ебаной квитанцией в руках и смотрел во двор. На эти десять контейнеров. Вокруг них как раз суетился какой-то жилец. Он обслуживал эти контейнеры, соображал, что куда положить. И вдруг я понял что-то важное. Что человеку пиздец. Человек больше не мера всех вещей.
Борщ: Это как?
Рысь: Ну, проще говоря, мы не хозяева больше на своей планете.
Борщ: Конечно, блядь. Если за убийство курицы дают четыре года, какие, мы блядь, хозяева планеты! Мы говно, а не хозяева!
Лариса (ест раковую шейку): Интересно, а за убийство рака сколько дают?
Рысь (не слушая ее): Дня три я пытался быть законопослушным. Я честно, как все жильцы, сортировал свой мусор, копался в отбросах, делил их на десять частей. На четвертый день меня не хватило. Купил на бензоколонке канистру бензина, облил все десять контейнеров и поджег. Было очень красиво. Десять факелов. Меня оштрафовали и выселили из дома. Я переехал к одному парню. Прожил еще неделю. И как-то брел по центру и увидел пикет зеленых у мехового магазина. Они там часто стояли, но именно увидел я их только в этот день. Подошел. Они держали какой-то плакат на палке, с фотографией норки. И выкрикивали в адрес посетителей магазина: «Убийцы!» Я вырвал плакат и древком ебнул одному по голове. В общем, серьезно проломил ему череп. И сел на два года. А когда вышел, мир уже был наполовину зеленым. Но я знал, что делать. (Смотрит на Борща.) Слушай... чего это мы с тобой сидим, как лохи, и жрем, жрем. Мы же повара, ебена мать! А ну-ка! (Хватает скатерть, тянет. Все падает на пол.) Униформу!
Хлеб и Сало надевают на Рысь и Борща поварские халаты и колпаки.
Рысь: На кухню!
Борщ: А что готовим?
Рысь: Что готовим... (Поворачивается к Ларисе.) Что готовим?
Лариса (непонимающе): Что готовим?
Рысь: Что ты скажешь, то и готовим.
Лариса: Как это?
Рысь: Ну, что бы ты хотела съесть?
Лариса: Ну... (смотрит на Борща) даже не знаю.
Борщ: Ну, любимое блюдо твое какое?
Лариса: Трудно сказать... колбаса?
Рысь: Колбаса — это не блюдо. Колбаса — это просто колбаса.
Борщ: Назови, что знаешь.
Лариса: Ну, а можно такое блюдо, которое никогда не ела?
Рысь: Можно.
Лариса: Это такой зверь... я забыла, как он называется... но, говорят, очень вкусный.
Борщ: Как он выглядит?
Лариса: Он лохматый, ходит на четырех ногах.
Рысь: Таких много. Какие у него особенности?
Лариса: Он не боится мороза и у него такой длинный нос, которым он все делает, а из носа торчат большие клыки. И он живет в Сибири.
Рысь: Это либо мамонт, либо кабан. Учитывая, что с мамонтами проблема, это кабан.
Лариса: А какие проблемы с мамонтами?
Рысь: Они вымерли.
Лариса: Жаль.
Рысь: А кабаны мне надоели. Вот что, детка! Мы тебе приготовим сюрприз. Это поинтереснее кабана. Борщ, за мной на кухню!
Они выходят.
Сцена V
Каминный зал в доме Рыси. В камине горит огонь. Посередине зала на огромном блюде лежат жареный олень и жареный медведь. Медведь как бы совокупляется с оленем в анус. На ковре спит Лариса. Пьяные Рысь и Борщ сидят у огня.
Рысь (наливает Борщу водки): Еще по одной.
Борщ: Я не против.
Рысь: Ты хорошо пьешь.
Борщ: Стараемся держать марку.
Рысь: Но ешь хуево.
Борщ: Да я в жизни столько мяса не съел, как сегодня. Я встать не могу. (Показывает живот.) Смотри!
Рысь (хлопает его по животу): Это еще не предел, как говорит наш зеленый президент.
Борщ: Предел, предел! Не могу больше. Нет места.
Рысь: В камере Ростовской пересыльной тюрьмы в 2032 году тоже не было места. Потому что там находились 42 человека вместо положенных 17. А вошел повар в законе — сразу нашлось место. Представь, что этот кусок — повар в законе. (Подползает к блюду.) Так, окорок мы ели, вырезку ели, грудинку ели... Вот что мы не ели!
Борщ: Что?
Рысь: Олений хуй и медвежьи яйца.
Борщ: Это вкусно?
Рысь: Уверен. (Отрезает, кладет на тарелки.) Тебе хуй как гостю, а яйца мне. Как хозяину.
Борщ: Может, наоборот?
Рысь: Не спорь со страшим, как говорил мой прадедушка.
Борщ: Ты знал своего прадедушку?
Рысь: К сожалению, нет. У него можно было многому поучиться.
Борщ: Например?
Рысь: Например, перевозка продуктов зимой экологически нечистым способом.
Борщ: На бензиновых грузовиках?
Рысь: Тогда бензина еще не знали.
Борщ: На паровозе?
Рысь: Хуже, хуже.
Борщ: Что может быть экологически хуже?
Рысь: Лошади.
Борщ: Да. За езду на лошадках — семь лет. Издевательство над животным — экологическое преступление. Твой прадедушка коннозаводчиком был?
Рысь: Ямщиком. Гонял подводы из Архангельска в Санкт-Петербург.
Борщ: И что они возили?
Рысь: Рыбу и дичь. Неплохо зарабатывал. Имел серебряную бляху от городничего. Хотел скопить денег, купить лавку. Да околел в дороге.
Борщ: Когда?
Рысь: В феврале 1886 года. Страшные морозы стояли. В буран попали перед самым Петербургом, верст девять не дотянули. Весь ямщицкий поезд и замерз. Семь людей и семь лошадей. Говорят, когда их нашли и стали грузить, мой прадедушка звенел, как церковный колокол.
Борщ: Да, история... Ну что, тогда за прадедушку?
Рысь: За прадедушку.
Пьют. Едят.
Рысь: Хлеб! Сало!
Появляются слуги.
Рысь: Принесите еще дров. Только не березовых, а сосновых. Я слышал, сосну уже занесли в Красную книгу. Мы хотим экологически нечистого огня.
Слуги приносят дров, кладут в камин.
Борщ (рыгает): Рысь... ну а когда о деле поговорим?
Рысь (смотрит в огонь): О деле? О деле... Что-то мне не хочется о деле. Надо, а не хочется.
Борщ: Почему?
Рысь (наливает себе водки, подносит к губам, но неожиданно выплескивает в огонь): Почему! Потому что как вспомню, за чем ты сюда прискакал, так сердце останавливается.
Борщ: Тебе жалко коллекцию отдавать?
Рысь: Жалко. Мне вообще-то мало чего жалко. А коллекцию жалко.
Борщ: Ну... а зачем ты идешь на это?
Рысь: Не от хорошей жизни. Я не могу больше быть хранителем.
Борщ: Почему?
Рысь: Потому что мое экологически нечистое существование продлится еще не более, чем полгода.
Борщ: Что у тебя?
Рысь: Раньше это называли раком крови. Слышал про такую болезнь?
Борщ: В детстве. Ее трудно вылечить?
Рысь: Без стационара невозможно. А лечиться в тюремной клинике я не хочу. Меня там медвежьими яйцами не угостят. (Плещет водку в огонь.) Если я завтра врежу дуба, коллекцию растащат по кускам. А я дал слово Пастухову, что сохраню его коллекцию.
Борщ: Ну, ничего. Сохранят французы. У них крыша самая надежная в Европе.
Рысь (не слушая его): Все хуево, очень хуево. Круги сужаются. Тридцать два года пастуховская коллекция хранилась в России. Сейчас мы вынуждены отправить ее в Европу. Это хуево. А еще хуевей, что человек, который это должен сделать, сидит рядом со мной и спокойно ест и пьет. (Смеется.) Не знаю, Борщ! Может, я вконец отстал от современной поварской жизни и не учитываю ваши новые нравы, но... Тебе сколько лет?
Борщ: Сорок.
Рысь: Если б мне в мои сорок лет предложили переправить пастуховскую коллекцию, я бы не взялся. И в пятьдесят тем более не взялся бы.
Борщ: Ну а что... дело есть дело. Чего стрематься?
Рысь (смеется): Да ты понимаешь, что это такое — пастуховская коллекция?
Борщ: Понимаю. 62 миллиарда.
Рысь: Да. Молодых ничего не интересует, кроме цены. Бабки, бабки. Любой ценой. Теперь никто яичницу даром не поджарит. А мы, бывало, для друзей банкеты закатывали. Просто так.
Борщ: Я тоже делал банкеты просто так. На деньги братвы. Для Рябчика-В-Сметане и для Бараньей Котлеты. На день рождения.
Рысь: Слава Богу. (Встает.) Пошли. Возьми свою подружку.
Борщ с трудом встает, берет Ларису за ноги и тянет за собой.
Сцена VI
Бункер. Посередине стоят 30 металлических кофров кубической формы. Лариса спит на полу. Борщ и Рысь закуривают.
Рысь: 30 штук. Твой квадрат 36-80. Там тебя встретят Беф-Бульи и Беф-Брезе.
Борщ: Те самые?
Рысь: Других нет. Передашь им. Получишь 30 лимонов. И помни, Борщ Московский, эта коллекция — не только наш золотой запас, это гарантия финансовой стабильности и покоя для русских поваров. На самом деле то, что она пойдет на хранение к французам, хорошо. Сейчас в Европе их повара стоят крепче всех. Будет она там — будут у нас бабки на сырье. Будет кухня. Будут клиенты.
Борщ: Я понял.
Рысь (смотрит на часы): А если понял, прыгайте сейчас. Раздевайтесь.
Борщ раздевает Ларису. Раздевается сам.
Рысь (подходит к кофрам, трогает их): Да. Как быстро все пролетело. Была у меня в жизни одна надежда. На генную инженерию. Думал — вот что изменит человеческую природу. Ну там, хотя бы какие-нибудь крылья отрастут. Ждал, ждал. Со студенческой скамьи. И на что же эта зеленая сволочь пустила генную инженерию? На выведение помидоров долгого хранения! Ну как их после этого не ненавидеть?
Лариса (проснувшись): Ой, а это что?
Рысь: 30 водородных бомб для экошвайнов. (Раскрывает кофры, вытряхивает из них дымящиеся кубы льда, бросает кофры в угол на одежду Борща и Ларисы. Куски льда остаются в центре бункера.)
Появляется голый проводник.
Проводник: Еб твою мать! Неужели опять Борщ? (Видит Рысь.) Здорово, Рысь-На-Вертеле!
Рысь: Здорово, попрыгунчик. Давай быстро: квадрат 36-80.
Проводник (смотрит на кофры и одежду): Сделаем.
Кофры и одежда исчезают.
Лариса (зябко ежась): А почему нельзя вместе с одеждой? И сразу?
Проводник (смеется): Вот дура!
Борщ подводит голую Ларису к кубам льда.
Борщ: Прощай, Рысь-На-Вертеле. Спасибо тебе за все.
Рысь (раздраженно машет рукой): Вали, вали быстрей!
Борщ, Лариса, проводник и лед исчезают.
Рысь (стоит в пустом бункере):
Разнесу всю избу хуем
До последнего венца.
Ты не пой военных песен,
Не расстраивай отца.
Конец второго действия