Роман / Часть вторая / VIII

VIII

В три часа наступившего дня хромой звонарь Вавила, маячивший в проеме звонницы и бесконечно долго смотревший из-под руки в сторону дома Воспенниковых, вдруг свесил чубатую голову вниз и крикнул хриплым надрывным голосом:

— Едуууут!

И тут же привычно потянул засаленную веревку, подведенную к языку старого колокола. Гулкие раскаты поплыли с колокольни и повисли в жарком воздухе над пестрой толпой, окружившей церковь.

— Едут, едут! — прошелестело по толпе, и все повернулись к дороге. Мужики в картузах, праздничных жилетках с расшитыми поддевками, парни в кумачовых, розовых и фиолетовых рубахах, бабы и девки в цветастых сарафанах, ребятишки — все в возбуждении смотрели на пыльную дорогу, поднимающуюся от изб в гору и теряющуюся в зелени.

Вот из этой зелени в клубах пыли вылетела коляска, запряженная тройкой, а за ней — другая, третья. Оживленный гул прошел по толпе, она стала заранее расступаться.

К буханью колокола и гомону крутояровцев стал примешиваться звук дребезжащих бубенцов приближающегося свадебного поезда. Становясь все более отчетливым, он словно успокаивал толпу, и она, постепенно стихнув, ждала, замерев. Наконец три тройки вылетели из-за поворота и стали подъезжать к церкви.

Колокол забухал чаще, народ попятился, освобождая проход к храму, в распахнутых настежь дверях которого стоял дьякон в серебристом стихаре. Завидя приближающийся поезд, он попятился и скрылся в церкви, спеша дать знак отцу Агафону.

Три тройки между тем, шумно подкатив, остановились.

В первой находились невеста с женихом и Петр Игнатьевич Красновский, избранный на роль шафера. Во второй разместились Антон Петрович с Лидией Константиновной и Адам Ильич с попадьей. На третьей тройке, впряженной в весьма просторную, хоть и не очень новую коляску, приехали Надежда Георгиевна, Рукавитинов и еще четверо родственников батюшки и попадьи — Илья Спиридонович, Валентин Ефграфыч, Иван Иванович и Амалия Феоктистовна.

Едва Аким, правящий первой тройкой, натянул вожжи, как Петр Игнатьевич, облаченный в темно-синий костюм с белой гвоздикой в петлице, грузно спрыгнул на пыльную землю и протянул обе свои пухлые руки, дабы принять руку невесты.

Сидящая рядом с Романом Татьяна протянула руку и встала с такой осторожностью и робостью, что у Романа защемило сердце.

«Господи, помоги нам!» — взмолился он, видя ее смятение и скованность и начиная ощущать эти же чувства в себе самом.

Она же, опираясь на руку Красновского и чувствуя на себе сотни взглядов, сошла по ступенькам коляски так, словно они были стеклянные и могли расколоться под ее белыми туфельками.

«Господи, Господи, дай силы!» — повторял про себя Роман, вставая с сиденья и пугаясь каждому своему движению.

Ступеньки, земля, Татьяна и Красновский, стоящие на этой земле, — все показалось ему далеким и ускользающим. Крепко взявшись за край коляски, он медленно сошел на землю и впервые за всю жизнь ощутил ее непрочность. Все смотрели на него. Белый фрак был ему немного велик, белоснежный воротничок сжимал шею, ноги в новых длинноносых туфлях казались не своими.

«Господи, что со мной?» — мучительно подумал он, скользнув глазами по замершей толпе и успев заметить в ней высокую фигуру Дуролома, подмигивающего ему и скалящего зубы. Сзади подошли.

Кто-то шепнул ему что-то, он не понял, но покорно двинулся к дверям церкви, стараясь аккуратно ступать по ненадежной земле. Когда вошли внутрь, прохлада храма немного успокоила Романа, он поднял взгляд со своих остроносых туфель и впереди, перед собой увидел покрытый зеленым сукном аналой, дьяка и отца Агафона в расшитой золотом ризе, в фиолетовой камилавке с двумя витыми незажженными свечами в руке.

И чернобородый, с худощавым беспокойным лицом, дьякон, и седой, светящийся нежностью отец Агафон смотрели на Романа, по-видимому ожидая что-то от него. Это ожидание возбудило в нем новый приступ беспокойства и страха, тем более что сзади слышался гулкий шорох входящей в церковь толпы.

«Неужели началось? Мне что-то нужно сделать, они смотрят на меня... Татьяна!» — мелькнуло у него в сознании, и он, поразившись тому, что вспомнил о ней только теперь, быстро повернулся налево.

Она, оказывается, стояла совсем близко, сосредоточенно глядя перед собой, покорно опустив руки в белых перчатках и так непривычно сжав свои нежные губы. Белое шелковое платье, безжалостно подчеркивавшее стройность ее фигуры, померанцевый венок с вуалью, нитка жемчуга на шее — все казалось Роману чужеродным, ярким, все делало ее чужой и незнакомой.

Он похолодел, не в силах совладать с собой. Отец Агафон тем временем что-то сказал Роману своим певучим мягким голосом. Роман не понял и снова посмотрел на Татьяну. Она явно почувствовала его взгляд, но не повернулась, а лишь вздрогнула и, разлепив губы, еле слышно вдохнула прохладный церковный воздух.

— Возьми за правую руку и веди, — раздался горячий шепот Красновского, и Роман, послушно найдя правую руку Татьяны, сжал ее в своих похолодевших пальцах, шагнул вперед, не понимая, что он делает и зачем.

В последний миг он испугался, что она не пойдет с ним, — так ярко-красиво и отчужденно стояла она в своем шелковом платье, — но платье двинулось, зашелестело. Татьяна пошла рядом, негромко стуча каблучками по старому каменному полу.

Отец Агафон подождал, пока они подошли к аналою, потом зажег обе свечи и, приблизившись к новоневестным, держа обе свечи в левой руке, правой благословил жениха и невесту, дважды повторив:

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Роман попытался найти в его певучем голосе опору в противовес своему смятению, но голос был чужой. Батюшка подал им свечи и, взяв кадило, пошел с ним вкруг аналоя, кадя во все стороны.

«Теперь и навсегда, — мелькнуло в голове Романа. — Навсегда. И это бесповоротно».

Сердце его сжалось, и дрожь прошла по членам, отчего пламя свечи заколебалось.

«Неужели все, что происходит, происходит по моему желанию, по моей воле?» — думал он, глядя на неподвижно стоящего дьяка, начавшего медленно приподнимать на двух пальцах свисающий с плеча орарь.

«Неужели всю жизнь я мечтал об этом и готовился к этому? Но почему такой ужас во всем? Но ведь это необходимо... и я люблю ее. Господи, как все страшно!»

Дьяк шагнул вперед и, держа на руке орарь, проговорил нараспев сильным голосом:

— Бла-го-сло-ви, вла-дыко!

— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков, — смиренно ответил батюшка, и началась ектенья.

Запел хор деревенских девушек, поддерживая и перекликаясь с громким мужественным голосом дьяка.

— О еже ниспослаатися им любве совершенней, мииирней и пооомощи. Господу помооолимся! — выговаривал дьяк, и хор подхватывал и молился Богу тонкими девичьими голосами, прося милости.

Роман вслушивался в слова, и они пугали его, укрепляя в беспокойстве и смятении.

«О помощи! Они молятся о помощи, — думал он, стараясь ровно держать свечку, — значит, они все знают и догадываются, как мне плохо. Но ведь это читается всем, всем! Значит, всем плохо?! Всем, миллионам стоящих у аналоя, всем так же плохо, как и мне теперь?! Господи, но почему?»

Для ответа на этот вопрос он поднял глаза на висящий справа у алтаря лик Спасителя и встретился с его взглядом. Карие глаза Иисуса были отрешены. Роман прочел в них полное равнодушие к происходящему.

А батюшка, стоя у аналоя, уже читал требник, прося Бога благословить Романа и Татьяну, как благословил Он Исаака и Ревекку. Роман слушал, изо всех сил стараясь проникнуться тем, знакомым с детства, трепетом и благоговением к старославянской церковной речи, но то, что раньше успокаивало и давало силы, теперь только пугало.

— Яко милостивый и человеколюбец Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков! — певуче прочел батюшка, и невидимый хор нежно откликнулся:

— Амииинь!

В этом нежном выдохе невидимых и, вероятно, невинных еще девушек Роман ощутил вдруг беспомощность и такое же непонимание свершающегося.

«Они поют, не понимая, что поют и зачем. Но почему тогда выходит так нежно, так невинно? Или, может, они знают все? Нет, нет! Они не знают, как не знаю я, как не знают все эти люди, творящие этот обряд. Они делают это, потому что так принято, потому что так делали сто, триста, пятьсот лет назад, потому что им заповедано петь так их прадедами, и вот теперь они поют там, за алтарем, и батюшка читает, и дьяк стоит в этом странном облачении. Но мне не легче от их непонимания и невинности! Боже, почему мне так тяжело? А ей тоже тяжело?»

Он взглянул на Татьяну и замер, потрясенный: выражение лица ее было таким же, как тогда, во время пасхальной заутрени, глаза, губы, заалевшие щеки — все было пронизано единым светом благости; профиль, шея, грудь — все дышало одним порывом.

Не обращая внимания на обряд, Роман смотрел на нее, не в силах оторваться. Она же, как и тогда, была так захвачена происходящим, что не замечала его взгляда и продолжала сиять, лучиться чудесным светом. И вдруг Роман понял, что это за свет.

Это был свет надежды.

В нем, в этом свете, не было ни восторга, ни опьянения, ни экстаза, а лишь надежда, та самая простая надежда, что наполняет смыслом бессмысленное по всем внешним признакам человеческое существование и освещает весь обстоящий человека мир.

«Надеяться, надеяться, что все происходящее правильно, что все на благо, — вот что остается нам! Ни суровая безоговорочная вера, ни слепая страстная любовь не в состоянии потрясти так, как эта тихая светлая надежда. Боже, как это естественно для нас — слабых, не понимающих ничего, боящихся всего! Надеяться, надеяться, что все сбудется, что жестокий мир не раздавит нас, — вот что естественно, что так органично. Коль была бы в нас вера, хотя бы с горчичное зерно, — мир бы подчинился нам. Но в нас нет веры, мы боимся всего, даже самих себя. Вера дается подвижникам, титанам духа, только духовным подвигом можно завоевать ее. А надежда живет со всеми, во всех, с самого детства... И эти девушки, поющие за алтарем, и отец Агафон, и Татьяна, и люди за моей спиной — все надеются, что все, что свершается теперь, — свершается на благо, что все будет хорошо. И этот свет надежды — тихий, неяркий свет — помогает всем нам, слабым, неуверенным, изгнанным за свое неверие в мир произвола...»

А между тем уж шел обряд обручения.

— Обручается раб Божий Роман рабе Божией Татьяне, — услышал Роман обращенные к нему слова батюшки и протянул руку.

Тонкое колечко Татьяны в белой, слегка дрожащей руке отца Агафона казалось хрупким и ненастоящим. Священник надел его Роману на первый сустав пальца и, повернувшись к Татьяне, произнес:

— Обручается раба Божия Татьяна рабу Божию Роману.

И кольцо Романа свободно скользнуло по тонкому пальцу Татьяны. Роман подумал, что отец Агафон просто перепутал кольца, и, держа перед собой палец с кольцом Татьяны, вопросительно посмотрел на священника.

Но тот вдруг забрал у них кольца и, перекрестив их этими кольцами, опять отдал, и опять неправильно: Роману узкое, Татьяне широкое.

Роман взглянул в глаза отцу Агафону, но тот ответил добрым и смиренным взглядом и произнес:

— Наденьте.

«Но как я могу надеть ее кольцо?» — с удивлением подумал Роман, оборачиваясь к Татьяне.

Она тоже посмотрела на него, но в ее спокойном, излучающем благодать взгляде он не нашел подтверждения своему недоумению. Держа свечку в левой руке, правую с кольцом она протянула к нему, и он почувствовал, что она надевает ему кольцо на безымянный палец.

Инстинктивно он помог ей и тут же понял все, устыдившись своей глупости.

«Господи, я же должен надеть ей!»

И покраснев, он стал спешно надевать ей кольцо похолодевшими, неслушающимися пальцами.

Она же ждала, пока кольцо сядет ей на палец, держа руку с такой покорностью и надеждой, что у Романа перехватило дыхание и слезы выступили на глазах.

— ...Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину на наследие Твое и обетование Твое, на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде и роде, избранная Твоя: призри на раба Твоего Романа и на рабу Твою Татьяну и утверди обручение их в вере, и единомыслии, и истине, и любви... — читал отец Агафон, золотясь и расплываясь в наполнившихся слезами глазах Романа. Старческий и певучий голос его звучал как-то особенно нежно и смиренно, и в просьбах, обращенных к запредельному Богу, чувствовалась все та же тихая лучезарность надежды...

После обряда обручения отец Агафон расстелил на церковном полу пред аналоем кусок красного бархата, подождал, пока хор девушек запел псалом, и указал обрученным на бархат. Роман и Татьяна ступили на мягкую ткань, и Роман ощутил вдруг в душе нечто большее, чем просто надежду.

Стоя перед ними, отец Агафон спросил его, желает ли он вступить в брак с Татьяной. Теперь в голосе батюшки помимо смирения чувствовалась сила и уверенность, а знакомое добродушное лицо приняло торжественное выражение.

— Да, — ответил Роман, заражаясь от священника силой и торжественностью, и повторил, словно убеждаясь в этих новых чувствах, наполнивших его: — Да.

Отец Агафон обратился с тем же вопросом к Татьяне, и Роман повернул голову, чтобы видеть, как она будет отвечать, и снова поразился выражению ее чудесного лица. Оно все так же дивно светилось надеждой, но в то же время в нем появилось что-то новое, неожиданное, чего Роман не мог понять, но что мог почувствовать.

С замиранием смотрел он, как это новое покрывает черты ее, когда отец Агафон обратился к ней.

Роману казалось, что она слушает священника своим обновляющимся с каждой секундой лицом, словно впитывая простые слова глазами, щеками, губами, тонкими выгнувшимися бровями, и слова эти оставляют на глазах, щеках, губах неизгладимые следы.

И когда Татьянины губы, разойдясь, произнесли «да», лицо ее преобразилось полностью. Началась молитва, запели девушки за алтарем, а Роман все никак не мог отвести глаз от Татьяны.

— ...Сего ради оставит человек отца и матерь и прилепится к жене, будет два в плоть едину... — читал нараспев священник, и древние слова эти, слышанные и читаемые Романом еще в детстве, теперь входили в него, как впервые услышанные, и потрясали его...

Отец Агафон надел на обрученных венцы, и руки Красновского и Антона Петровича тут же взяли венцы и, подняв их, держали над головами венчаемых.

И, чувствуя над своей головой венец, Роман всем существом своим вдруг понял, что происходит и зачем люди творят этот сложный прекрасный обряд.

«Они же просто верят, что все будет хорошо!» — подумал он и, поразившись простоте и силе этой мысли, слегка повернувшись, посмотрел через свое плечо на стоящих сзади, стремясь сейчас же найти подтверждение открывшемуся. Заметив его взгляд, они все смотрели на него, и под звуки читаемого дьяконом апостольского послания Роман увидел в глазах этих разных по уму и по положению в обществе людей то общее, что объединяло их. И этим общим была вера.

Они верили! Верили, что «будет два в плоть едину», что «тайна сия велика есть», верили, что сбудутся все просьбы и чаяния, все надежды и попечения, произнесенные батюшкой и дьяконом и пропетые хором девушек.

«Господи, как все просто! Как просто и хорошо!» — пронеслось в сознании Романа, и он повернулся лицом к аналою, укрепленный и несказанно обрадованный. «Верить. Верить, как эти похожие сознанием своим на детей люди, верить, как этот добрейший и невиннейший священник, верить, как Татьяна. Да и как же не верить? Нет, не одной надеждой живы мы, не одной робкой надеждой. Вера! Это она построила этот храм, создала традицию, помогла написать эти книги. Это она привела сюда этот народ, это она живет в сердце каждого стоящего здесь. Это она живет во мне, и благодаря ей я верю в Бога, в Татьяну, в добро, в этих людей».

Отец Агафон взял с аналоя серебряную чашу с церковным красным вином и, подойдя со словами благословения, передал ее Татьяне.

Она пригубила, вернула чашу батюшке и посмотрела на Романа.

Роман не успел ответить ей взглядом, как чаша оказалась в его руках. Вино было, как всегда, сладким и, как всегда, напомнившим о крови убитого Христа. Но теперь это знакомое воспоминание наполнило Романа не болью и содроганием, а радостью и силой. И эта радость и сила, множась и укрепляясь в душе Романа с каждым новым этапом обряда, словно поднимали его вместе с Татьяной над всем бренным, земным, заставляя испытывать то, что он не испытывал прежде никогда. Он посмотрел на Татьяну. Она тут же ответила ему взглядом, полным той же самой радости и силы.

В этот момент мягкие, по-стариковски прохладные руки отца Агафона коснулись рук венчаемых и, слабо сжав их, потянули за собой. Двинувшись вслед за священником, Роман почувствовал легкость и, улыбнувшись, снова взглянул на Татьяну.

Она тоже улыбалась, обходя аналой и отдавши руку; венец, поддерживаемый Красновским, плыл над ее головой, дрожа и покачиваясь.

После того как они дважды обошли вкруг аналоя, отец Агафон снял с их голов венцы и стал читать последнюю молитву. Роман не разбирал слов молитвы, но всем сердцем понимал, о чем она. Свеча в его руке горела ровно, он чувствовал тепло от пламени на своем лице.

Молитва кончилась.

Отец Агафон встал против них и, сложив руки на животе, произнес:

— Поздравляю вас. Отныне вы муж и жена.

И эти слова прозвучали для Романа как гром.

«Муж и жена!» — сверкнуло в нем, и только теперь он понял, что случилось в его жизни сегодня. Повернувшись к Татьяне, он посмотрел в ее обновленное, ослепительное молодое лицо и замер в благоговейном трепете: перед ним стояла его жена.

«Это моя жена. Боже! И это не сон. Вот стоят люди, вот батюшка, вот церковь моего детства. И здесь теперь — она. Новая, прекрасная и невероятная она...»

Татьяна смотрела, не мигая, ему в глаза. Лицо ее сияло той особой радостью, которая посещает девушку только раз в жизни.

Стоя так, они, казалось, забыли, что в церкви присутствуют люди. Отец Агафон приблизился к ним и сказал не церковным, простым голосом:

— Поцелуйтесь, милые.

Но они, не слыша ничего, по-прежнему неотрывно смотрели в глаза друг другу. Радостное замешательство передалось всем, толпа зашевелилась, послышались приглушенные голоса. Отец Агафон переглянулся с дьяконом и, улыбнувшись, произнес громче, по-церковному:

— Поздравьте целованием жену, а вы поздравьте мужа.

Но и это не было услышано. Молодые стояли, замерев. Казалось, что лица их светятся в сумеречном воздухе храма.

Голоса и шевеление толпы стали громче, дьякон улыбался, Антон Петрович вопросительно смотрел на батюшку, из-за спины Романа отец Агафон невинно развел белыми, выглядывающими из-под ризы руками.

Между родными и друзьями новобрачных начались спешные переговоры вполголоса, послышались советы и взволнованный тетушкин шепот, убеждающий Антона Петровича «ни в коем случае не толкать». Шум толпы нарастал, отец Агафон, косясь на застывших новобрачных, успокаивающе поднял ладони, какая-то баба стала вслух хвалить невесту за «лепоту личика», бородатые мужики что-то бормотали, одобрительно кивая головами, кто-то уже стал пятиться к выходу, как вдруг:

— Бо-го-ро-дица, де-ва, ра-аа-аа-дуйсяааааа! — Эхо разнеслось по небольшому пространству храма, подобно грому. Все замерли.

Дьякон и отец Агафон побледнели, остолбенев от чудовищного баса.

Некоторые бабы в толпе испуганно присели, мужики застыли, открыв рты, где-то сзади заплакали двое ребятишек, и матери, испуганно крестясь, потащили их к выходу. Оторопь нашла на родных и друзей новобрачных: тетушка замерла, приложив руку к сердцу, Красновская стояла с побледневшим лицом и округлившимися глазами, Куницын и Рукавитинов немо смотрели друг на друга, Красновский дернулся всем шестипудовым телом, и голова его ушла в плечи.

Один Антон Петрович совершенно не испугался, а лишь вздрогнул и, обернувшись, посмотрел назад. А там, справа, у большой иконы Богородицы стоял Парамоша Дуролом.

Дюжина свечей у иконы потухла, лампадка раскачивалась. Дуролом медленно перекрестился.

На новобрачных страшный голос Дуролома совершенно не подействовал. Не вздрогнув ни единым мускулом, они по-прежнему смотрели друг на друга.

Но вдруг Роман стал медленно приближать свое лицо к лицу жены.

Все снова замерли.

Татьяна тоже потянулась к нему. Их губы встретились.

Роман целовал ее так, словно первый раз коснулся женских губ. Прикосновение это было чудесным, совсем близко были ее зеленые глаза, черные ресницы дрожали, губы дрожали, передавая дрожь губам Романа...

И когда их лица разошлись, в сердце Романа ожило то, что он ждал многие годы. Чувство это он вряд ли мог выразить одним словом, человеческий язык не знал его, но язык сердца прекрасно знал.

Роман взял Татьяну за руку и посмотрел на батюшку. Тот кивнул им, блаженно улыбаясь.

Они повернулись и двинулись к выходу.

Шумно расступаясь, толпа пропустила их, и после церковной прохлады и полумрака они оказались в шумном, залитом солнцем мире.

Деревенские ребятишки, не допущенные в церковь, обступали их, две оборванные старушки, кланяясь до земли и желая счастья, протягивали руки за милостыней.

— Дорогу, дорогу новобрачным! — торжественно потребовал Красновский и, на ходу одарив старух медяками, махнул на ребятишек.

Молодые прошли к коляске, толпа двигалась из церкви за ними. Вавила, взобравшись на колокольню, зазвонил в колокол. Роман подал руку, Татьяна взялась за нее и, придержав длинное шелестящее платье, поднялась в коляску. Опустившись на сиденье, она тут же посмотрела на Романа, словно убеждаясь, что он рядом и за эти мгновенья с ним ничего не случилось.

Он поднялся по ступенькам коляски и сел рядом с ней.

Сейчас же следом влез, нещадно колыша коляску, Красновский и, плюхнувшись напротив новобрачных, выдохнул:

— Ух! Славно...

Аким, уже проворно взгромоздившийся на козлы, смотрел на молодых, сияя белыми зубами и оглаживая густую бороду.

Гости шумно рассаживались по коляскам, окруженным крестьянскою толпой. Отец Агафон с дьяконом стояли на пороге храма, щурясь на солнце и блестя облачением.

Антон Петрович привстал в коляске и громко обратился к народу:

— Православные! Соотечественники! Сегодня праздник для всех! Празднуем всем миром, без всяких пределов! Всех прошу к нам, всех, без исключения. Пир горой! Ура!

— Ураааа! — закричали крутояровцы.

— Батюшка, дьякон! — крикнул Антон Петрович. — Без вас не начнем! Поспешайте!

Толпа шумела, отец Агафон улыбался и, крестя толпу, кивал головой. Антон Петрович повернулся в коляске к новобрачными:

— Аким! Аллюр два креста! С Богом! Марш, марш!

— Огого!!! — закричал Аким, с размаху вытягивая лошадей кнутом.

Широкогрудый вороной жеребец, запряженный коренным, вздрогнул всем своим лоснящимся на солнце телом и, грозно всхрапывая, рванул коляску с места; две серые в яблоках пристяжные, присев и склонив набок красивые головы, рванули вместе с ним. Коляска понеслась, звеня бубенчиками расписной дуги, увитой фиолетовой лентой.

Вслед за коляской с новобрачными тронулся весь свадебный поезд.

— Ну, слава Богу, слава Богу! — радостно перекрестился Красновский, придерживая шляпу. — Как я волновался, милые мои! Я на своей свадьбе так не волновался, как теперь в церкви!

— Все позади! — ответил Роман сквозь шум несущейся коляски и, улыбнувшись, посмотрел на жену. Татьяна просто и легко улыбнулась и подняла руку с обручальным кольцом.

— Слава Богу! Слава Богу! — качал головой Красновский. — Теперь, как наши предки говорили, и погулять не грех! Но как я волновался, когда венец держал! Милые мои! Вообразите, Татьяна Александровна, держу, а сам думаю — а как уроню, что тогда? Ну да выдержал! Аким, гони, гони, родимый!

Коляска неслась по дороге к дому Воспенниковых.

«Вот я и женился!» — подумал Роман и сжал руку Татьяны.

— Вот я и вышла замуж! — шепнула она ему на ухо.

Он посмотрел в родные, полные радостного умиротворения глаза и прижал ее пальцы к своим губам.

А впереди уже показались липы, дорога пошла круто в гору, знакомые кусты и холмики мелькали вокруг.

Подхлестываемые Акимом, лошади легко преодолели подъем, пронеслись мимо лип и уже готовы были на всем скаку врезаться в дом, как смуглые руки кучера беспощадно натянули вожжи:

— Прррр! Стоять!!!

Храпя и тряся разгоряченными головами, тройка остановилась, и вслед за ней стали подъезжать и останавливаться остальные тройки. Красновский первым сошел на землю, а новобрачные, встав с сиденья и держась за руки, смотрели на дом и на преобразившийся вокруг него ландшафт. Окна и двери дома были гостеприимно распахнуты, все в нем дышало ожиданием торжества. Оконные переплеты были сняты с террасы и на ней, непривычно открытой, словно на театральной сцене, стоял большой белый, утопающий в цветах и хрустале стол. Прямо перед террасой на зеленой траве луга стояли, сдвинутые в два ряда, штук двадцать крестьянских столов, сплошь уставленных бутылками с водкой, вином и закусками.

Более десяти по-праздничному одетых крестьянок, минуту назад подобно рабочим пчелам сновавших в доме и у столов, теперь полукольцом стояли у крыльца, держа что-то. Роман смотрел на все это, и знакомое чувство гордости за этот простодушный, спорый на работу и на праздники народ наполнило его.

И, как уже случалось в подобные мгновения, он со всей остротою почувствовал себя русским, роднясь в душе и с этими девушками, и с друзьями, и с родными, и с той толпой простых крестьян, которых ожидали эти сдвинутые столы.

«Русские! Как хорошо, что все — русские, — восторженно думал Роман, сходя на землю и подавая руку жене. — Я русский и она русская. И девушки, и Дуролом. И эта трава, и этот дом, и небо... Все, все русское!»

И по русской траве, в сопровождении родных и друзей, они пошли к крыльцу. Девушки тоже двинулись навстречу новобрачным и встретили их у крыльца. Все двенадцать девушек были в ярких праздничных сарафанах, одна из них держала на расшитом рушнике пшеничный каравай с маленькой деревянной солонкой в центре. С поклоном она передала каравай Роману, и сразу же девушки запели звонкими голосами величальную.

Несмотря на большой размер, каравай оказался легким.

Роман поцеловал его золотистую поверхность, еще хранящую теплоту печи, и передал Красновскому.

Продолжая петь, девушки расступились и образовали коридор, подняв руки с цветами хмеля.

Роман взял Татьяну за руку и повел в этот поющий коридор. Девушки стали осыпать новобрачных цветами.

Песня, цветы с дурманящим запахом, сарафаны, Татьянина рука — все было прекрасно, от всего веяло светлым духом русского праздника, все было родным.

«Господи, как славно! Слава Тебе, Господи!» — молился про себя Роман, поднимаясь по ступеням крыльца.

— На террасу, друзья мои, сразу к столу! — подсказал им сзади Красновский, но Роман, оказавшись в прихожей, повернул к жене и, взяв ее за руки, сказал:

— Пойдем... я должен сказать тебе.

И быстрым движением увлек ее за собой наверх по лестнице.

— Ромушка... — забормотал Красновский. — Как же?

Но старая лестница только громко скрипела под ногами новобрачных.

— Успокойтесь, друг мой, — тетушка взяла растерявшегося шафера под руку. — Les marriages se font dans les cieux. Пойдемте, они к нам выйдут.

И повела Красновского на террасу. Остальные последовали за ними. Роман провел Татьяну к себе в комнату и, опустившись перед ней на колени, стал целовать ее руки.

— Люблю, люблю тебя... — шептал он.

Она же, глядя на него сверху, произнесла тихо и радостно:

— Я жива тобой.

Он замер, встал и, сжав ее руку, произнес так, словно боясь, что она уйдет:

— Подожди, подожди...

И тут же бросился к конторке, выдвинул ящик и достал маленькую сандаловую шкатулку. Шкатулка была заперта, хоть в ней и не было замочной скважины.

— Это шкатулка моей покойной матери, — сказал он. — Смотри...

Его палец нажал на треугольник резного узора, и с мелодичным перезвоном крышка шкатулки откинулась. Внутри был футляр красного бархата, занимавший почти все пространство шкатулки. Под футляром, на дне, что-то белело.

Роман достал футляр и протянул шкатулку Татьяне:

— Возьми. Это письмо тебе.

На дне шкатулки лежал конверт.

— Мне? — робко спросила Татьяна.

— Да. В нем все написано.

Татьяна вынула конверт, перевернула и прочла надпись на нем:

«Супруге Романа Алексеевича Воспенникова»

Конверт был запечатан.

— Вскрой, — сказал Роман. — Это писала моя мама перед смертью.

— Когда она умерла?

— Давно. Мне было тогда восемь лет.

Татьяна распечатала конверт, вынула сложенный пополам листок голубой бумаги и, волнуясь, прочла вслух:

«Прости меня, милое дитя, за то, что обращаюсь к тебе, не зная твоего имени, хотя верю всем сердцем любящей матери, что оно прекрасно. Один Бог знает, как хочется мне видеть вас и радоваться вашему счастью, но тяжелый недуг не оставляет надежд, — скоро, милое дитя мое, я предстану перед Господом и буду молиться за вас в мире ином. Знай, дорогая моя, что я люблю тебя всей душой, как родную дочь, и буду вечно благословлять ваш брак. Прими же, ангел мой, сей скромный подарок в знак моей любви и в честь твоего вступления в новую жизнь.

Александра Воспенникова.»

Татьяна прочла последнее слово и подняла глаза. В них блестели слезы. Роман открыл футляр, в нем лежало прекрасное жемчужное ожерелье. Разъединив золотую застежку, Роман надел ожерелье на шею Татьяне.

Она же держала письмо в руках и полными слез глазами смотрела на Романа. Вдруг глаза их встретились, ее губы дрогнули и она, разрыдавшись, бросилась к нему на грудь. Роман обнял ее и тоже не сдержал слез.

Они плакали, вздрагивая и прижимаясь друг к другу.

— Значит, и ты... значит, и ты знаешь это... — всхлипывала Татьяна. — Она умерла... и ты тоже сирота, как и я...

— Да, милая, да, любовь моя... — плакал Роман. — Я тоже сирота, я тоже знаю это... но я думал... я думал о тебе... все время, я хотел быть там... с тобой, в горящем доме — и умирать с тобой...

— Милый мой... счастье мое... — рыдала Татьяна.

Он опустился на колени и припал мокрыми от слез губами к ее рукам. Но она тоже опустилась на колени и плакала, обняв его.

— Они не дожили... они так хотели увидеть, — повторяла сквозь слезы Татьяна. — Они хотели... хотели нашего счастья, мечтали о нем... и не дожили...

— Они с нами, радость моя, они навсегда с нами, — плакал Роман.

Обнявшись, они стояли на коленях, и слезы текли по их лицам. А из открытого окна уже слышался говор людской толпы, подошедшей за это время к дому.

Успокоившись, Роман провел ладонями по милым щекам любимой, отирая слезы. Она смотрела, словно не видя его, но в то же время отдаваясь ему вся, без остатка.

— Я нашел тебя, — прошептал Роман, — я нашел тебя.

— Я жива тобой, — прошептала она.

— С тобой я могу все. Я умру и воскресну с тобой.

— Я жива тобой...

— Ничто, ничто не разлучит нас, ничто и никто не помешает нашей любви. Ни смерть, ни Бог...

— Я жива тобой, милый мой...

— И я, я жив тобой, родная, я спал — и вот я ожил, ожил с тобой, и я... я люблю тебя так, как не любил никого. Даже Бога.

— Я жива тобой, я жива тобой...

Он взял ее раскрасневшееся лицо в ладони и стал покрывать поцелуями. В дверь осторожно постучали.

— Татьяна Александровна, Роман Алексеевич! — раздался голос Красновского. — Русский народ вас требует! Без вас начать не можем!

Но Роман продолжал целовать жену, не обращая внимания. Красновский пробормотал что-то у двери и заскрипел половицами, удаляясь.

— Нас ждут, — прошептала Татьяна, силясь улыбнуться под его поцелуями.

Он перестал ее целовать и, радостно улыбнувшись, произнес:

— Господи... а я только сейчас вспомнил, что внизу свадьба!

— Наша свадьба! — выдохнула Татьяна и рассмеялась облегченно и радостно.

Роман поднял ее с колен.

— Пойдем. Они ждут нас.

— Пойдем! — ответила она, волнуясь и давая ему руку.

Выйдя из комнаты, они спустились по лестнице и вошли на террасу.

Едва сидящие за столом увидели новобрачных, как стали вставать со своих мест.

— Ура молодым! — крикнул Антон Петрович, и после разноголосья разместившихся на террасе друзей и родственников через несколько секунд вдруг ожило, накатило извне, подобно морскому прибою, густое народное «ура-а-аааа!». Новобрачные повернулись к этому звуку и увидели на лугу перед террасой все население Крутого Яра.

Подобно разноцветному морю, разлилось оно от кустов сирени, растущих возле террасы, до вековых лип аллеи, потопив те два десятка столов со снедью.

Роман смотрел, не веря своим глазам. Никогда еще эти простые люди, жившие с ним по соседству, не являлись ему все сразу и, главное, здесь, у родного дома, под родными окнами!

С шумным оживлением они смотрели на новобрачных, все лица их были знакомы Роману, и каждый из них знал Романа и Татьяну.

И от понимания того, что все это людское море собралось здесь только из-за свадьбы, из-за Татьяны, из-за только что начавшейся новой жизни, из-за двух молодых, неистово бьющихся и замирающих сердец, из-за восторга поминутно встречающихся глаз и из-за их с Татьяной счастья, в душе Романа ожило, поднялось и нахлынуло, подобно только что нахлынувшей волне крестьянского «ура», чувство братской любви к этим людям.

И это чувство оказалось настолько полным, праведным и глубоким, что вызвало у Романа не восторженные слезы, как случалось прежде, а то новое понимание правды, ради которого он приехал в Крутой Яр.

И новое это понимание правды светилось в его глазах, встретившихся с сотнями крестьянских глаз.

— Неужели здесь все? — осторожно спросила Татьяна.

— Все! Все! — громогласно ответил Антон Петрович, обходя стол. — Все сорок два семейства нашего славного селения приветствуют вас!

Крестьяне одобрительно зашумели.

Антон Петрович шагнул с террасы на траву и подмигнул тетушке. Она последовала за ним.

Только теперь Роман заметил, что за кустами сирени стоит их старый рояль. Тетушка подошла к нему, приподняла крышку и села. Антон Петрович встал на траве между террасой и толпой крестьян.

Все притихли.

Тонкие пальцы Лидии Константиновны коснулись пожелтевших клавиш, прозвучало вступление эпиталамы, и над лугом раздался бас Антона Петровича:

Он пел с такой силой и вдохновением, что все замерло вокруг и только его густой сильный голос парил над лугом, толпой, липами и простершимся внизу Крутым Яром, парил свободно и широко в голубом просторе июльского неба.

Он кончил так же широко, сильно и неожиданно, как и начал, и гул крестьянского одобрения смешался с аплодисментами на террасе.

Поклонившись толпе и террасе и переведя дух, Антон Петрович встал в профиль к тем и к другим и заговорил:

— Друзья мои! Я рад приветствовать всех вас, оказавших своим присутствием честь нашему дому! Сегодня праздник всех праздников — день соединения двух любящих сердец! Только что обручены и обвенчаны на наших глазах две чудесные молодые души, достойные вечного счастья! Они прекрасны в своем неземном чувстве и, я бы сказал даже, что они божественны...

Он посмотрел на новобрачных и продолжил:

— Да! Они божественны, ибо их божественная любовь сделала их таковыми! Взгляните на них! Давно ли вы видели подобную чистоту и искренность? Радость и простоту? Сердечную воспламененность и духовное величие? Признаюсь вам откровенно, за свою долгую бурную жизнь я не встречал пары более достойной титула божественной! Они божественны в своей любви! Так воздадим же нашу радость этим юным божествам, люди русские, воздадим по обычаю наших предков! Ура!

И снова прибой многоголосья накатил с луга и утопил террасу с гостями, закричавшими свое «ура»!

— Ура! Ура! Ура! — кричал Антон Петрович, подняв кверху руки. — Праздновать всем миром! Всем миром. К столам! К бокалам, друзья!

С шумом все стали садиться, пропустив в центр стола новобрачных. Крестьяне оживленно рассаживались по лавкам за своими столами, некоторые садились прямо на траву или на деревянные комелья.

Но не успели наполниться бокалы и стаканы, как послышался шум коляски и подъехали Федор Христофорович с дьяконом и звонарем Вавилой.

— Ура священнослужителям! — закричал Антон Петрович! — Ура честным пастырям!

— Ура! — закричали все.

Среди всеобщего шума и оживления Роман посмотрел на сидящую рядом жену. Лицо ее светилось радостью и любовью ко всем.

— Тебе хорошо? — спросил он, сжав ее руку.

— Очень, очень! — произнесла она. — Какие они все чудесные, родные! Я всех их люблю!

Роман смотрел на нее, поражаясь и радуясь совпадению их чувств. А батюшку и дьякона уже вели под руки к столу, мужики расступались перед ними, кланяясь, некоторые бабы успевали приложиться губами к белой пухлой руке. Батюшка шел сквозь них в новой фиолетовой рясе с серебряным крестом на груди, белые волосы его и борода были тщательно расчесаны.

Смуглолицый дьякон, успевший переодеться в светское, следовал за ним, неся в руках огромный букет роз. А возле просторной коляски отца Агафона суетились Прошка, Филька и Вавила, вынимая из нее бочонки с водкой и корзинки со снедью.

— Спаси Христос! Спаси Христос! — повторял батюшка, добираясь наконец до террасы.

— Федор Христофорович! Сюда! Сюда, скорее! — басил Антон Петрович.

— Феденька, а я уже волноваться начала! — громко говорила попадья, поднявшись со своего места и вся сияя от возбуждения и радости.

— Федор Христофорович, как вы служили, как чудно было в церкви! Я плакала, как девочка! — говорила тетушка.

— Чудно, прелестно!

— Федор Христофорович, сюда пожалуйте!

— Ко мне, сюда, прошу!

Десятки рук поддерживали и направляли батюшку.

Но батюшка двигался к молодым.

— Танюша, голубушка, — он поцеловал Татьяну. — Счастия, счастия тебе и детушек малых Богу на радость, нам на умиление. Спаси Христос вас... Ромушка!

Он стал целовать Романа:

— Счастия, счастия тебе, сокол ты наш ясный! Высмотрел ты голубицу себе пригожую, так теперь лелей-береги ее, пуще ока, молись за ее здоровье, а мы, старики, за вас помолимся! Кузьма Егорыч! — повернулся он к дьякону. — Что ж ты не поздравляешь голубков наших?!

Но дьякон уже целовал руку Татьяне, предварительно свалив ей на грудь букет. Утопая в розах и не зная, что делать с букетом, она беспомощно улыбалась.

— Чувствительно рад поздравить, — произнес низким голосом дьякон, чопорно пожимая руку Роману.

— Господи, Боже наш, послал нам радость на склоне дней наших! — бормотал отец Агафон, вытирая выступившие слезы.

— Только без минора, Федор Христофорович! — посоветовал Красновский, осторожно забирая букет у Татьяны. — Позвольте, Татьяна Александровна...

Наконец батюшка был усажен между попадьей и Надеждой Георгиевной, дьякон опустился на стул рядом с Амалией Феоктистовной и Ильёй Спиридоновичем, все сели, а трое молодых парней в красных рубахах подошли и стали наполнять бокалы шампанским. Среди крестьян пошли по рукам бутыли с водкой.

— Шампания! Шампания, друзья мои! — любуясь пенящимся вином, Антон Петрович поднял бокал и стал сам подниматься, но Красновский решительно махнул рукой:

— Антон Петрович! Я начинаю, не ломай ритуала!

— Антоша, помилосердствуй! — воскликнула тетушка. — Нельзя быть столь эгоцентричным!

— Подчиняюсь, подчиняюсь! — Антон Петрович опустился на стул.

Красновский встал с бокалом в руке, молча обвел всех взглядом маленьких, блестящих от возбуждения глаз, и заговорил громче обычного:

— Друзья! Я предлагаю поднять бокалы за здоровье новобрачных!

И все сразу стали вставать и потянулись бокалами к Татьяне и Роману. Держа свои бокалы, новобрачные протянули их вперед, и сразу же хрустальный перезвон разнесся по террасе, а вместе с ним зазвучали поздравления:

— Счастья вам, Ромушка, счастья, Танечка!

— Поздравляю!

— Имею честь поздравить!

— Счастливой семейной жизни, дети мои!

— От всего сердца поздравляю!

— Пью за ваше здравие, дорогие Татьяна Александровна и Роман Алексеевич!

— Искренне рад поздравить вас!

— Поздравляю, Танечка, поздравляю, Роман!

— Крепкой семьи вам и всех благ!

— Рад поздравить! Рад поздравить!

— От всей души поздравляю и пью за ваше здоровье!

А на лугу крестьяне тоже повставали со своих мест со стаканами в руках, и до террасы долетели их голоса:

— Ох, слава Тебе, Господи, за ваше здоровьице!

— Сладкой свадебки, да славных детушек!

— Поздравляю, Роман Лексеич!

— Жить-поживать, да и добра наживать!

— Помилуй вас Бог!

— Таперича и живитя вместе Богу на радость!

— За здравице женишка, да невестки!

— Ох, то-то радости-то!

— Храни вас Божья Матерь!

Среди этого разнобоя голосов вдруг прорезался глухой сильный голос Дуролома:

— На славие! На славие Божье! На радость Отечеству! На почтение родительское. На родопродолжительство богоугодное во имя Отца и Сына и Духа Святаго ныне и приисно и во веки веков!

Все стали пить.

Роман поднес бокал к губам и с наслаждением выпил свое любимое вино.

Ему было так хорошо, что в душе его вдруг возникла и укрепилась некая самостоятельная часть его Я, от радости сомневающаяся в реальности случившегося и продолжающегося чуда, и он, уверовавший всем сердцем в подлинность этого чуда, ежесекундно доказывал этой сомневающейся части подлинность всего происходящего, заставляя ее смотреть на все своими верящими глазами, давая тем самым душе новый приток радости.

«Нет, нет, это все не сон! — повторял он про себя, видя, как осторожно пьет из бокала Татьяна, как нежно содрогается от глотков ее шея, как подрагивают ресницы. — Смотри, какая она, как чудесно пьет она, как чудесно отводит бокал от губ, как чудесно улыбается, глядя на всех, и как чудесно сейчас посмотрит на меня»...

Она посмотрела не него.

— Я люблю тебя! — сказал он ей.

— Я жива тобой! — ответила она.

Руки их встретились сами собой. Кругом, после выпитого шампанского, все шумно переговаривались, а Роман и Татьяна застыли, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу.

— Так, так! — громко произнес Красновский, запихивая себе за ворот край салфетки и склоняясь над тарелкой, в которую заботливые руки Надежды Георгиевны уже успели положить самых разнообразных закусок.

— Так, так! — продолжил он, разглядывая содержимое тарелки. — А что же это у вас, душенька, Лидия Константиновна, все горькое?

Соседи по столу, уже с аппетитом приступившие к закуске, удивленно подняли головы.

— В каком смысле, Петр Игнатьевич? — непонимающе спросила тетушка.

— Да в том смысле, что есть ничего нельзя! Семга, икра, ветчина — все такое горькое, что и в рот не лезет!

Его нарочито громкий голос заставил всех сидящих за столом недоумевающе притихнуть.

— Как это? — бледнея, спросила тетушка. — Позвольте... почему?

— Да потому что... — Красновский укоризненно покачал своей круглой плешивой головой и вдруг закричал изо всех сил, затрясшись и мгновенно побагровев лицом: — Горррькаааа!!!

Все застыли и на террасе, и на лугу, а через мгновенье десятки голосов закричали на разные лады:

— Горько! Горько!

С каждым криком к ним присоединялись все новые и новые голоса, и вскоре вся масса собравшихся людей кричала в такт это короткое емкое слово, без которого не обходится ни одна русская свадьба.

— Горькоооо! Горькооо! Горькооо! — кричали гости на террасе, глядя на молодых, продолжавших стоять, взявшись за руки.

— Горррькааа!! Горррькааа!!! Горррькааа!! — кричали крестьяне на лугу, привстав со своих мест.

Почувствовав, что все смотрят на них, Роман отвел глаза от жены и оглянулся.

«Они хотят, чтобы мы поцеловались. Неужели они все хотят, чтобы мы поцеловались?!»

Он посмотрел на Татьяну.

«Что же делать? — спрашивали ее глаза. — Неужели надо непременно целоваться?»

Щеки ее заалели, она опустила ресницы.

— Горькааа!! Горрькааа!! Гоооорькаааа! — гремело вокруг.

Роман сжал руку Татьяны. Подняв ресницы, она посмотрела ему в глаза. Взгляд ее был робким и умоляющим.

«Неужели целоваться? — говорили ее зеленые глаза. — Это так страшно, когда все смотрят!»

«Они хотят, чтобы мы поцеловались!» — ответили глаза Романа.

«Сейчас? Нет! Это так страшно!»

Но Роман уже стал приближать к ней свое лицо.

«Ах, нет, нет!» — умоляли ее глаза.

Он коснулся губами ее губ. Они были прохладными.

Он почувствовал, как вздрогнула она, всем существом своим доверчиво отдаваясь ему. Он же не целовал ее, а лишь прижался своими губами к ее губам и стоял так под еще усилившимся криком гостей, словно защищая ее от этого крика. Прошло долгое мгновение, показавшееся Роману вечностью, и он так же медленно отстранился от лица любимой.

Теперь это лицо было совсем другим: в чертах его не было и тени испуга и робости, и оно все светилось, как в церкви, светом благости. «Господни, что за чудо она!» — восхитился в душе Роман, не выпуская ее руки.

Крики стали стихать.

— Я люблю тебя! — прошептал Роман, чувствуя в сердце знакомую волну любви и умиления.

— Я жива тобой! — прошептала она.

Слезы выступили на глазах Романа.

«Господи, так совсем невозможно! — с беспокойством подумал он. — Здесь все смотрят, а я все время реву, как мальчишка!»

Кругом все оживленно переговаривались, скрипели стулья, звенели приборы.

«Надо чем-то отвлечься, — думал Роман, садясь и пряча свои глаза. — Совсем потерял контроль над собой. Это не по-мужски...»

— Эх, друзья, мои! — заговорил Антон Петрович. — Ежели вы не воздадите должное сиим прелестям чревоугодия, я сочту себя смертельно оскорбленным!

Но гости и не собирались наносить дядюшке оскорбления, разговоры смолкли, все с аппетитом ели.

«Надо поесть, — подумал Роман. — Это поможет успокоиться».

Сморгнув слезы, он обвел взглядом тесно уставленный стол.

Каких только закусок не было здесь!

Копченая и заливная осетрина, черная икра, нежнейшая ветчина, семга, буженина, поросенок с хреном, соленые грибы разных сортов, салаты, винегреты, горячие мясные и рыбные закуски и, конечно же, неизменные «староверские» моченые яблоки.

Роман потянулся к своим любимым раковым шейкам в томатном соусе, но вдруг заметил, что Татьяна совсем не ест, а лишь смотрит на него, тихо улыбаясь.

— Любовь моя, тебе надо подкрепить свои силы, — обратился он к ней. — Ты не спала ночь и столько пережила сегодня. Съешь что-нибудь.

Улыбаясь, она покачала головой.

— Отчего же ты отказываешься? Смотри, какое изобилие, и это все для нас с тобой.

Но она снова покачала головой, не смея ни к чему прикоснуться.

— Антоша, Петр Игнатьевич! — обратилась к ним тетушка. — Поухаживайте за молодыми, мне кажется, они несколько растерялись.

— Растеряешься поневоле от такого крика! — усмехнулась Красновская.

— Нет, друзья, обычай — великая вещь! — заговорил Антон Петрович. — А коль мы празднуем с народом, так надобно все делать по-народному!

— Ты, Антоша, совсем уж по-мужицки заговорил! — вставила тетушка, и все засмеялись.

— А я не стыжусь, душа моя!

— Иной мужик профессора за пояс заткнет! — поддержал Красновский, хлопоча вокруг тарелки Татьяны.

— Не вас ли, Петр Игнатьич, за пояс затыкать будут? — спросила тетушка, и новый приступ смеха овладел всеми.

— Дорогая Лидия Константиновна, меня с моей комплекцией трудненько заткнуть за пояс! — парировал под общий смех Красновский.

— Ну, это уж от мужика будет зависеть, а не от вас! — ответила тетушка.

— Особенно, если Надежда Георгиевна поделится опытом с этим мужиком, — осторожно вставил Рукавитинов. — Опытом по затыканию за пояс профессоров.

Всеобщий хохот сотряс террасу.

— А-ха-ха-ха! — хохотал Антон Петрович. — Эка! Вот вам и gaudeamus igitur! А-ха-ха!

— Ничего, Николай Иванович, еще сочтемся! — пообещал Красновский.

За это время он успел нагрузить тарелки молодых различными закусками.

— Друзья мои, вам необходимо подкрепиться, — обратился он к ним. — Подумайте о своем бесценном здоровье и поймите, что не духом единым сыт человек. Татьяна Александровна, особенно это вас касается!

Он поцеловал ее руку:

— Давайте, дорогие мои, не впадать в крайности. Вы же не индусские йоги, в конце концов!

— Танечка, вы непременно должны попробовать моего поэтического салата! — оживленно говорила тетушка.

— Раковых шеек, Рома! — качал головой, жуя, Антон Петрович. — Это вершина кухмистерского мастерства!

— Поросеночка, поросеночка покушайте! — советовала попадья.

— Рекомендую заливное, — басил дьякон.

— Гребешочки, гребешочки петушиные во сметанке! — качал головой, зажмурясь, Федор Христофорович. — Сладость несказанная!

— Рыжичков попробуйте — во рту тают! — советовала Амалия Феоктистовна.

— Все, все они попробуют! — успокаивающе поднял руку Красновский. — Только не насилуйте! Демьянова уха нам некстати!

— Нам, брат, здесь любая уха кстати! Даже уха из петуха! — засмеялся Антон Петрович, и вместе с ним засмеялись все.

Роман взглянул на Татьяну, которая, все так же улыбаясь и опустив глаза, смотрела в свою тарелку, нагруженную сердобольным Красновским.

«Что же это такое? — казалось, спрашивали ее глаза. — Как это называется и что мне делать с этим?»

Роман хотел было опять посоветовать ей съесть что-нибудь, но молчал, поняв, что это все равно что предлагать ангелу вкусить земной пищи.

Парни в кумачовых рубахах подошли с шампанским и стали наполнять бокалы. Едва вино вспенилось в бокале Красновского, он быстро встал и, подняв бокал, произнес, поворачиваясь ко всем:

— Друзья! В далекой и прекрасной Грузии есть замечательный обычай. Когда там играют свадьбу, то избранный старейшинами тамада, то бишь человек, председательствующий за столом и говорящий тосты, обязан сказать свой лучший тост не о женихе и невесте. А о ком бы вы думали?

— О себе самом! — подмигивая, подсказал Антон Петрович.

— Ни в коем случае. Свой лучший тост он обязан сказать о родителях той половины, которая пришла в гости. То есть, если свадьба справляется в доме жениха, то надо посвятить этот тост родителям невесты, а если в доме невесты — тогда родителям жениха. Поскольку у нас свадьба в доме жениха, а я, так сказать, тамада...

— Хоть и никем не избранный! — буркнул Антон Петрович.

Петр Игнатьевич погрозил ему пальцем и продолжил:

— Да. А я, стало быть, тамада, то, следовательно, тост мой будет посвящен вам, многоуважаемый Адам Ильич.

Куницын встал с бокалом в руках. Лицо его было радостным и торжественным, солнце сверкало на погонах и регалиях мундира.

Все притихли.

— Многоуважаемый Адам Ильич, — начал Красновский после небольшой паузы. — С тех пор как Господь создал род человеческий и сказал нам: «Плодитесь и размножайтесь», мы, простые смертные, честно исполняем этот завет. Встречая свои половины иного пола, мы соединяемся с ними брачными узами, сочетаемся и порождаем на свет потомство, пополняя тем самым род человеческий. И это продолжается изо дня в день, от века к веку. Это замечательно, потому что это естественно. Замечательны и достойны высочайших похвал люди, производящие на свет потомство и пополняющие свои семьи. Но сейчас я хочу обратить внимание собравшихся не на эту огромную часть человечества, составляющую, вероятно, девять десятых всех смертных, а на другую, совсем небольшую часть, на оставшуюся одну десятую, состоящую, однако, из людей удивительных. Эти люди удивительны и высоки тем, что пополняют свои семьи не обычным, так сказать, греховным путем, как все остальные девать десятых, а безгрешно, минуя плотскую страсть, коей все мы с вами подвержены. Да! Их дети безгрешны, потому что родители не рожали их, а брали от мира и растили, как своих родных. Эти бедные сиротки обретают в лице новых родителей не просто родителей, а нечто большее. Они обретают веру, надежду, любовь. Да, друзья мои! Нет в нашем мире ничего дороже беспорочной отеческой любви к малым мира сего! Нет ничего чище этой любви! Эта любовь достойна жизни вечной. Когда бедные малютки по воле рока остаются сиротами в нашем беспощадном мире, они напоминают мне крохотных птенцов, выпавших из гнезда в бурную реку. Ревущий поток несет их, и кажется, что нет спасения и гибель близка. Но Господь посылает им спасителей! Надежные и нежные руки выхватывают их из стремнины, добрые сердца согревают их и берут под защиту. Что может быть благородней в нашем мире пошлости и коварства?! Есть, есть благородство и не перевелись еще благородные люди! И такой благородный человек среди нас. Это Адам Ильич Куницын. Вам, досточтимый Адам Ильич, посвящаю я тост свой! Вашей беспорочной отеческой любви, вашему мужеству и благородству! И прежде чем выпить за здравие ваше, поклонюсь я вам, как всегда склонял голову перед Любовью, Истиной и Добром!

Поставив бокал, он поклонился.

— Браво, Красновский! — серьезно оказал Антон Петрович, поднимаясь с бокалом. — За здоровье Адама Ильича!

Мужчины стали вставать со своих мест. Адам Ильич по-прежнему стоял с бокалом в руке. По щекам его текли слезы.

Подрагивающей рукой он стал поднимать бокал, но потом, неловко выйдя из-за стола, двинулся к Красновскому.

Петр Игнатьевич в свою очередь направился к нему. Встретившись, они обнялись и трижды поцеловались, плеща шампанским из наклонившихся бокалов.

— Спасибо, спасибо, голубчик... — бормотал Адам Ильич.

— Спасибо вам, дорогой! — говорил Красновский. — За Таню, за добро! Спасибо!

— Ну Петр Игнатьич, ну златоуст наш! — бормотал отец Агафон, вытирая слезы. — Так сказать! Царица Небесная, так сказать, по-божески, по-христиански! У меня сердечко так и сжалось, а вот и слезоньки теперь текмя текут...

Попадья тоже прослезилась и вытирала глаза батистовым платочком.

— За здоровье Адама Ильича! — громогласно повторил дядюшка, и все стали чокаться с Куницыным.

Крестьяне, повставав со своих мест, подняли наполненные водкой и вином стаканы и принялись пить, запрокидывая назад стриженные в кружок головы.

Роман с наслаждением выпил шампанского, речь Петра Игнатьевича ему понравилась, как нравилось все, что происходило вокруг. Татьяна тоже пригубила вино. Во время тоста она была бледна и сидела опустив глаза.

— М-да, не думал, что наш Петруша может так вдохновиться, — качал головой под общий шум Антон Петрович, с неторопливостью возвращаясь к закуске.

— Mon cher, он жрец храма науки, — возразила ему тетушка. — Складно говорить умеет.

— М-да. Молодец, — пробормотал Антон Петрович. — Ну да ничего, мы тоже выступим, мало не покажется...

Красновский между тем усаживался за стол.

— Ну, что, Антон Петрович, гожусь я в тамады? — с довольным видом спросил он.

— Еще бы! — ответил дядюшка.

— Прелестно, Петр Игнатьевич! — сказала тетушка. — Вы просто Демосфен!

— Петр Игнатьевич, поздравляю, — вежливо наклонил седую голову Рукавитинов. — Прекрасный тост.

— Очень правильно сказано, — откликнулся дьякон.

— Ну, а коль правильно... — Антон Петрович поднял графин с водкой, — так и выпить за то не грех!

Привстав, он принялся наполнять рюмки.

В это время попадья подошла к Татьяне и, склонившись к ней, тихо заговорила:

— Татьяна Александровна, душенька, отчего же вы не покушаете ничего? У меня, на вас глядючи, сердце в груди стынет! Разве можно так себя испытывать? Вам же теперь о здоровьице думать надо, душенька вы наша! Съешьте что-нибудь, не печальте нас! Батюшка вон тоже печалится, все меня спрашивает: отчего это Танечка-то Александровна ничего не кушает? А я и подавно вся извожуся, боюсь за вас! Голубушка, вы поглядите, какие кушанья-то хорошие кругом, ведь их православные добрые руки готовили в честь вашего праздничка, а вы брезгуете да стесняетесь. Покушайте, душенька, православные христиане вам спасибо скажут.

И, улыбаясь всем своим добрым пухлым лицом, попадья отошла.

Роман, слышавший все, заметил, что на Татьяну увещевания попадьи подействовали благотворно: она совсем по-детски заулыбалась и расправила плечи, словно стряхивая с них былую скованность. Весело переглянувшись с Романом, она взяла вилку, проколола ей шляпку маленького, аппетитного груздя и отправила в рот.

— Отлично, отлично! — воскликнул Антон Петрович. — Татьяна Александровна, разрушайте, разрушайте эти косные обычаи! Невеста, а тем более жених, должны есть наравне со всеми, и я первый брошу курицей в того, кто скажет обратное! Роман Алексеевич, а ты что отстаешь? Воздай, воздай должное русской кухмистерии!

Романа не пришлось долго уговаривать: подцепив на вилку зажаренный в сметане петушиный гребешок, он отправил его в рот; гребешок оказался нежнейшим, слабо похрустывающим на зубах; за ним последовали: две раковых шейки, пропитавшиеся кисло-сладким томатным соусом, кусок заливной белуги, черная икра, салат из свежих помидоров, соленые волнушки и, наконец, нежнейший поросенок с хреном, солидный кусок которого положил Роману в тарелку Антон Петрович.

— Без поросятины, брат, мы тебя не выпустим! — басил он, сразу наливая ему большую рюмку водки и подмигивая Красновскому, который, понимающе кивнув, плюхнул не меньший кусок в тарелку Татьяны.

— Что вы, зачем же.. — беспомощно улыбнулась Татьяна, но Красновский тут же забормотал, накладывая ей белоснежного хрена:

— Татьяна Александровна, этот поросеночек утром еще по травке бегал, а теперь вот изволит лежать на блюде и приветствует вас. Видите, видите, как он подмигивает? Подмигивает и говорит — скушайте мой бочок, Татьяна Александровна, не пожалеете!

— Танечка, не отказывайтесь! — советовала тетушка. — Это прелесть что такое.

— Не скромничайте, Татьяна Александровна, — заговорила Красновская, быстро управляясь со своим куском. — Здесь все свои, а поросятина такая нежная, просто тает на языке...

— Да с хренцом, с хренцом! Мммм! — качал головой быстро жующий отец Агафон.

— Да и сметаночкой сдобрить можно, — советовала попадья.

— Все, все можно! — поднял свою рюмку с водкой Антон Петрович. — Но сперва — выпить! Выпить непременно!

— За здоровье жениха и невесты, — подсказал знакомый усталый голос.

Все повернулись и увидели Клюгина, стоящего в проеме двери, ведущей в прихожую. На нем был старый черный фрак с длиннющими фалдами, в руках он держал букет георгинов и продолговатую коробку, перевязанную бечевкой. Появление его было столь неожиданно, что сидящие за столом замолчали и в полной тишине смотрели на фельдшера.

Только на лугу, у крестьян, было по-прежнему шумно и весело.

Не смутившись замешательством гостей, Клюгин подошел к Татьяне и, протянув ей букет, произнес:

— Поздравляю.

Роману он положил на руку коробку, произнеся то же самое.

— Прошу простить меня за опоздание, — обратился он ко всем, и в его голосе помимо усталости слышалась грусть.

— А вот и не простим! — первым опомнился Антон Петрович, берясь за горлышко графина и приподнимаясь с места. — Без штрафу не простим, Herr Doktor! Ну-ка, бокал, бокал сюда!

Кудрявый парень в кумачовой рубахе подошел с бокалом, стоящим на подносе.

Воспенников быстро наполнил его водкой:

— Вот этак-с... Извольте, Herr Doktor! Пришла пора платить по векселям!

Дядюшка кивнул головой, парень отошел и поднес бокал Клюгину.

Все смотрели на фельдшера. Он молча взял бокал, поднес к губам, выпил, словно воду, и, ничуть не поморщась, поставил на поднос.

— Браво!! — тряхнул головой Антон Петрович. — Вот это по-русски! Просим к столу!

Все оживились и заговорили.

Клюгин прошел мимо сидящих и сел в самом конце стола, рядом с Валентином Евграфычем.

— Отлично, отлично! — повторял Антон Петрович, потирая руки и оглядывая стол. — Кворум есть, а посему надо непременно выпить под поросенка!

— Прекрасная идея! — воскликнул Красновский. — Только ты, Антон Петрович, сперва скажи что-нибудь. Считай, что я тебе передал рог тамады!

— Ну, брат, спасибо! — усмехнулся дядюшка под общее оживление. — Но только я по заказу говорить не умею. А посему скажу тогда, когда время придет! Теперь же тост мой будет краток. За здравие...

— Антона Петровича Воспенникова! — громко произнес Роман, вставая с рюмкой в руке.

Дядюшка стал было укоризненно качать головой, но этого тоста явно все ждали, поэтому тут же раздались одобрительные голоса:

— За Антона Петровича!

— Правильно! Давно уж пора!

— Здравие Антона Петровича!

— Пьем за твое здоровье, Антоша!

— Во здравье дорогого и желанного Антона Петровича!

— Будь здоров, Антон! Будь здоров!

Хор голосов заставил дядюшку смириться, и со счастливой улыбкой, со свойственным ему достоинством он принялся чокаться со всеми, каждый раз склоняя свою красивую голову и громко говоря:

— Благодарю! Сердечно благодарю!

Крестьяне, заметив, что на террасе приветствуют Воспенникова, стали подниматься с наполненными стаканами в руках, голоса одобрения слышались среди них.

Вдруг какая-то баба, обходя крестьянские столы, стала пробираться к террасе, осторожно неся свой стакан с водкой. Роман сразу узнал в этой бабе Ротатиху. Приблизившись к террасе, она подождала, пока ее заметят и, когда Антон Петрович повернулся к ней, заговорила своим высоким резким голосом, сильно волнуясь:

— Я вот тутова хочу вам оказать, благодетель ты наш, Антон Петрович, чтоб... и что спасибочко вам за то, что позаботилися о погорельцах бедных, что и поспособствовали нам, храни тебя Господь, родной ты наш! Сама Бога за тебя молить буду и дитям своим прикажу, чтоб молилися по гроб жизни! Спаси тебя Христос!

Она быстро поставила стакан на землю и тут же поклонилась в ноги Антону Петровичу.

— Спаси Христос! Дай Бог здоровья! — послышались голоса крестьян.

Антон Петрович подошел к краю террасы и, подняв рюмку, во весь голос произнес:

— Спасибо, честные труженики! Храни вас Бог!

Слова эти вызвали настоящую бурю одобренья: каждый из крестьян захотел сказать что-то, и шум голосов заполнил все вокруг:

— Спасай Христос, спасай Христос!

— Сто лет тебе жить и не умереть!

— Дай Бог здоровьица, да достатку!

— Чтоб и долгие лета Антону-то Петровичу!

— Слава Отцу и Сыну и Духу Святу!

— Живи сто лет, Антон Петрович!

— Родной ты наш, живи не умирай!

Слушая этот неумолкающий хор, Антон Петрович расчувствовался и прослезился. Сняв пенсне и заморгав, он постоял с проникнувшимся лицом, а потом, повернувшись к крестьянам, поднял руку.

Все разом смолкли, поняв, что он будет говорить.

— Дорогие мои, — прочувственно начал он после небольшой паузы. — Вижу, что любите меня, вижу, все вижу. Один Бог знает, как доволен я, что пришли вы сегодня сюда, ко мне в мой дом, чтобы разделить с нами огромную радость. Смотрю я на вас, и вот что мне хочется сказать вам, сказать от всего сердца... — он помолчал и произнес сильно и громко: — Спасибо вам! Спасибо от меня и от всех сидящих на этой террасе! Спасибо за трудную крестьянскую долю, за ваш ежедневный честный труд, плодами которого мы все пользуемся! Без вашего труда, без ваших добрых и верных крестьянских рук не может обойтись Россия! Не может обойтись она и без ваших сердец, преданных своей Родине! Как великие Атланты, держите вы на своих трудовых плечах огромную Россию-матушку и верно служите ей! За великий труд сей, за преданность Отечеству спасибо вам, люди русские!

Он склонил седую голову.

— Ура, братцы! — выкрикнул Аким. — Ура Антону Петровичу!

— Ура! Урааа!! Урааа! — на все лады закричали крестьяне. Антон Петрович поднял рюмку, широким движением руки обвел кричащую крестьянскую толпу и эффектно опустошил рюмку. Крик, как по команде, стих, и крестьяне, запрокинув головы, стали пить. На террасе все тоже выпили и с аппетитом приступили к поросенку.

— Ах, смерть моя! — пробормотал Красновский, отправляя в рот солидный кусок, сдобренный хреном. — Ммм... с ума сойти...

— Господи, как все ладно и хорошо! — качал головой Антон Петрович, заправляя салфетку за ворот. — Все вместе, погода отличная, водочка из погреба... Эх! Кабы скинуть еще годочков двадцать! — он подмигнул Роману.

— Кабы тебе, Антон Петрович, скинуть годочков... даже не двадцать, а, скажем, пять, — бормотал, жуя, Красновский, — то ты бы... мммм... сначала б всех нас смехом уморил, потом...

— Потом бы заставил мужиков петь «Хованщину»! — подсказала тетушка. — А потом...

— Вызвал бы Романа Алексеевича на дуэль! — со смехом подсказала Красновская.

— И застрелил бы, чтобы занять его место! — воскликнул Красновский.

Все засмеялись.

Антон Петрович, смеясь, покачал головой:

— Ну нет! Романа подстрелить мне б не удалось. Он сам кого хочешь подстрелит! А вот тебя, Петр Игнатьевич, я бы точно подстрелил!

— И куда же ты меня, позволь спросить, подстрелил бы? — поднял голову Красновский. — В сердце, в голову?

Антон Петрович выжидающе помолчал к громко сказал:

— В хлупь!

Все расхохотались.

Роман смеялся, откинувшись назад, и даже Татьяна рассмеялась, спрятав лицо в ладонях.

Крестьяне тоже смеялись, хотя многие не поняли, о чем шла речь.

— За мной должок, мсье актер! — грозил пальцем Красновский.

Посмеявшись, все принялись за поросенка, и за какие-то десять минут от него осталась только голова, сжимающая в застывшей улыбке морковку. Роман заметил, что Татьяна совсем перестала стесняться и шаловливая детская улыбка то и дело озаряла ее лицо. Она попробовала поросенка, запила его клюквенным морсом и, взявшись за руку Романа, смотрела во все глаза на происходящее. Большие часы на террасе пробили шесть.

— Так, так! — встрепенулся Антон Петрович. — Все идет по плану!

Он встал и, достав из кармана сиреневый шелковый платок, торжественно махнул им.

Тотчас же трое парней в кумачовых рубахах поспешили скрыться, а вслед за ними поднялись со своих мест и тоже заспешили куда-то те самые двенадцать девушек в сарафанах.

Антон Петрович остался стоять.

Гости на террасе смолкли. Крестьяне притихли, вертя головами и переглядываясь.

— Ага. Что-то будет! — пробормотал Красновский, поднимая палец.

В дверь, ведущую через прихожую на кухню, послышалось движение, и все повернулись к двери.

Двое парней в кумачовых рубахах, осторожно ступая, вынесли из двери длинный узкий поднос, на котором смог бы спокойно разместиться любой из присутствующих. На этом подносе лежал громадный осетр, запеченный на вертеле, а затем разрезанный на десятки кусков. Золотистые бока его, обложенные дольками лимона, окружал искусный венок из петрушки, сельдерея и усыпанных ягодами веточек красной смородины; огромную голову, с серебряным кольцом в носу, с маслинами вместо глаз, венчал узор из красной и черной икры.

Вид появившегося осетра был столь внушителен, что все несколько секунд молчали.

— Voilà! — крикнул Антон Петрович, и все зашумели, встали с мест, чтобы получше рассмотреть гиганта. Парни поставили поднос на два сдвинутых низких столика и перевели дух. Третий парень держал в руках большой фарфоровый соусник, полный белого густого соуса.

Вошли Аксинья, Настасья, Поля и Гаша и, под общий шум, принялись менять приборы.

— Автора, автора! — кричал Антон Петрович. — Где Никита? Где кудесник?

— Никиту, Никиту сюда! — кричал Красновский.

В двери показался худой высокий малый лет сорока в белом халате и высоком белом колпаке. Это был Никита, знакомый повар Воспенниковых, спешно привезенный Акимом утром из города. В гладко выбритом лице его было что-то детское и птичье. Никита всегда улыбался блаженной улыбкой.

— Браво, браво, Никитушка! — закричал Красновский, опередив Антона Петровича, и через секунду все уже кричали «Браво!», а Никита неловко, словно аист, поклонившись, приблизился к осетру, держа в левой руке серебряную лопаточку, а в правой — острый поварской нож.

— С молодых, с молодых начинай! — командовал Антон Петрович.

— Господи, и где же такого Левиафана выловили? — качал головой о. Агафон.

— Incroyable! — восхищенно повторяла тетушка.

— Ну и ну! — удивлялась Красновская.

— Просто акула, — улыбался Рукавитинов.

Но не успел Никитина положить своей лопаточкой первый бело-розовый кусок на подставленную Аксиньей тарелку, как на лугу послышался вздох всеобщего удивления, и за ним нарастающий, как волна, шум.

Все повернулись.

На лугу крестьяне, повставав со своих лавок и выйдя из-за столов, обступили внушительную процессию: двенадцать девушек в сарафанах несли на трех плечевых носилках трех огромных, целиком зажаренных свиней.

Зрелище это вызвало у гостей не меньшее оживление, чем вынос осетра: все зашумели, заохали и заговорили. Крестьяне стали помогать девушкам: мужицкие руки подхватывали толстые шесты носилок, бабы бросились освобождать три самых больших стола.

— Пей, гуляй, народ православный! — крикнул Антон Петрович, и крестьянская толпа шумно приветствовала его, крича и кланяясь.

Началось пиршество.

На террасе приступили к осетру, на лугу — к свиньям.

Парни в кумачовых рубахах подали белого вина из погреба, бокалы вмиг наполнились и сошлись со звоном: пили за здоровье Лидии Константиновны, и она с почти детской радостью принимала всевозможные пожелания, сыплющиеся со всех сторон:

— Многие лета вам цвести первой розою нашего захолустья, многоуважаемая Лидия Константиновна, и не увядать вовек!

— Лидия Константиновна, душенька, пью за ваше здоровье!

— Здравия, здравия тебе, светлая муза моя!

— Да здравствует Лидия Константиновна! Ура!

— Пошли Господь вам здравия, счастия и покоя душевного!

Крестьяне тоже пили за ее здоровье, подхватывая неровными голосами вспыхнувшее на террасе «ура»!

Роман и Татьяна смотрели на тетушку так же радостно и по-детски открыто, как и она на всех, взгляды их встретились, и тетушка, вдруг подбежав к ним, стала обнимать и целовать их под всеобщее неумолкающее «ура», со слезами восторга на глазах.

Радость и умиление охватили всех, и во многих глазах заблестели слезы. Аксинья плакала, закрывшись фартуком, плакали и радостно качали головами многие бабы. Роман тоже почувствовал подступающие к глазам слезы и, чтобы не расплакаться, пригубил вино. Прохладное цимлянское успокоило его.

Тетушка, опустошив свой бокал, вдруг бросила его об пол, чем вызвала бурю восторга.

Все зааплодировали, Антон Петрович выбросил вверх руку и пропел:

— И будешь ты царицей ммиираааа!

Все опять зааплодировали, а Красновский, взяв обе руки тетушки, стал быстро целовать их.

Роман взглянул на Татьяну, всем сердцем желая застать ее врасплох и насладиться созерцанием ее чудесного взгляда на происходящее, но она тут же почувствовала его глаза и встретила их своими.

«Всех, всех люблю!» — светилось в этих родных зеленых глазах, и Роман, приблизившись, поцеловал их. Несмотря на всеобщую суматоху, это не осталось незамеченным, и густой голос дьякона протянул на церковный манер:

— Гооорькооо!

Все замерли, а через мгновенье закричали так, что задребезжали хрустальные подвески люстры. Крестьяне тоже кричали «горько!», вскочив со своих мест, стаканы с водкой и куски мяса мелькали в их толпе.

Дуролом, вспрыгнув на лавку со свиной головой в руках, поднял ее над собой и тряс, заглушая всех своим голосом.

Роман прижался губами к полуоткрытым губам Татьяны, и поцелуй их, как ему показалось, длился вечность...

Свадебное пиршество было в разгаре: Никита непрерывно орудовал ножом и лопаткой, бело-розовые куски осетра, приправленные спаржей и политые соусом, путешествовали по столу в голубых тарелках, вино струилось в бокалы, разговоры, здравицы и смех не смолкали. Пили за дам, за шафера, за батюшку с попадьей, за Надежду Георгиевну, за Рукавитинова, за дьякона и снова за молодых. В самый разгар застольного веселья и оживления Роман вдруг почувствовал, что пальцы Татьяны крепко сжали его руку.

— Мне нужно что-то сказать тебе, — прошептала она.

— Скажи, милая.

— Нет... не здесь, — качнула головой она. — Мне нужно оказать с глазу на глаз.

Взявшись за руки, они встали и вышли в прихожую.

Но здесь непрерывно сновала прислуга, и Татьяна потянула Романа за руку в ближайшую комнату, в которой была бильярдная.

Здесь никого не было, а на бильярде теснились стопки тарелок и многочисленная чайная посуда. Татьяна взяла руку Романа, прижала ее к своей груди и, глядя в глаза мужу, произнесла:

— Знаешь... ты не сердись только, ради Бога. Я сейчас поняла, что не смогу любить нашего ребенка так же сильно, как тебя...

Она опустила глаза, и румяное лицо ее побледнело. Роман почувствовал, что сильное волнение охватывает ее. Он обнял ее и покрыл лицо поцелуями.

Она же, осторожно взяв его за руки, заговорила под его поцелуями сбивчиво и виновато:

— Милый... но как же... это так меня тревожит... а поделать ничего не могу с собой... но подожди же, подожди, скажи мне, что мне делать?

Роман взял ее вопрошающее, полное прелестной неги лицо в свои ладони и произнес:

— Я люблю тебя.

Она улыбнулась так беспомощно и нежно, что волна обожания захлестнула Романа, и он стал целовать родное лицо.

Они обнялись.

— Я люблю тебя! — прошептал Роман.

— Я жива тобой, — прошептала Татьяна.

Держась за руки, они смотрели друг на друга глазами, полными любви, и время перестало существовать для них.

Они очнулись, лишь когда на террасе послышался всеобщий шум, а в прихожей не очень трезвый голос Красновского стал настойчиво выспрашивать у прислуги местонахождение молодых.

— Опять нас ищут! — тихо засмеялась Татьяна. Красновский постучал в дверь.

— Входите, Петр Игнатьич! — озорно крикнул Роман и, отворив дверь, встал с Татьяной за ней, прячась от шафера. Раскрасневшийся Петр Игнатьевич, слегка пошатываясь, вошел в бильярдную, бормоча:

— Друзья мои, друзья, спешите, там такое подают...

Но, никого не увидев в бильярдной, он остановился и удивленно развел руками:

— Вот те на! Где же они?

Роман со смехом схватил Красновского сзади за плечи.

Все засмеялись.

— Ах вы хитрецы! Коварство и любовь! Ричард Третий и леди Макбет!

— Петр Игнатьевич, правда, что вас батюшка попросил следить за нами? — весело спросила Татьяна. — Я ведь слышала за столом!

— Правда, правда! Посмотри, говорит, Петр Игнатьич, кабы с нашими молодыми не приключалось чего. Уж больно они чувствительны!

— Так и сказал — чувствительны? — воскликнул Роман.

— Так прямо и сказал!

Они засмеялись.

Красновский взял молодоженов под руки:

— А теперь поспешим, друзья мои! Там такое действо — почище Лукуллова пира! Важно не пропустить момент!

Когда они вернулись на террасу, там царили шум и оживление, отчего появление молодых заметили не сразу. Всеобщее внимание было приковано к перемене кушаний: вместо останков осетра на сдвинутых столиках стояли два широких подноса; на одном стояли глубокие блюда с черной, красной и паюсной икрой, на другом же теснились пять высоких стопок блинов. Наверху каждой стопки лежала роза, цветок которой был искусно вырезан Никитой из сливочного масла, а стебель и листья выложены черной икрой.

Желто-белые цветы роз подтаивали, давая понять, что блины горячие.

— Отлично, отлично! — кричал Антон Петрович появившемуся в дверях Никите. — Пять с плюсом! Егорка! Сооруди-ка быстренько моей холодной водочки! Из погребка!

— Да поживей! — подхватил Красновский. — А то блины пристынут, а гости нам этого не простят! Правильно, Егор Кузьмич? — обратился он к дьякону, и тот, хоть его и звали Кузьмой Егорычем, внушительно закивал головой. А когда кудрявый Егорка появился с большим запотевшим графином, пять блинных столпов уже были основательно разрушены Никитой, еле успевавшим накладывать блины в подставляемые Аксиньей, Полей и Гашей тарелки, не забывая спросить:

— Пшеничных или гречишных?

Большинство гостей предпочитало пшеничные блины. Лишь Антон Петрович, Красновский и дьякон потребовали гречишных.

— Я, сударь ты мой, в блинах толк знаю! — громко объявлял дядюшка, наливая Роману водки. — После пшеничных-то блинцов — тянет на полатях спать, а после гречишных — ноги просятся плясать!

— Антоша, у тебя еще силы есть плясать? — спросила тетушка.

— Для тебя, моя радость, у меня на все найдутся силы! Avec plaisir! Только прикажи! — отчеканил дядя.

Громкий смех раскатился по террасе.

— За здоровье жениха и невесты! — выкрикнул Красновский, поднимая рюмку.

Все чокнулись, выпили и приступили к блинам. В тарелках молодоженов оказались две розочки. Не зная, что делать с этим распластавшимся на блине цветком, Татьяна посмотрела на Романа. Он же, отделив вилкой тончайший ноздреватый верхний блин от нижних собратьев, ловко запеленал в него подплывшую маслом розу и отправил в рот.

Татьяна проделала то же самое.

Но, ощутив во рту начиненный икрой и маслом блин, Роман понял, что несколько поспешил, и покосился на Татьяну. Несчастная жена его сидела с полным ртом и умоляюще смотрела на Романа. Комизм их положения был настолько очевиден, что через секунду они, с полными ртами, беззвучно давились от приступа смеха, прикрывшись салфетками.

К счастью, на них никто не обращал внимания, так как все были увлечены спором, затеянным Антоном Петровичем и Красновским о том, как правильно едят блины. Петр Игнатьевич утверждал, что стопку нужно непременно разрезать крестом, дядюшка же, обозвав эту манеру порочной и басурманской, доказывал, со свойственной ему резкостью и прямотой, что по-русски блин не режут, а сворачивают трубочкой, складывают пополам и отправляют в рот.

— Вот этаким манером! — он кинул на блин кусок паюсной икры, проворно намотал его трубочкой на вилку, ловко сложил на вилке пополам и целиком отправил в рот.

— Браво! — воскликнула тетушка, и все зааплодировали.

Молодожены в этот момент, с трудом проглотив свои блины, дали волю смеху и, взявшись за руки, смеялись, соприкасаясь головами. Все решили, что они смеются над дядюшкой, который и впрямь делал довольно-таки комические усилия, чтобы побыстрей проглотить блин.

— Вот, вот, даже молодежь меня поддерживает! — поднял палец Красновский и, взяв нож, стал резать стопку блинов пополам.

— Молодежь смеется своему незнанию! — заключил Антон Петрович, отирая губы салфеткой и вызывая у молодых новый приступ смеха. — Ну, докажите, докажите, что я не прав! — еще больше горячился дядюшка. — Смеяться легче всего!

— Вот доказательство! — кивал Петр Игнатьевич на свою тарелку, в которой он размазывал красную икру ножом по четвертинке блина. — Вот оно, наше доказательство!

И, скатав четвертинку, отправил в рот.

— Это не доказательство! — отмахнулся дядюшка. — Блины так не едят!

— Блины едят по-разному, — с улыбкой заметил Рукавитинов. — У нас в семье ели вот так...

Он положил на блин кусочек вымоченной в уксусе налимьей печенки, свернул его четырехугольным конвертом и, разрезав ножом, отравил половину в рот.

— Этак только немцы едят! — махнул ножом Антон Петрович, сворачивая новую трубочку с икрой. — Насмотрелись вы в ваших Кельнах да Марбургах!

— В Германии блины в чистом виде не водятся, — вставил захмелевший Клюгин. — Там все, начиная с рыбы и курицы, фаршированное. И блины тоже фаршируют рубленой говядиной, сметаной польют, — вот вам и deutsche Gericht!

И, презрительно рассмеявшись, он стал кромсать ножом стопку своих блинов, вызывая негодование Антона Петровича.

— Резать, резать крестом! — повторял Красновский. — Иоанн Грозный сразу после взятия Казани устроил пиршество, которое засвидетельствовал Нестор. Так вот, стольничий был обязан резать блины и пироги, а потом уже подавать царю.

— Чушь! Чушь собачья! Твой Грозный — параноик! — гремел Антон Петрович. — Блин — символ солнца у славян, тебе ли не знать этого?! Как можно резать этакое чудо?!

— Символ солнца, брат, поищи во времена Перуна! — Красновский не торопясь размазывал по четвертинкам паюсную икру. — А мы живем в эру Христову, так что все пироги, кулебяки, а также и блины люди православные резали, режут и будут резать крестом, ныне и присно и во веки веков!

— А у нас в полку блины ели вот как! — оживленно заговорил Куницын, разрезая стопку блинов пополам. — Вот полюбуйтесь! Это называлось — à la блиндаж!

Он положил на половинку икры, накрыл ее другой половинкой, потом положил еще икры, накрыл третьей, потом еще икры, накрыл четвертой, потом еще икры, накрыл пятой и, отрезав кусок этого блинного пирога, отправил в рот.

— А я привыкла есть блины «розанчиком»! — воскликнула тетушка и сразу же продемонстрировала: ловко орудуя ножом и вилкой, разрезала стопку на три части, свернула из кусочка блина забавное подобие не то колечка, не то розового бутона, положила внутрь икры и отправила в рот под всеобщий восторженный смех.

— А у нас в Кологриве блины едят «комком»! — оживился Илья Спиридонович.

— Это как же? — с полными ртами спросили дядюшка и Красновский.

— А вот как! — Илья Спиридонович плюхнул себе в тарелку ложку сметаны, скомкал блин, проткнул вилкой, и, обмакнув его в сметану, стал есть.

— Кто как, а мы — по-простецки! — улыбалась попадья, поливая свой блин сметаной и медом, сворачивая его вручную трубкой и откусывая. — По-поповски, тюфячком!

— Вы по-поповски, а мы по-таковски! — хмыкнул Клюгин, кромсая свои блины в окрошку.

Отложив нож, он набросал в тарелку икры трех сортов, полил сметаной и стал есть, как салат, низко пригнув к тарелке свою большую голову.

— А меня еще маленькой наша покойная тетушка Ксения Борисовна научила есть блины знаете как? Ковриком! — объявила Красновская.

Все повернули к ней головы, а Надежда Георгиевна положила в центр блина кусочек семги, затем усеяла весь блин кучками черной и красной икры и стала есть, отрезая кусочки.

— Ну все-таки, как же правильно есть блины? — спросил Рукавитинов.

— Крестом, только крестом!

— Целым! Целым и неприкосновенным!

— Да как угодно! Правда, Ромушка?

— Ковриком! Очень мило!

— Тюфячком!

— Окрошкой! Антибуржуазной окрошкой!

— Целым, целым, как Антон Петрович!

Но Антон Петрович вдруг приложил палец к губам и показал глазами на отца Агафона, который, склонившись к тарелке, ел свой блин, отрывая от него кусочки и макая их в сметану. Одновременно он поддакивал спору, хоть глаза его, рот и руки были заняты совсем другим, а также бормотал какие-то забавные одобрения по поводу блинов и сметаны.

Когда голоса спорщиков стихли, все услышали это милое бормотание:

— Ох... тюфячком, что ж, можно и тюфячком... а можно и ковриком... блинцы-то и так блинцы... ох, и так блинцы... и сметанушка... всем сметанам сметанушка... вот как, слава тебе, Господи...

Вдруг, почувствовав тишину, он поднял голову. На бороде его были следы сметаны, он быстро, по-заячьи, жевал, в маленьких глазках светилось удивление.

— Вот как надо есть блины! — громогласно заключил Антон Петрович, и все дружно засмеялись.

Батюшка долго вертел головой, дожевывая блин, потом стал подсмеиваться своим тихим мелким смешком. Насмеявшись, все с аппетитом приступили к блинам. Роман же совсем не ел и смотрел на Татьяну, ловя каждое движение ее лица и рук. Сразу заметив его взгляд, она смущенно отложила нож и вилку, и, взявшись рукой за его кисть, стала смотреть ему в глаза.

В такие мгновенья Роман забывал про все, мысли покидали его, он целиком отдавался этим бездонным глазам, погружаясь в их светоносные глубины, лучащиеся бесконечным светом любви...

А вокруг стоял шум застолья, гости и хозяева оживленно разговаривали, шутили и смеялись, чувствуя себя явно помолодевшими. На лугу тоже вовсю шло пиршество, звучал смех и громкие женские голоса, звенела посуда, девки в сарафанах несли к столам ведра с творогом и пареной репой, мужики катили бочку с квасом.

«Как все весело, просто и чудесно! — думал Роман, отводя глаза от лица жены и взглянув на луг. — Разве могло это произойти в столице, разве возможно было бы среди тамошних пошлости, лицемерия и высокомерия испытать это чувство единения с народом, ощутить свою радость, отраженную, как в зеркале, в чистой народной душе? Нет, нет! Я тысячу раз прав, что выбрал этот уголок своим домом, что порвал с городом, что оказался здесь. Здесь, где ждал меня мой народ, где ждала меня она, мое светлое, мое единственное чудо...»

Среди общего пиршества Куницын встал с бокалом вина и с мягкой усталой улыбкой на лице стал ждать тишины.

Когда она наступила, он заговорил тихо, но взволнованно, опустив, по своему обыкновению, голову и перебирая пальцами по бокалу:

— Дорогие друзья. Никогда еще за всю свою жизнь я не чувствовал большей потребности поделиться своей радостью, как сегодня. Мне трудно говорить, я не привык, но нет сил молчать о моей радости, и вы простите меня, но я должен, должен сказать...

Он помолчал, волнуясь, и продолжил:

— Друзья, моя жизнь складывалась сурово. Я рано потерял родителей и практически большую часть жизни провел в полку. Тяжела армейская служба, но крепки узы офицерского товарищества, и, пожалуй, только в дружбе знал я душевную опору. Но и радость полковой дружбы отняла у меня судьба. Мой самый близкий друг Матвей Семенович Холодов погиб, и опять душа моя погрузилась во мрак одиночества. Я женился, но и здесь семейное счастье мое продлилось недолго: смертельная болезнь оборвала жизнь моей супруги... Но, нет, нет! Простите! Простите! К чему эти тяжкие воспоминания, теперь, когда все по-другому, когда я чувствую себя словно заново родившимся! И не только потому, что дорогое дитя мое, Танюша, нашла свою любовь, своего сердечного друга. Я чувствую себя заново родившимся еще и потому, что здесь теперь встретил всех вас и полюбил, как родных. Как родных! И это не преувеличение, поверьте, поверьте мне! Я много пережил и знаю цену чувству родства. И сейчас, здесь перед вами от всего сердца хочу сказать вам, всем присутствующим: во всем мире для меня не было и нет людей ближе и роднее вас! Я... я люблю вас, дорогие мои!

Его голос дрожал, дрожала и рука, сжимающая бокал.

Мгновение все сидели молча, под впечатлением взволнованного монолога лесничего, затем восторженные крики и рукоплескания заполнили террасу, многие повставали со своих мест и, подойдя к Куницыну, стали целоваться с ним.

— Виват, виват полковнику! — крикнул Антон Петрович, поднимая бокал и тяжело выбираясь из-за стола.

— Виват! — протяжно закричал Красновский.

— Виват! — произнес, вставая Роман.

— Виват... — пробормотал Клюгин, одной рукой берясь за рюмку, другой — вытирая салфеткой испачканный сметаной рот.

— Ах, душа-любезный! — дядюшка подошел к Куницыну и трижды поцеловался с ним. — Мы с тобой в одних летах, дети наши обвенчаны, но и это не все! Душой, душой мы с тобой родня навеки, дорогой мой человек! Душой и характером русским!

Они обнялись.

— Ура! — закричал Красновский, и все подхватили.

Крестьяне, завидя, что гости славят лесничего, тоже закричали «ура» и стали выпивать.

Антон Петрович повернулся к лугу и негодующе спросил:

— Постой-ка, мужики! А что ж это у вас за свадьба за такая?! Где ж песни да пляски молодецкие?! Что ж это вы, как старухи вековые, сидите да едите?! Иль вам лапти ходу не дают, лыки ж... достают?!

Громкий хохот раздался на лугу.

Крестьяне повставали со своих мест, оживились, задвигались.

Из их толпы выдвинулся Фаддей Кузьмич Гирин и, степенно огладив бороду, шагнул к террасе:

— Так мы, Антон Петрович, стало быть, боялися песни играть, думаем, а как помеху создадим?

— Помеху? — негодующе тряхнул головой Воспенников. — Ну, Фаддей Кузьмич, от тебя я такой глупости не ожидал! Песней — и помеху?! Ах вы черти! А ну — сдвигайте прочь эти столы! Русская свадьба — и молчком?! Мы что, англичане, что ли? Сдвигать столы прочь! И чтоб — лубяная кадриль! Да лыковый перепляс!

Крестьяне дружно взялись за столы, за лавки и потащили их в стороны.

— Бабы! — не унимался Антон Петрович. — А вам как не стыдно?! Ну, коли мужики умом не вышли, вы-то что молчите?! Разве свадьбы так играют?! Вы же православные женщины, лучшие представители слабого пола!

Бабы засмеялись и заговорили что-то наперебой в свое оправдание, но Антон Петрович затряс головой:

— И слушать ничего не желаю! Сейчас же исправить оказию! А то — не переживу позора, уйду со свадьбы в монахи!

На террасе все смеялись.

Крестьяне же зашевелились так дружно, как будто только и ждали призыва Воспенникова: вмиг столы и скамейки были сдвинуты к кустам и деревьям, а на лугу осталась только одна лавка. На нее уселись три бессменных крутояровских музыканта: гармонист Яшка Гудин, балалаечник Иван Панинский и лошкарь Сенька Костючков по прозвищу Вахлак.

Держа в руках свои инструменты, музыканты весело, но в то же время с серьезной решительностью посмотрели вокруг, на обступившую их полукольцом крестьянскою толпу.

Этот момент выжидания был всем хорошо знаком, и подбадривающие крики горохом посыпались на музыкантов:

— Жарь «барыню», Яша, не сумлевайся!

— Играйте, ребяты, попотешьте старичков!

— Давай, Ванька, дуй камаринскую!

— Эва, Сенечка, тряхни по коленкам!

— Играй, наворачивай, а мы попляшем!

Музыканты переглянулись, скуластый, коротко стриженный Яшка мотнул головой и растянул меха трехрядки. Музыканты грянули «Светит месяц». Эта простая и в то же время до удивительного завораживающая каждого русского мелодия отозвалась в душе Романа почти детской радостью. Сколько раз, выйдя вечером к реке, слышал он эти берущие за сердце переливы гармоники, распускающиеся над полусонной водой незримым русским узором!

И теперь этот узор растянулся вместе с мехами трехрядки и поплыл, поплыл над лугом, кружась и плавно переливаясь цветами, словно праздничный девичий сарафан.

— Давно бы так! — крикнул Антон Петрович.

Гости подошли и встали с краю тарассы. Роман пропустил вперед Татьяну и встал сзади, осторожно обняв ее ладонями за локти.

Татьянины глаза блестели, радостная улыбка светилась на лице. А мелодия лилась, набирая с каждым тактом силу, заставляя баб задорно покачиваться, а мужиков многообещающе одергивать рубахи и, плюя на ладони, приглаживать волосы.

Вот одна баба затянула сильным высоким голосом:

И тут же все остальные бабы грянули ей в поддержку громко, сильно и широко:

Никогда еще Роману не доводилось слышать, как поют все женщины Крутого Яра, и в восторге он обнял и прижал к себе Татьяну.

Из толпы выдвинулась девка в малиновой поневе, с белым платочком в руке, и поплыла по лугу, мелко переступая.

Подбоченясь левой рукой, она покачивала повязанной цветастым платком головой в такт песне и умело поводила плечами. Но не успела она пройти и одного круга, как на луг выскочил парень в белой рубахе, подпоясанной шелковым шнурком, в черных штанах, заправленных в начищенные, приглаженные «гармошкой» сапоги.

Лихо заломив на затылок картуз, он заложил руки за спину и пошел рядом с девкой, мелко топоча своими сияющими сапогами.

Она же, делая вид, что не замечает парня, плыла по лугу, улыбаясь всем загорелым лицом и помахивая платочком. Вдруг парень, до этого приплясывающий рядом, прыгнул вперед и, круто развернувшись, загородил девке дорогу, по-петушиному вытянув шею и разведя руки.

Девка испуганно прикрыла рот рукой и, отвернувшись, поплыла прочь, но петушок снова лихо прыгнул и встал у нее на пути.

На этот раз она, пожав плечиком, отведя глаза и сложив руки на груди, поплыла в сторону, всем видом демонстрируя полное равнодушие к парню.

Сквозь крестьянский хор слышались выкрики мужиков, подбадривающие парня:

— Пляши, Вася, не тушуйся!

— Пройдися кочергой!

— Давай, валяй, Васька, не спи!

— Мух не ловишь, кучерявый!

— Поддай жару, чертушко!

В третий раз не дал он ей дороги, и теперь уж она «оттаяла», замахала платочком, и они заплясали вместе, под пение баб, под свист и выкрики мужиков.

В самый разгар пляски, когда все смотрели на пляшущих, Татьяна повернула к Роману свое сияющее счастливое лицо и потянулась к нему губами.

Они поцеловались.

— Я люблю тебя! — прошептал Роман ей в губы.

— Я жива тобой! — ответили ее губы.

А на лугу девка уже неистово кружилась, сарафан ее развевался, обнажая крепкие стройные ноги, парень плясал вокруг нее вприсядку.

Вдруг одна баба в толпе махнула платком, выкрикнула что-то и, выбежав вперед, пустилась в пляс. За ней сразу же выбежал Аким и, уперевшись руками в бока, пошел выделывать ногами кренделя.

Трое лихих братьев Авдеевых, схватив своих жен за руки, вытянули их на луг и заплясали.

— Пади, пади! — дико закричал Дуролом и, выпрыгнув из толпы, стал выделывать немыслимые коленца, во все стороны размахивая ногами и руками.

— Ну-ка посторонися! — по-извозчичьи выкрикнул Фаддей Кузьмич и, степенно выйдя, заплясал нешироко, но крепко и ладно; рядом с ним закружилась его жена, продолжавшая громко распевать «Светит месяц».

— Эх, дорогу, мать честная! — задорно крикнул Степан Парненков и с ватагой мужиков и парней выбежал на луг. Через мгновение на лугу не плясали только музыканты, продолжая изо всей мочи наигрывать все ту же мелодию, но только быстрей обычного.

Роман смотрел и не верил своим глазам: все пространство перед домом было занято пляшущим и поющим народом, — даже глубокие старики, горбясь, пританцовывали со своими старухами, даже хромой звонарь Вавила приплясывал, лихо хлопая себя по коленкам; плясали: Матвей Костичков по прозвищу Кутерьма; Макар, Тимофей и Иван Егоровы, Парфен Твердохлебов, прозванный Скобелкиным; Сергей, Софья и Агафья Волковы, Екатерина, Василий, Мария и Клавдия Гороховы, по-уличному — Боронята; Алексей, Герасим, Степан, Евдокия Самсоновы, Петр, Зосима, Настасья Гороховы, по-уличному — Ивановы. Плясали все.

«Господи, как славно, как хорошо! — думал Роман, обняв Татьяну за плечи и любуясь народным весельем. — Хоть бы они плясали так вечно, а я все смотрел бы и смотрел! Вот он, дух свободы, ради которого я приехал сюда, бросив все, ради которого я живу. Он в каждом из них, они все дышат свободой: и мужики, и девки, и эти милые старики — все, все они свободны, и никто не властен над их свободой, никто не может запретить им, никто! О, это ложь, что они были рабами, нет, не может этот народ быть рабом, ибо никто не властен над духом веселья, живущим в нем, а значит, никто не властен и над его народной душой!»

Вдруг в самый разгар пляски Аким, подбежав к музыкантам, дико и пронзительно крикнул:

— Бааастааа!!!

Они тут же перестали играть, и пляшущие стали останавливаться. Аким же, выхватив из кармана жилетки бумажник, вырвал из него цветастую бумажку и, с размаху бросив на колени Яшке-гармонисту, выдохнул:

— Русскую!

И не успел Яшка растянуть гармонику, как Аким повернулся к своему семнадцатилетнему сыну Степану, только что остановившемуся и молодцевато одергивающему свою рубаху зеленого шелка, и, тряхнув головой, крикнул:

— Стенька, пляши!

Но тут же раздался хриплый голос Марея Сухорукова — зажиточного, худощавого мужика с седой бородой и плешивой головой:

— Ну-ка, погодь!

Подойдя к музыкантам, он кинул им две бумажки и крикнул своему сыну Митрохе:

— Пляши, черт, убью!

Высокий статный Митроха выдвинулся вперед и картинно сдвинул рукава красной рубахи на локти.

Коренастый, приземистый Стенька поправил поясок, снял картуз и, бросив прочь, поплевал на ладони.

Яшка-гармонист кивнул своим партнерам, но зычный голос Антона Петровича загремел с террасы:

— Стой, молодцы!

Все повернулись к нему.

— Русскую на траве не пляшут! — заметил он. — А ну, несите два стола пошире, пусть на них спляшут!

— А и то верно! — выкрикнул Савва. — На столах попляшут, руками помашут, ногами посучат, нас, дураков, уму-разуму поучат!

Тут же появились два стола, водруженные друг против друга.

На один вспрыгнул Митроха, на другой — не очень ловко взобрался Стенька.

— Стенька, не выдай! — нервно выдохнул побледневший от волнения Аким.

— Митроха, Митроха, — грозил костлявым кулаком Марей.

Яшка растянул меха, и музыканты грянули «русскую».

Вставшие вокруг столов крестьяне тут же принялись хлопать в такт, подбадривая плясунов. Столы задрожали от гулкой дроби начищенных сапогов.

— Лучшему плясуну! — крикнул Антон Петрович, вынимая из кармана часы на цепочке.

— Браво!! — закричал Красновский. — Ставлю на Митроху двадцать пять!

— Ставлю на Стеньку! — парировал Антон Петрович.

— На Митроху! На Стеньку! На Стеньку! — раздались возгласы в крестьянской толпе, и мужики полезли в карманы за деньгами.

Плясуны же продолжали плясать, ничего не замечая вокруг, сапоги их били по столам так, что доски гудели. Танец заворожил всех, возгласы смолкли, и толпа молча наслаждалась богатым зрелищем. Татьяна, завороженная пляской, замерла, прижав к груди руку обнявшего ее Романа.

Лихо и легко плясал Митроха. Его стройная красивая фигура, казалось, парит над столом, обрушивая на него дробь ударов; коленца были сложны и замысловаты, трудно было уследить за непрерывным чередованием проходов, вывертов, оттяжек и подволакиваний, красная рубаха вся трепетала на нем; после очередного коленца он подскакивал со свистом и, откинувшись назад, обрушивал на грудь, колени, голенища лавину сочных хлопков, заканчивая все это каким-нибудь фасонистым приемом: изображая пальцем и ртом звук откупориваемой бутылки, крякая или прищелкивая пальцами. От его пляски веяло лихостью и бесшабашным озорством сельского повесы — завсегдатая гулянок и девичьего сердцееда.

Совсем по-иному плясал Стенька. В его пляске не было особых замысловатостей и лихих вывертов, — движения его крепкого коренастого тела были общеизвестны, словно приемы косьбы или молотьбы, и давно усвоены мужиками, плясавшими так же, как и он. Стенька не прыгал, не свистал, не крякал уткой, а плясал совершенно обычно. Но в этой обычности, в простоте и силе Стенькиного танца, в его искреннем порыве было то, что подкупало и пленяло многих. Стенька плясал, как честный труженик, и народу была по сердцу его пляска.

Хлопающая в такт толпа начала было подбадривать плясунов выкриками, но Фаддей Кузьмич предостерегающе поднял руку:

— Шабаш! Не замай!

Выкрики смолкли.

Состязание шло полным ходом. Стенька и Митроха плясали так, что казалось, этому не будет конца, никто из них никогда не устанет и не уступит другому.

Но прошли четверть часа и первые признаки усталости проступили в их движениях: уже не так лихо подпрыгивал и свистал Митроха, не так крепко и ладно бил ногами Стенька.

А еще через четверть часа на лугу творилось невообразимое: толпа ревела, заглушая музыкантов, на плясунов же было страшно смотреть: еле двигаясь, шатаясь, едва не падая со столов, они, тем не менее, плясали, повторяя все те же коленца, но только гораздо медленней, рубахи их были мокры, пот струился по багровым лицам, капли летели в стороны.

— Стенька, не выдай! — кричал Аким, также побагровевший, как и сын.

— Митроха, пляши, убью! — сжимал кулаки Марей.

— Пляшите, черти! — кричал в толпе.

— Стенька, не поддавайся! — кричал Антон Петрович.

— Митроха, Митроха! — не смолкал Красновский.

— О Боже, я не могу это видеть! — в волнении тетушка отвернулась, закрыв лицо руками.

— Господи, помилуй! — крестился Федор Христофорович.

— Молодцы! Просто молодцы! — восхищенно повторял Рукавитинов.

— Полегче, полегче, братцы! — качал головой Куницын, хотя глаза его сияли восторгом.

— Они же могут умереть! — в сильном волнении Татьяна сжала руку Романа. — Милый, останови их!

В глазах ее светились боль и сострадание.

— От этого не умирают! — порывисто обнял ее Роман. — Это свобода! А она не даст умереть!

— Ты уверен? — спросила она.

— Да, да! И умоляю тебя, всегда верь свободе, доверяй ей! Она прекрасна, она всем платит благодатью за веру, за преданность! Обещай мне, что ты будешь верна свободе! Обещай!

— Я... обещаю, — произнесла Татьяна, доверчиво глядя ему в глаза.

В этот момент Митроха, неловко взмахнув руками, пошатнулся и повалился со стола на траву, и все поддерживающие Стеньку победоносно закричали.

Митроха с трудом поднялся на ноги, шатаясь, оперся руками о стол, силясь вскарабкаться на него, но толпа заревела сильней, послышались насмешливые выкрики, свист, и он махнул рукой и бессильно сел.

— Ааааа! Наша взяла! — во всю глотку кричал Аким, хлопая себя по коленям.

— Тьфу! Невдаль драный! — в сердцах плюнул Марей в сторону сидящего на траве Митрохи.

Стенька же, хоть и шатался, как камыш, продолжал по инерции плясать.

Аким с двумя своими братьями — такими же отчаянными, чернобородыми и белозубыми мужиками — подскочил к столу.

— Наша взяла! Наша взяла! — закричали братья, сволакивая Стеньку со стола, и через мгновенье его принялись подбрасывать на руках.

— Молодчина! — гремел Антон Петрович, потрясая часами. — Сюда, сюда его несите!

Красновский, морщась, как от зубной боли, полез во внутренний карман пиджака за бумажником.

— Ну, герой, ну герой! — повторял Федор Христофорович.

— А тот-то вон как уплясался! — посмеивалась попадья. — Ой, вот озорники!

Стеньку поднесли к террасе, поставили на ноги. Антон Петрович подошел к нему, обнял и трижды поцеловал, повторяя:

— Молодец! Молодец! Молодец!

Затем он взял ослабевшую потную руку плясуна и вложил в нее часы.

— Носи, брат, на здоровье!

— Ура! — крикнул сияющий от счастья Аким, и столпившиеся у террасы мужики дружно закричали «ура».

Татьяна вдруг подошла к Стеньке и, произнеся: «Спасибо вам», поцеловала его в пылающую румянцем щеку.

Крестьяне закричали громче, парень же, зардевшись еще сильней, потупил глаза.

— Теперь ты веришь? — спросил Роман у Татьяны.

— Верю! — радостно ответила она.

Часы на террасе пробили восемь. Как ни был дядюшка захвачен чествованием Стеньки, он тут же отреагировал на перезвон.

— Так, так! Отлично! Никита! Никита!

Стоящий неподалеку Никита шагнул к нему, почтительно улыбаясь.

— Как наше чудо-юдо?

— Все готово! — кивнул головой Никита.

— Ну, а коль все готово — полный вперед, братец!

Никита вместе с парнями в кумачовых рубахах скрылся в двери. Туда же быстро проследовали и девки в сарафанах.

— Отдыхайте, друзья! — крикнул Антон Петрович крестьянам. — Закусите, выпейте — словом, не скучайте!

Крестьяне, отхлынув от террасы, потянулись к столам со снедью. Но вдруг в их толпе прорезались два голоса.

Один из них принадлежал Акиму, другой — Марею.

— Я тебя не слушаю, мне чихать на вас, волки драныя! — злобно трясясь, кричал Марей.

— Ты тутова не хозяин, не кипятися! — победоносно скаля зубы, махал на него Аким. — Профурыкались — так и сиди молчком, верста пошехонская!

— Ах ты, бес чернявый! — затрясся сильней Марей, надвигаясь на Акима. — Да я тибе рожу пробью!

— Кишка тонка! Сам сперва в салазки огребешь, козел сипатый!

— Ах, ты... — выдохнул Марей и, взмахнув костлявым кулаком, бросился на Акима.

— Бей Пантелеевских! — раздался в толпе визгливый крик.

— Бей Сухоруких! — закричали рядом.

Послышались крики, брань, замелькали кулаки, завизжали бабы, и через мгновенье разделившиеся мужики отчаянно дрались между собой. На террасе все замерли в замешательстве, а потом — зашумели, закричали:

— О Господи, Царица Небесная!

— Они же поубивают друг друга, остановите их!

— Петя, Петя, разними их!

— Quel malheur!

— Боже мой!

— Ну-ка, прекратите, дураки!

Но никакие крики и призывы не могли остановить коллективной драки, в мгновенье ока охватившей толпу.

Татьяна прижалась к Роману и смотрела на драку. По ее взгляду Роман понял, что она видит это зрелище впервые. Он взял ее лицо в свои ладони и, повернув к себе, сказал.

— Не бойся этого!

Мгновенье она молча смотрела ему в глаза, потом произнесла:

— Я не боюсь.

А вокруг все кричали, возмущались и охали, требуя прекратить драку.

И вдруг где-то наверху дома грохнул ружейный выстрел, за ним другой. Теснящиеся у столов бабы завизжали, толпа как-то сразу замерла и поворотилась к дому. Наверху послышался лязг перезаряжаемого ружья и вслед за ним — голос Антона Петровича:

— А ну-ка по бунтовщикам и смутьянам...

За этими словами наступила зловещая тишина.

Толпа дрогнула, стала отползать от дома, бабы, торопливо крестясь, пятились, обходя сдвинутые столы. Грохнул оглушительный третий выстрел. Бабы с визгом бросились врассыпную.

Толпа побежала, теряя фуражки и картузы.

Вдогонку ей загремел четвертый выстрел, и дробь ударила по листьям вековой липы.

На террасе все молча наблюдали за бегством крестьян.

Наверху послышался звук преломленного ружья, и две пустые латунные гильзы, громко прокатившись по карнизу, упали к ногам стоящих. Звук этот вывел всех из оцепенения.

Тетушка со вздохом подошла к Татьяне и обняла ее, произнеся:

— Ах, милое дитя... прости этих грубых мужиков.

— Они по-иному не привыкли, — Красновский нагнулся и, подняв одну из гильз, понюхал ее: — Ай, ай, ай... И запах пороха нам сладок и приятен.

— А из-за чего они подрались? — спросила Красновская.

— Да какая вам разница! — усмехнулся Клюгин, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы брюк. — Мужики живут для работы, пьянства и драк. Suum cuique...

— Ах озорники, ах баловцы! — бормотал Федор Христофорович, укоризненно качая головой.

— Смутьяны, да и только, — басил дьякон.

Крестьянская толпа, забежав за липы, остановилась в нерешительности.

— Мне кажется, что им нравится драться, — тихо произнесла Татьяна, обращаясь к одному Роману.

В ее голосе чувствовалось разочарование.

— Это нужно им, — ответил Роман.

— Нужно?

— Да. Тебе трудно понять это.

Она отвела взгляд и посмотрела на стоящую за липами толпу.

— Трудно. Но я смогу понять их. Я всех смогу понять.

Роман смотрел, любуясь ею.

На террасу вошел Антон Петрович, напевая что-то бодрое итальянское.

В руках он нес ружье и патронташ.

— Le combat querait fin faute de combattants! — громко произнес он, швыряя патронташ в угол и опираясь на ружье. — Вот так-то, друзья мои!

— Антоша, ты, надеюсь, не в них стрелял? — подошла к нему тетушка.

— Что за глупости, радость моя! — он поцеловал ей руку. — Я стрелял, так сказать, по ветвям. А что, напугал вас? Напугал?

— Нас, брат, напугать трудно! — засмеялся Красновский. — А вот мужики, по-моему, не в шутку сдрейфили!

— Мужики? — Антон Петрович прислонил ружье к комоду. — Да они через полчаса здесь опять запляшут!

— Безусловно, — согласился Клюгин, пробираясь к столу и усаживаясь на свое место. — И любить вас будут еще больше прежнего.

— Все хорошо, все хорошо, друзья мои! — заговорил дядюшка, обнимая мужчин и целуя женщинам руки. — Все чудно и так прелестно, как никогда, Татьяна Александровна! Свет очей наших, тебя испугали?

Он взял обе ее руки и, целуя их, бормотал:

— Прости, прости, дитя, и этих варваров... и... меня, старого дурня...

— Антон Петрович, я не боюсь! — произнесла Татьяна с улыбкой, и все засмеялись.

— О смелое, трижды смелое дитя! — Антон Петрович опустился перед ней на колено и опять припал к ее руке. — Ты поняла, ты все поняла и не винишь ни их, неразумных, ни меня, глупого!

— Антоша, Татьяна Александровна по доброте своей тебя не винит, но мы... — с укоризненной улыбкой покачала головой тетушка, — мы все еле живы после такой пальбы. Как ты решился на такое?

— Я? — Антон Петрович встал и повернулся к тетушке.

Лицо его мгновенно преобразилось, став строгим, надменным и величественным, он повел плечами, словно почувствовав на них царственную тогу, шагнул к тетушке и, медленно подняв вверх указательный палец, заговорил:

Он обвел всех тяжелым взглядом и вдруг, резко опустив свой перст, указал им на фельдшера:

— Андрей Викторович Клюгин!

— Браво! — выдохнул Красновский, и все зааплодировали.

— Это совершенно верно! — подтвердил Рукавитинов.

— Андрей Викторович — наш кремень! — хлопала в ладоши тетушка.

— Друзья! — дядюшка подошел к столу и поднял свой бокал. — Я предлагаю поднять бокалы во здравие неутомимого и непоколебимого эскулапа наших хлябей и расселин, ревнителя здравого смысла и критического ума Андрея Викторовича Клюгина!

— Отлично! — захмелевший Красновский склонился над столом, ища свой бокал. — Отлично... Я бы еще добавил, — он нашел бокал и поднял его нетвердой рукой, — что Андрей Викторович, хоть мы порой и ворчим на него, является тем критическим скальпелем, который частенько... да, да, частенько, в спорах пускает нам стариковскую кровь.

— И тем самым поддерживает наше здоровье! — подхватил Антон Петрович. — За вас, Андрей Викторович!

Все потянулись бокалами к фельдшеру, который все это время неподвижно сидел за столом, свесив голову на грудь. Как и Красновский, он сильно захмелел.

— Андрей Викторович! — окликнул его Антон Петрович. — Мы все пьем за вас!

Клюгин со вздохом поднял свое побледневшее лицо, взял бокал и стал медленно приподниматься.

Все стали чокаться с ним.

Клюгин молча кивал головой, глядя вниз и как будто неотвязно думая о чем-то другом. Роман последним коснулся его бокала своим и произнес:

— Счастья, вам, Андрей Викторович.

Клюгин поднял на него свой тусклый взгляд и сказал еле слышно:

— Я счастлив.

В это время в двери показались двое парней в кумачовых рубахах, тащивших за ручки большой трехведерный самовар. Третий парень нес за ними два объемистых заварных чайника.

— Ага, ага! — воскликнул дядюшка. — Давно забытые, под легким слоем пыли, черты заветные, вы вновь передо мной... Все, все по плану! А я и впрямь забыл, старый фанфарон! Татьяна Александровна, Роман Алексеевич, друзья, прошу к столу, к меднопузому ворчуну!

Все с оживлением стали занимать места за столом.

Самовар водрузили в центре стола, один из чайников взгромоздился ему на решетчатую голову. Девки в сарафанах тем временем уставили стол всевозможными вареньями, печеньями, пирожками и плюшками, оставив, однако, в центре, рядом с самоваром, просторное пустое место.

Когда девки вышли, Антон Петрович встал:

— Никита, подавай!

Все повернули головы к двери.

Из нее медленно и торжественно вышел Никита, по пояс заслоненный роскошным тортом, который он с трудом нес на специальном круглом подносе.

— Ура кудеснику! — крикнул Антон Петрович. — Шампанского! Шампанского!

Торт был водружен на стол, появилось шампанское, и дядюшка, приказав налить Никите, выпил, чокнувшись с ним, отчего улыбка на полудетском лице повара стала еще блаженней и глаза его заблестели.

— Какое чудо! — по-детски улыбалась Татьяна, глядя на торт.

Торт был действительно чудесным и представлял собой шоколадную корзину с плодами, искусно сделанными из бисквитов, шоколада и разноцветных кремов. Сверху всей этой прелести, на румяном бисквитном яблоке сидели, целуясь, два голубка, отлитых из белого шоколада.

Такие торты Роман видел и ел только в детстве, и волна знакомого детского восторга проснулась в нем, тем более что рядом так же восторгался другой ребенок — Татьяна.

— Какое чудо! — повторила Татьяна и повернулась к Роману.

Лицо ее было лицом девочки.

Роман провел ладонью по щеке любимой.

— Я люблю тебя, моя девочка, — сказал он.

— Я жива тобой! — восторженно ответила она.

Глаза их, казалось, растворялись друг в друге, и все окружающее исчезало, словно дым.

А вокруг по-прежнему царило веселье: захмелевшие, радостные люди наперебой подсказывали Никите, как резать и делить торт, а он, стоя наготове с большим, похожим на мастерок каменщика ножом, примеривался, блаженно улыбаясь.

— Сбоку, сбоку режь!

— Голубков, голубков молодым сперва!

— Сразу посередке, а потом крестом!

— По яблочку, по яблочку срежь молодым!

— Друзья, прошу покорнейше, держите дистанцию, на сбивайте кудесника с толку!

Но советы продолжали сыпаться на повара. Наконец он решительно занес нож над тортом и стал искусно резать его на тонкие высокие части.

Вскоре благодаря проворству Аксиньи, Поли и Гаши на десертных тарелках перед собравшимися выросли эти высокие нежные клинья, дразнящие прослойками крема, безе и разноцветного шоколада.

Молодым, конечно же, досталась куски с голубями.

— Ты знаешь, я хочу тебе сказать, — заговорила Татьяна. — Моя любовь к тебе — это совсем, совсем не то, чего я хотела все эти годы, о чем мечтала. Я мечтала совсем о другом, причем мечтала так сильно, с таким желанием, что и предположить не могла, что все будет иначе. А сейчас... — она улыбнулась и покачала головой, — сейчас все просто совсем по-другому. Это так ново и так чудесно, что я... я просто ничего не понимаю...

Она замолчала, глядя на него глазами, полными любви и нежности.

— Я тоже ничего не понимаю, — произнес Роман. — Но зато я знаю. И это — самое главное, это важнее всего. Я знаю все о нас с тобой.

— И я знаю! — быстро и радостно ответила она. — И мне ничего не нужно, кроме этого знания. Потому что... Я жива тобой.

— А я жив тобой, мой ангел, мой свет. Ты вернула мне жизнь, ты вернула мне сердце.

— Я люблю тебя, люблю тебя... — шептала Татьяна в истоме, закрывая глаза. Он взял ее руку и, склонив голову, припал к ней долгим поцелуем.

Антон Петрович, с умилением глядя на молодых, приложил палец к губам, и громко говорящие и смеющиеся гости стали постепенно смолкать. Вскоре все замолчали и смотрели на молодых, которые, напротив, никого замечать не хотели.

Так продолжалось некоторое время, и вдруг тихий женский голос, появившись как бы ниоткуда, запел нежно и красиво:

Это пропела Лидия Константиновна. Она смотрела на молодых, в глазах ее стояли слезы.

Все происходящее было до такой степени естественно и трогательно, что никто не захлопал восторженно, не закричал «браво», все молча сидели, глядя на молодых. Посреди этого молчания медленно поднялся Куницын с бокалом в руке и произнес тихо, но внятно:

— За любовь.

Все встали и выпили.

Вдруг со стороны луга раздалось робкое покашливание. Неподалеку от террасы, возле кустов сирени, стоял Фаддей Кузьмич Гирин, Аким и Савва. Крестьянская толпа же по-прежнему темнела за липами.

— Так, так, — Антон Петрович поставил пустой бокал, приложил салфетку к губам и повернулся к мужикам:

— Нуте-с, с чем пожаловали?

Перекинувшись и привычным движением огладив бороду, Гирин заговорил:

— Мы, Антон Петрович, стало быть, от всего обчества как бы к вам. Прощения просят мужички. Каются.

— Каются? — переспросил дядюшка, делая знак Аксинье, чтобы она начала разливать чай.

— Каются, ох каются! — забормотал Савва, страдающе качая плешивой головой. — Бес попутал, вот и сцепились, а теперича прощеница просят, чтоб не серчали на них, дураков.

— Не серчали? — Антон Петрович подмигнул Роману. — А ежели осерчаем?

— Не серчай, Антон Петрович! — заговорил Аким, подходя ближе к террасе и кланяясь в пояс. — На меня, дурака, серчай, я всю эту смуту затеял, а народ тутова ни при чем! Прости нас, дураков, ради дня такого, и вы, Татьяна Александровна, простите, и вы, Роман Лексеич!

— А у меня попросить прощения ты не собираешься? — воскликнула тетушка. Вместо ответа Аким опустился на колени и, коснувшись лбом земли, замер.

— Ну, хватит, хватит! — махнул на него Антон Петрович. — Теперь, чай, не старые времена.

— Акимушка, встань, не доводи меня до слез! — проговорила тетушка.

Аким медленно поднялся с колен. В его посерьезневшем лице тем не менее чувствовалось лукавство.

— Да, брат, на колени падать вы все мастера! — весело заключил дядюшка. — Ну, посуди сам, хорошо ли в такой день и по мордасам бить?

— Не по-божески, ох не по-божески! — качал головой Федор Христофорович.

— М-да, — дядюшка повернулся к молодым. — Что же с этими карбонари делать будем?

— Простите их, Антон Петрович, — сказала Татьяна.

— Простите, дядя, — вторил ей Роман.

— Прости, Антоша, — улыбалась тетушка.

Антон Петрович посмотрел на гостей:

— Простить! Простить! — заговорили все.

Антон Петрович поднялся и торжественно объявил:

— Прощаю!

Аким радостно повернулся назад и, махнув шапкой, крикнул:

— Прощааает!

Радостный крик толпы долетел до террасы, и крестьяне повалили к дому.

Когда они подошли, Антон Петрович крикнул:

— Ну что, озорники, каетесь?

— Каемся, каемся, батюшка! — закричали мужики.

— Ну то-то же! Чтоб без озорства! А теперь — гуляйте!

Мужики в знак благодарности кинули вверх картузы, бабы тут же затянули песню и поспешили к столам.

— Какие они милые! — воскликнула Татьяна, следя за крестьянами.

— Они — наши братья, — сказал Роман.

А за столом все уже было готово к чаепитию — ароматный чай дымился в чашках тонкого китайского фарфора, нежные клинья торта дразнили своей прелестью, варенья всевозможных сортов, печенья, сладости теснились на столе.

Но едва все потянулись к чашкам, как Антон Петрович предупредительно поднял палец и произнес:

— Друзья мои, разрешите мне сказать один не совсем обычный тост.

— А у тебя, Антон Петрович, обычных тостов и не бывает! — воскликнул Красновский, и все засмеялись.

Антон Петрович встал и прижал руку к груди:

— Прошу вас покорнейше. То, что я собираюсь сказать, очень, очень важно...

— Значит, Антоша, все предыдущие твои тосты ничего важного не содержат? — воскликнула тетушка, и смех усилился.

— Умоляю! Умоляю! — прижимал руки к груди дядя.

— Как тамада — разрешаю! — кивнул Красновский.

— Но — с условием! — погрозил пальцем Рукавитинов. — Чтобы чай не остыл!

— Не остынет, не остынет, любезные друзья мои, уверяю вас, — качал головой Антон Петрович. — Он не может, не смеет остыть, потому что речь в моем тосте пойдет о его начальнике, о замечательном, удивительном снаряде, о меднобоком ворчуне, известном среди людей под именем самовар!

— Вот это да! — засмеялся Красновский.

— Первый раз услышу тост о самоваре! — смеялась Красновская.

— Ах Антон Петрович, кудесник! — качал головой Федор Христофорович.

Дядюшка же привычным жестом поднял обе ладони, прося тишины, и она наступила. Крестьяне, выдвинувшие столы на луг и пирующие за ними, заметили это и тоже смолкли.

— Друзья! — заговорил Антон Петрович. — Будучи полноценными детьми прогресса и цивилизации, все мы являемся в какой-то степени жрецами культуры и аматерами различных искусств, ибо чувство прекрасного, вложенное в наши бессмертные души Создателем, требует удовлетворения если не в сотворении произведений искусства, то хотя бы в созерцании этих творений. Созерцая бессмертные шедевры, мы удовлетворяем, так сказать, эстетический голод и одновременно формируем и развиваем свой эстетический вкус, позволяющий нам судить о произведениях искусства, выделяя и превознося бессмертные, оценивая хорошие и отбрасывая дурные. Таким образом, эстетическая самостоятельность людей, или, как выразился бы Николай Иванович, их эстетическая автономия, складываясь воедино, образует, собственно, эстетику всего человечества, эстетику как феномен культуры, которая, в свою очередь, начинает формировать эстетические вкусы отдельных личностей, замыкая, тем самым, этот божественный круг. Итак, мы учимся у эстетики и эстетика учится у нас. Цивилизованный и культурный человек способен отличить полотно мастера от пачкотни дилетанта, стихи гения от потуг жалкого рифмоплета, игру подлинного трагика от вымученных кривляний театрального проходимца. И все это потому, что нас воспитывала мировая культура на примерах своих лучших представителей. Нас воспитывали Рафаэль и Бах, Шекспир и Пушкин, Кант и Моцарт. И это прекрасно, что мы культурные люди. Но! Есть в этом прекрасном круговороте эстетического воспитания и свои издержки. Любуясь Рафаэлем, мы автоматически ищем других Рафаэлей, слушая Моцарта, мы взыскуем новых Моцартов, читая Канта, мы жаждем неизвестных Кантов. Рафаэль, Моцарт, Кант, Гораций светят нам всю жизнь столь ярко, что подчас затмевают все остальное, и мы подчас слепнем от сияния этих вечных светил и ищем подобных, не замечая порой поистине чудесного в нашей обыденности и повседневности, которую некоторые столичные снобы привыкли именовать серой. Но не верьте, друзья мои, этим филистерам от искусств, ни на грош не верьте! Человек, по-настоящему понимающий и ценящий красоту «Сикстинской мадонны», разглядит ее и в заброшенной пасеке, а подлинный любитель божественного Моцарта услышит чудесные гармонии и в скрипе невзрачной телеги. И это не шутка и не курьез, друзья мои! Сегодня, сейчас я собираюсь доказать вам правомерность своего тезиса. Взгляните, друзья! Перед вами посередь стола стоит совсем обычная вещь, к которой мы с детства привыкли. Стоит самовар. Медный круглобокий трудяга, всю свою жизнь честно поящий нас чаем и не требующий взамен никакой награды. Минуют годы, десятилетия, и после неоднократных починок и полудок этого труженика выбросят на свалку, чтобы никто из тех сотен смертных, что грелись теплом его нутра, уж никогда боле не вспомнил бы его. Но эстетическая автономия, о которой я говорил, позволяет нам не только увидеть чудесное, но и показать его другим людям. Так вот, друзья мои, я показываю вам это чудесное. Посмотрите! Перед вами стоит чудесный снаряд, изумительная, так сказать, конструкция, не имеющая европейских аналогов. Как прост и в то же время изыскан он! Сколько скрытого достоинства в этих ножках, кранике, решетке с чайником! Нет, вы только полюбуйтесь этими круглыми боками, этими изгибами и выступами. Сколько прелести в этом снаряде! Как он прост, как гениально прост он! До какой степени надо любить человечество и человека, чтобы создать такое чудо! Вода, угли — и вот уж кипит он, посвистывает, зовет к столу! Может ли сравниться с ним убогий немецкий чайник на спиртовке? Или английская водогрейка? Нет, не могут! Ибо нет в них души, а есть только рассудок. Самовар же наш как будто специально создан для русского человека, для русской души, кочующей по бескрайним российским просторам! Для самого далекого путешествия сгодится он и никогда не станет лишней обузой; в любом поприще, при любой погоде выручит, обогреет, наполнит сердце надеждой. На снегу, при лютой метели, под проливным дождем, в промозглой ночи при ледяном ветре будет уверенно стоять он на своих медных ногах, гордо подставя свои бока стихии, дымя трубой и набирая тепло, несмотря ни на какой холод, чтобы вскоре победоносно засвистать паром, наперекор, так сказать, бесчеловечной природе, знаменуя своим свистом торжество русского характера. Услышит этот свист сидящий рядом путник и сразу забудет про непогоду, ибо напомнит ему меднобокий свистун о родном доме, об уюте семейном, о родных и близких. Заварит он душистый чай и будет пить, сидя бок о бок с тихо посвистывающим крутобоким другом, хваля и прославляя в душе того безымянного русича из славной породы Кулибиных и Ломоносовых, который впервые смастерил сей замечательный снаряд и тем самым увековечил свою, пусть и безымянную, славу...

Дядюшка вдруг замолчал, лицо его стало сумрачно-торжественным. Он вздохнул и заговорил со страстью, громче прежнего:

— Так неужели нам, детям культуры и просвещения, нам, любителям и поклонникам всяческих искусств, надо непременно ждать метели, чтобы оценить прелесть русского самовара?! Неужели только в условиях дорожного неудобства способны мы понять, что есть на самом деле русский самовар? Неужели, лишь оказавшись в сотне верст от родного угла, способны мы по-настоящему насладиться его прелестным свистом, чудными формами, ароматным дымком?! О люди русские! Доколе же нам, уподобившись тому столичному глупцу и краснобаю, склоняться в благоговении пред всякой европейской безделушкой и в упор не желать замечать наших отечественных пизанских башен? Так посмотрите же пред собой! Вот он стоит перед вами, чудесный снаряд, сотворенный руками и сердцем великого народа, вложившего в него свою душу, как вкладывал он ее в собор Василия Блаженного, в Китеж-град, в новгородские фрески! Так давайте же поклонимся еще одному русскому чуду — народной русской душе, воплощенной в металле, ибо нет на свете души более чистой, широкой и — народной!

Он сложил руки на груди крестом и величественно склонил голову. Все, за исключением молодых и Клюгина, встали и поклонились самовару.

— Да здравствует русский самовар! — провозгласил Антон Петрович, поднимая чашку с чаем, словно бокал с вином.

— Ура! Ура самовару и его певцу — Антону Петровичу Воспенникову! — поднял чашку Красновский.

— Ну, Антоша, я от тебя лет десять ничего подобного не слышала! — качала головой тетушка.

— За самовара-батюшку! — басил дьякон.

— Святую правду сказал, святую правду! — повторял о. Агафон, вытирая выступившие слезы. — Да и как сказал. Господи! Словно акафист читал!

— Антон Петрович, поздравляю! — Рукавитинов чокнулся своей чашкой с чашкой дядюшки. — Вы просто кладезь талантов!

— За самовар, за самовар, друзья! — не унимался дядюшка, чокаясь со всеми. — Выпьем сей чудный напиток во здравие меднопузого друга!

— За самовар, за самовар! — стали повторять все.

— За самовар! — с улыбкой произнес Роман, поднимая чашку. Татьяна подняла свою, и они чокнулись.

— Правда, мой дядя — чудо? — спросил ее Роман.

— Да, да! Они все чудесные! — восторженно заговорила она, отпив чаю. — Здесь все такое чудесное, такое доброе! И он. И ты! Муж мой!

Они смотрели в глаза друг другу.

— Антон Петрович! — говорил Красновский. — После твоей тирады я, во-первых, по праву тамады, присуждаю твоему тосту первый приз в виде этого чудесного торта, а во-вторых, слагаю с себя венец тамады!

Все засмеялись и зааплодировали, а Антон Петрович поклонился.

— Друзья, а не пора ли нам зажечь свечи? — спросила Красновская.

— И то верно! — встрепенулся дядюшка и крикнул. — Огня! Огня сюда!

Роман, Татьяна, да и многие сидящие за столом, только сейчас заметили, что вслед за давно уж закатившимся солнцем спустились теплые июльские сумерки.

— Неужели вечер? — изумленно спросила Татьяна. — Так быстро?

— Да, Татьяна Александровна, это вечер! — заметил Рукавитинов, озабоченно глядя на часы. — Еще час, и стемнеет, а у меня еще многое не готово...

Он встал.

— Прошу прощения, Татьяна Александровна и Роман Алексеевич, друзья, я должен вас ненадолго покинуть.

— Николай Иванович, куда вы? — забеспокоились все.

— Секрет, секрет! — улыбался Рукавитинов.

— А я догадалась! — воскликнула Красновская.

— И я! — сказала тетушка.

— Ну, а я и подавно! — засмеялась попадья.

— Небось шутихи пускать? — мямлил Клюгин, громко прихлебывая чай. — Видали уж не раз...

— Андрей Викторович, помалкивай, брат! — погрозил ему дядюшка. — Сюрприз есть сюрприз!

— Андрей Викторович, вместо того чтобы дезавуировать сюрпризы, помогли бы мне лучше, — Рукавитинов сошел с террасы на землю, — а то мои помощники в этом деле весьма и весьма беспомощны.

— Ну, отчего ж не помочь, — равнодушно хмыкнул Клюгин, с трудом вставая. — Ради такого дня я на все готов...

— Отлично. Жду вас вон у того дуба.

Клюгин, пошатываясь, отошел от стола, но вдруг нетвердым шагом приблизился к молодым, наклонился и прошептал:

— А самоварчик-то англичане изобрели!

И, усмехнувшись своей желчной, тяжелой усмешкой, двинулся за Рукавитиновым.

— Он похож на ворона, — произнесла Татьяна, следя за неверными движениями сутулой клюгинской фигуры. — На подраненного ворона.

— Я его люблю, — сказал Роман. — Даже больше других.

— Да. Я тоже начинаю его любить... — она повернулась к Роману.

— Чай, чай, друзья! — гремел дядюшка. — Татьяна Александровна, Адам Ильич! Чай пить надобно горячим!

— Я уж и так отведал, — улыбался Куницын. — Как все у вас славно!

— Чай пить — не дрова рубить! — смеялся Красновский.

— Чай не пьешь — откуда силы возьмешь? — вторила ему тетушка.

— Чай-чаек хмель-хмелек выгоняет! — хихикал Федор Христофорович, наливая чай в блюдце.

— Чай — заварочкой силен! — качала головой попадья.

— Как почаевничаешь — так и попляшешь! — басил дьякон.

— Не то, не то, друзья! — заговорил Антон Петрович. — Чай пей, да дело разумей!

— Отлично! — Красновский с наслаждением прихлебывал из чашки.

Меж тем парни в кумачовых рубахах зажгли лампу и два шандала.

— Неужели уж день прошел? — недоумевала Татьяна.

— Наш первый день. Первый.

— Первый! — повторила она, замерев. — Как это страшно звучит! Страшно и прекрасно!

— У нас с тобой все будет первым, все впервые.

— Я знаю, я знаю это. Но это меня и пугает, и радует.

— Меня тоже. Хотя... — он задумался, не отрываясь от ее чудесного лица. — Я люблю тебя так, что мне все равно, что будет. Я готов ко всему. Ты понимаешь меня?

— Да. Хоть мне и трудно, но я понимаю, — ответила она.

Они улыбнулись друг другу.

Вокруг все с удовольствием пили чай и ели свадебный торт.

К террасе подошел Гирин и осторожно покашлял в кулак.

— Что, Фаддей Кузьмич? — повернул к нему раскрасневшееся от чаепития лицо Антон Петрович.

— Антон Петрович, просят, значитца, мужички дозволения костерок запалить. Больно в горелки поиграть охота.

— Вот, вот! Это — дело! Палите, палите костры, солдаты Багратиона! — оживился дядюшка. — Чтоб басурман, так сказать, почуял силу... отсель грозить мы будем шведу...

— Значитца — можно?

— Жги, жги, брат! Пусть попрыгают, потешат Ярилу.

— Попрыгайте, а мы посмотрим!

— Formidable! Давно не видела эти прыжки через огонь!

— Только не сожгли бы чего невзначай...

— Зажигай, зажигай, молодцы! Порадуйте жениха да невесту, люди русские!

На лугу сразу же все пришло в движение, столы опять понесли в сторону, кто-то побежал за дровами. Не прошло и четверти часа, как на лугу запылали два больших костра.

Бабы затянули песню, а молодые девки, взявшись за руки, стали водить вокруг костров хороводы.

— Как хорошо! — воскликнула Татьяна, неотрывно глядя на луг.

— Еще бы, Татьяна Александровна! — гордо приосанился Антон Петрович. — Когда русский народ гуляет — это всегда хорошо! Лучше и быть не может!

— Мне хочется быть там, с ними! — произнесла Татьяна, вставая.

— Конечно, конечно! — подхватила Антон Петрович. — Друзья, Татьяна Александровна совершенно права! Она предлагает нам присоединиться к народу и повеселиться.

— Отлично! — заворочался, вставая, Красновский.

— Танюша, какая ты умница! — умилялся Куницын, любуясь стоящей Таней. Хмель сделал его еще добрее и счастливее, глаза его слезились.

— Боюсь я этих мужиков! — со смехом встала Красновская.

— Наденька, вы пойдете?

— А как же! Будем прыгать через огонь, представляете?

— Impossible! Вы — и через огонь?

— А что! — оживился Антон Петрович, сходя с террасы. — Разбежится, прыгнет и растает, как Снегурочка!

Все засмеялись.

Крестьяне, видя, что молодые и гости Воспенниковых сошли с террасы, повернулись к ним и, расступившись, освободили проход к кострам.

Роман взял Татьяну под руку, и они пошли первыми.

Крестьянская толпа шумно приветствовала их. Мужики, бабы, молодежь — все кланялись, глядя с нескрываемым любопытством.

— Ну что, мужички, довольны? — громко спросил Антон Петрович.

— Довольны! Довольны! — дружно заговорили со всех сторон.

— А вы, бабы, довольны?

— Довольны, довольны, батюшка! — закричали бабы.

— Ну, а коль довольны — что ж приутихли?!

Бабы засмеялись и тут же одна из них — краснолицая, дородная — шагнула чуть вперед и затянула:

Десятки крестьянских голосов сразу подхватили:

Близость поющей толпы подействовала на Романа, как и всегда, завораживающе, а Татьяна вся вздрогнула и замерла, сжав его руку.

Бабы и девки пели, приплясывая и кружась, всполохи костров играли на их сарафанах и поневах.

Вдруг баба, запевшая первой, взмахнула белым платочком и, не переставая петь, взяла за руку близстоящую бабу. Та в свою очередь нашла руку своей подружки, а подружка с поклоном подала руку Лидии Константиновне. Лидия Константиновна с радостью приняла приглашение и левой рукой нашла руку Антона Петровича, который тут же схватил свободной рукой руку Надежды Георгиевны, которая, едва не вскрикнув, все же нашла в себе силы протянуть руку Роману. Ему же не пришлось искать — их с Татьяной руки в этот день были неразлучны. Татьяна вздрогнула, словно почувствовала некий незримый ток, идущий по рукам, но, повинуясь правилам игры, тут же протянула свободную руку стоящему рядом Красновскому.

Баба с платочком тем временем двинулась к кострам, увлекая за собой хоровод. Крестьяне запели еще громче, слитые воедино голоса колыхали ночной воздух:

Роман двигался как зачарованный, душа его растворялась в песне, он радостно сжимал руку Татьяны и смотрел вокруг, как свойственно ему в подобные минуты, — словно боясь что-то упустить из виду. А баба уже вела хоровод восьмеркой вокруг двух жарких костров, и взявшаяся за руки толпа людей послушно следовала за ней.

— У нас нынче — субботея! — снова затянула ведущая, когда песня кончилась, и крестьяне дружно подхватили.

И песня пошла по новому кругу Дважды обведя хоровод вокруг костров, баба засеменила к липам. Под ними было прохладно, и песня звучала глуше. Хоровод замелькал между стволами, оплетая их поющей пестрой лентой.

— Барыня ты моя, сударыня ты моя! — голосила ведущая, обводя хоровод вокруг темных стволов и направляясь к кострам. Пестрая людская лента струилась за ней. Вдруг, когда до костров оставалось шагов двадцать, ведущая пронзительно взвизгнула, отсоединилась от хоровода и, подхватив с боков подол поневы, побежала к кострам.

Песня тут же стихла — по-видимому, большинство крестьян было готово к такому повороту.

Баба же с разбегу перепрыгнула через один костер, и сразу же — через другой, сверкнув над огнем кружевами юбки и крепкими икрами ног.

Едва она, отпустив подол, повернулась к остановившемуся хороводу, как крестьяне грянули:

Баба, что шла в хороводе сразу за ведущей, точно так же подхватила подол и, завизжав, побежала к кострам. Перепрыгнув через оба, она подошла к пританцовывающей ведущей и тоже стала пританцовывать, распевая: «Гори, гори ясно!»

Третьей в хороводе была Лидия Константиновна. Смущенно улыбаясь, она покачала головой, но крестьяне, видя ее замешательство, запели громче, прихлопывая в такт. Антон Петрович что-то шепнул ей, она со вздохом подхватила свое длинное платье, обнажив тонкие голени в черных чулках, и неумело по-женски побежала к кострам, вызвав ликование толпы.

Тонкие ноги перенесли ее через костры, расплатившись с янтарным жаром лакированной туфелькой. Бабы подхватили тетушку под руки, и под всеобщее ликование, смеясь и прихрамывая, она послала хороводу воздушный поцелуй. Антон Петрович не очень проворно скинул пиджак и, крикнув: «Асса, варвары!» — побежал к кострам, взмахнув руками и смешно согнувшись, перепрыгнул один, затем второй, потом оступился и повалился под ноги ловящих его тетушки и баб.

— Ура! — закричал Аким, и мужики подхватили.

— Гори, гори ясно! — снова разнеслось над лугом.

Настал черед Надежды Георгиевны, и она, к всеобщему удивлению, перепрыгнула костры с девичьей легкостью и на радостях расцеловалась с поймавшей ее в объятия тетушкой.

Роман понял, что теперь прыгать ему, и повернулся к Татьяне. Лицо любимой светилось детской радостью, она вся трепетала от счастья и была необыкновенно хороша в этот миг.

Роман обнял и поцеловал ее.

— Гори, гори ясно! — гремело позади них.

— Прыгай, милый... прыгай! — шептали ее близкие губы, отблеск огня играл в сияющих глазах.

И, повинуясь восторженному приказу этих счастливых глаз, Роман побежал к кострам.

«Я люблю ее!» — успел подумать он, и пламя дважды мелькнуло под ногами.

— Ромушка! Милый! Жив! — обняла его смеющаяся тетушка, но он нетерпеливо повернул лицо назад.

Там, в темноте, под липой стояла Татьяна. Белое платье выделяло ее из хоровода. Вот она двинулась и словно поплыла по лугу, приближаясь к кострам. Затаив дыхание, Роман следил за ней. Казалось, что некая невидимая волна несет ее на костры, а она стоит, отдавшись этой волне, чуть разведя руки. Вот платье ее мелькнуло над первым костром, еще несколько шагов, полет и — Роман сжал ее в объятиях.

Толпа под липами дружно закричала.

— Люблю, люблю тебя! — шептал Роман в ее волосы.

— Жива, жива тобой! — восторженно шептала она.

— Танечка! Танечка! — тянулась к ней Лидия Константиновна.

— Танюша! Браво! — ловил и целовал ее руки дядюшка. — Эдакий антраша! Брависсимо!

— Лебедушка, лебедушка белая наша! — причитала баба, опускаясь на колени и целуя край Таниного платья.

Вдруг из-под лип донесся слитный гул восклицания, тут же сменившийся смехом.

Все повернулись и увидели Красновского, распластавшегося на траве в трех шагах от первого костра.

— Петруша! — всплеснула руками Надежда Георгиевна, но Антон Петрович грозно поднял вверх указательный перст:

— Нет! Не верю! Чтоб наш Илья Муромец да не смог?! Не верю!

Под смех и подбадривающие возгласы Красновский приподнялся, пошатываясь, отступил назад, с трудом разбежался и, перепрыгнув костер, упал снова.

— Господи! — воскликнула Надежда Георгиевна и побежала к нему.

— Вот теперь — верю! — махнул рукой Антон Петрович, повернулся к бабам. — Ну-ка, матушки, уберите Безухова с поля боя!

Бабы подбежали к Красновскому и вместе с Надеждой Георгиевной подняли, повели под руки.

— Как между Сциллой и Харибдой... — бормотал он, показывая пальцем на костры.

Вслед за ним через огонь ловко, с посвистом, перепрыгнул Аким, затем — его сын Стенька, потом, непрерывно визжа, прыгнули две молодые девки, какая-то толстая баба, Фаддей Гирин, Иван Иванович и... настала очередь отца Агафона. В сильном волнении он выступил вперед, крестясь и подхватывая полы рясы, стоящие позади дьякон и попадья что-то наперебой говорили ему, поддерживая под локти, по-видимому упрашивая его не прыгать, но Федор Христофорович упрямо мотал своими белыми прядями.

Видя его решимость, крестьяне грянули:

Батюшка нетерпеливо увернулся от своих опекунов, просеменил несколько шагов и, снова перекрестившись, присел, подхватив рясу и примериваясь.

— Просим, просим, святой отец! — закричал повиснувший на бабах и супруге Красновский. — Mens sana in corpore sano!

— Ведь это так замечательно, так хорошо! — говорила Татьяна.

— Вперед! Вперед! — кричал Антон Петрович.

Но отцу Агафону не суждено было порадовать своих прихожан: в момент, когда он уже собрался было бежать и прыгать, над соседствующими с липами кустами с треском и шипением взвилась петарда, обильно сыпя искрами, поднялась над лугом и взорвалась, рассыпавшись на множество зеленых огней.

Песня и голоса тут же стихли.

— Батюшки... — испуганно протянула баба, поддерживающая Красновского.

— Аааа! Шутихи! — воскликнул Антон Петрович. — Милости просим! А подать сюда шутихи на радость новобрачных!

И, словно по команде, две петарды взвились в небо и разорвались так громко и ослепительно, что крестьянки завизжали, а мужики ахнули.

Вздрогнув, Татьяна прижалась к Роману, но в широко раскрытых, устремленных в освещенное небо глазах ее не было испуга — они смотрели жадно и радостно.

— Какое чудо! — прошептала она. — Какое чудесное чудо!

Едва последний зеленый огонек погас, как три петарды взлетели над кустами, вызвав новый приступ визга и аханья.

— Рукавитинов! Рукавитинов, ты бог! — кричал Антон Петрович, махая петардам руками. — Браво! Брависсимо!

— Ура! — кричали Красновский и Аким.

— Magnifique! — хлопала в ладоши тетушка. Бабы крестились, парни замерли с открытыми ртами.

Над кустами затрещало, вспыхнули две пороховые вертушки и отчаянно закрутились, разбрасывая искры, вызвав восторг толпы.

— Отлично! Отлично! — закричал Антон Петрович и в волнении упал на колени перед Татьяной. — Танечка! Изольда наших лесов! Этот свет для тебя! Для тебя и для Ромы!

— И для вас, для вас, милый! — воскликнула Татьяна, склоняясь и целуя седую голову дядюшки.

— Для всех, для всех! — подхватила тетушка, хлопая в ладоши, как девочка.

— Господи, как хорошо! — улыбалась Красновская.

— То-то огня-то! — цокал языком Аким. Роман держал Татьяну за руку, переживая ее восторг, как свой собственный. Едва заряды в вертушках иссякли и вращение их прекратилось, как над кустами загорелись выложенные цветным порохом буквы Т и Р.

— Татьяна и Роман! Татьяна и Роман! — закричали у костров и в толпе.

— Ураа! — во всю силу легких крикнул Антон Петрович, и мощное народное «Ура!» прокатилось по ночным окрестностям.

— Люблю тебя! — кричал Роман, радуясь, как мальчишка.

— Жива тобой! — вторила Татьяна, смеясь беззастенчиво, как девочка.

— Славьтесь, славьтесь, славяне! — кричал Красновский.

— Сюда! Сюда, Николай Иванович! Сюда, кудесник! — кричал Антон Петрович, заметив в кустах фигуру Рукавитинова. — Православные! Сюда, сюда его! Сюда героя Шевардинских редутов! Аким! Живым! Живым его сюда!

— А ну, за мной! — озорно закричал Аким, бросаясь к кустам и увлекая за собой мужиков.

— Акимушка! Осторожней, Бога ради! — кричала тетушка.

И не успели инициалы молодоженов догореть в ночном воздухе, как мужики вынесли на луг и принялись качать Рукавитинова и Клюгина. Николай Иванович беспомощно смеялся, взлетая над мужиками, Клюгин сопротивлялся и выкрикивал что-то нечленораздельное, в подброшенном виде напоминая огородное пугало.

— Сюда! Сюда! — Антон Петрович долго протискивался сквозь толпу и, наконец добравшись до Рукавитинова, стал целовать его. Тетушка, Красновская, подбежавшие гости — все протискивались к главному фейерверкеру, целовали и поздравляли его.

— Николай Иванович, такой роскоши мы не видели уже лет десять! — повторяла тетушка, держа руку Рукавитинова.

— Экая шутиха, экое бомбометание! — кричал дядюшка. — Осада Казани! Штурм Бастилии!

— Ватерлоо! Это, брат, форменное Ватерлоо! — кричал Красновский. — Разгром узурпаторов, слава новобрачных и ура! ура! ура!

— Николаю Иванычу — ура! — крикнул Куницын, и все подхватили.

В общей кутерьме Роман с Татьяной обнялись.

— Господи, за что мне это все... — шептала Татьяна. — Все это счастье...

— Ты мое счастье! Ты свет очей моих, моя первая и последняя любовь, мое светлое солнце! — с трепетом шептал Роман, целуя ее руки.

Она взяла его руку и прижала к своим губам.

Вдруг над лугом раздался угрожающий крик, напоминающий рев раненого медведя. Все замерли и завертели головами, ища источник вопля.

— Дуролом! — с уверенностью заключил Антон Петрович, и все увидели Дуролома, бегущего от лип к кострам. Стоящие возле них бросились в стороны, а Парамоша повторил свой дикий крик.

— Свят, свят, свят... — испуганно перекрестился отец Агафон.

Парамон же с разбегу прыгнул... в костер, подняв облако искр. Бабы завизжали, а Парамон, стоя в клубах яростно трещащего пламени, закричал голосом протодьякона:

— Яко же уберег отроцех во пещи огненной! Яко же уберег отроцех во пещи огненной!

— Оох! Лихушки! — завопила какая-то баба.

Дуролом, окутанный дымом и пламенем, рванулся из костра, сделал два размашистых прыжка и с чудовищным криком прыгнул в другой костер, вызвав новые клубы искр и новый приступ бабьего визга.

— Избави мя огня вечнущаго! — вопил Дуролом, стоя в костре и иступленно крестясь. — Избави мя огня вечнущаго, светоносная Сене небесная!

— Горииит! Горииит! Ах, батюшки! — кричали в толпе.

Роману на миг показалось, что пламя охватило большую фигуру Дуролома и что косматые патлы его уже трещат в огне.

Но Дуролом вдруг выпрыгнул из огня, упал на колени и, перекрестившись, согнулся в поклоне, бормоча:

— Слава Тебе, Пречистая Дева, слава Тебе, слава Тебе!

Одежда на нем дымилась, но не горела.

Толпа с изумлением обступила молящегося Дуролома, дядюшка вытер платком выступивший на лбу пот.

— Ну, братец, ну, блаженный Ивашка... — Красновский всплеснул руками. — Ну что с ним делать!

— Парамоша... ты нас чуть с ума не свел, — простонала тетушка, в изнеможении держась за плечо Акима.

— Н-да... delirium tremens, — процедил Клюгин. — И ведь впрямь ни огонь, ни вода не берут болвана...

— Матрен, глянь-ка, порты целы! — восхищенно показывала одна из баб на слегка дымящиеся штаны Дуролома.

— И не обгорел! — качал головой Аким. — Ну дела!

— И не обгорю! Не обгорю! — поднял косматую голову Дуролом. — Ибо веру имею в грудях своих, хучь и не с горчично зернушко, да и она-то и помогает мне, сироте перехожей, сгореть не даст, Богородица Дева Пречистая! Не даст! Не даст!

Он перекрестился.

Вдруг Татьяна подошла к нему и, положив руки на его смоляные космы, произнесла:

— Спасибо тебе.

Дуролом вмиг весь вздрогнул и, припав лицом к ногам Татьяны, заплакал. Татьяна опустилась рядом с ним на траву и гладила его вздрагивающую голову.

Шум и возгласы в толпе стихли, все стояли молча.

— Милости... милости прошу, а не жертвы, — всхлипывал Дуролом. — Укрепи бедствующую и худую мою руку... и настави, ох, Господи... настави мя на путь спасения...

— Спасибо, спасибо тебе, — гладила его Татьяна. Лицо ее было спокойно и благостно.

— Вся... вся мне прости, еликим Тя оскорбих во все дни... живота моего... и аще что согреших в ночь сию... оох.. ох... Господи, — сильнее затрясся Дуролом и разрыдался, ткнувшись лицом в траву.

— Милый, ну зачем же так, — Татьяна осторожно взяла его за дрожащие угловатые плечи. — Не плачь. Спасибо тебе. Мы все тебе благодарны.

— Полноте, Парамоша, — наклонился к нему Антон Петрович и ласково похлопал по спине. — Мы все тебя любим, в обиду не дадим.

— И никто тебе плохого не желает, — добавил Красновский. — Что ж это ты... будто тебя обижают.

— Парамошу обидели? — осторожно спросила тетушка.

— Кто? Кто обидел?! — грозно завертел головой дядюшка.

— Да никто не обижал! Кто ж его обидит! — послышалось в крестьянской толпе.

Дядюшка выпрямился и грозно покачал пальцем:

— Всякий, кто обидит Парамошу, будет иметь дело со мной! Ясно вам?

— Ясно! Как не ясно! Всем ясно! — заговорили мужики.

— Спасибо тебе, милый Парамон, — повторила Татьяна, сидя возле него на траве. Роман опустился рядом с ней, осторожно взял ее руку и припал к ней губами.

Дуролом, всхлипнув, поднял голову и, вытерев рукавом лицо, пробормотал:

— Яко наг, да гноен, мзды не брал, парчи не напяливал...

— Ну, полно, полно, дружище! — хлопнул его по спине Антон Петрович. — В такой день — и расстраиваться по пустякам! Ступай-ка лучше с бабами попляши! А мы, друзья, мы с вами... — дядюшка выпрямился, обвел гостей радостным взором, — мы с вами в городки сыграем!

— Отлично! — воскликнул Красновский.

— Ну, Антоша, какой ты фантазер! — засмеялась тетушка.

— Надо же, а я и забыл, что на свете существует эта замечательная игра! — довольно смеялся Рукавитинов.

— В городки! В городки! — заговорили вокруг.

— Огня, огня сюда еще! — приказал дядюшка. — Фонарей! Класть вон там будем! Прошка, Аким! Несите городки, да бит побольше, там в сарае!

Толпа зашевелилась, парни во главе с Акимом побежали к сараям за городками, бабы — в дом за фонарями, остальные расступались, освобождая место. Дуролом со вздохом поднялся и побрел к темнеющим в стороне столам со снедью.

Бабы затянули негромкую песню.

— Рома, Татьяна Александровна! — обнял их, сидя на траве, дядюшка. — Знаете ли вы, что такое городки?! Это же чудесное, расчудесное! Это такая игра!

— Славянская, русская игра! — подхватил, пошатываясь, Красновский. — И вы, милейшая Татьяна Александровна, непременно должны попробовать... непременно, да!

— А я знаю эту игру! — с улыбкой ответила Татьяна, вставая и подходя к Куницыну. — Это любимая игра моего отца!

Слова эти вызвали всеобщее оживление.

— Адам Ильич! И в этом мы с тобой духовные братья! — воскликнул дядюшка.

— И в этом! — радостно подтвердил Куницын, и они обнялись под общий смех и рукоплескания.

— Даже я пробовала метать биты! — говорила Татьяна. — Это так увлекательно, но требует сноровки!

— Ты метала биты? — умиляясь и восхищаясь ею, сжимал Роман ее руки. — Говори! Говори еще что-нибудь, моя любовь!

— Я метала биты! — произнесла она, неотрывно глядя в его глаза.

— Я люблю тебя! — произнес он так, словно любить ее было мукой. — Я люблю тебя, я умру за тебя!

— Я жива тобой! — обняла она его. — Жива тобой! И буду жить вечно! Вечно!

— Говори! Говори еще! Говори о битах, о костре, о Парамоне, о чем хочешь! Говори, умоляю!

— Я всех, всех люблю! — страстно заговорила Татьяна. — И хочу, чтобы все любили друг друга и чтоб всем, всем было так же хорошо, как и нам!

— И небу, и траве, и звездам? — спрашивал Роман, держа ее за руки. — Всему-всему?

— И небу, и траве, и звездам! И этим липам, которые я так полюбила сегодня!

— Еще, еще скажи мне, любовь моя! — умолял ее Роман, не замечая никого и видя только прелестное лицо Татьяны.

— Я... я много-много хочу сказать тебе! — говорила она, задыхаясь от волнения, словно на сильном ветре. — Но мне кажется, что я никогда не смогу сказать тебе главного, самого главного! Ты не понимаешь меня?

— Как мне не понимать тебя?! Я знаю каждую твою клеточку, каждое движение души твоей! И я жив тобой так же, как и ты мною! Я люблю тебя и готов любить тебя всякой, всякой!

— А я... я... — выдохнула она и бессильно улыбнулась. — Я не знаю слов, чтобы все тебе сказать. А я хочу сказать тебе все... И не могу...

— Ты все можешь! — с уверенностью произнес Роман. — И все слова тебе известны. И ты говоришь все, и я слышу это. Ты мне веришь?

— Да, — тихо ответила она.

Они смотрели в глаза друг другу.

А вокруг все были в движении — в центре луга, неподалеку от костров устанавливались четыре фонаря, Красновский с Рукавитиновым известкой намечали на земле квадрат, Антон Петрович снимал пиджак, громко распоряжаясь:

— Аким! Клади биты вот сюда! Только смотри, чтоб все гладкие были, мои, новых мне не надобно! Петр Игнатьич! Николай Иванович! Рисуйте два круга! Будем парами швырять на соперничество, чтоб сразу видать, кто каков!

Крестьяне стояли полукругом за дядюшкой, многие из них были сильно пьяны и опустились на траву.

Вскоре оба квадрата были намечены известкой, и дядюшка нетерпеливо попросил Акима поставить на обоих свою любимую фигуру «бабу в окошке».

— Да поживей, братец! — повторял он, не очень ловко закатывая рукав рубашки на правой руке.

Видя его неловкость, тетушка стала помогать ему.

Аким выставил двух «баб» и, довольный, отошел к кострам.

— Только полегче, Антоша, умоляю тебя! — просила тетушка.

Антон Петрович поплевал на руку, погладил биту:

— Ну-с, сударушка-битушка, дубовая подруженька, сослужи мне службу верную, покажи себя не скверною!

Поправив левой рукой пенсне, он выставил вперед левую ногу, слегка наклонился и, плавным движением вытянув руку с битой, замер, прицеливаясь. Все тоже замерли.

— Лети, дубец, да будь молодец! — внятно с чувством произнес дядюшка и, мощно размахнувшись, метнул биту, присовокупив свое неизменное: — Гоп!

Пролетев положенные двадцать шагов, бита, ко всеобщему восторгу, снесла «бабу в окошке», далеко разметав городки.

— Ага-га! — победоносно закричал дядюшка. — Есть еще порох в пороховницах! Аким!

Аким подбежал с новой битой, дядюшка взял ее, погладил, прилаживаясь, но вдруг, передумав, обернулся к толпе:

— Адам Ильич! Тряхни стариной!

Лесничий как будто ждал этого и вышел вперед:

— Что ж, тряхнем!

Подмигнув молодоженам, он взял протянутую дядюшкой биту.

— Бита славная, бита справная! — с лукавой улыбкой заключил он, погладив ручку биты, слегка выставил левую ногу и, прищурясь, посмотрел на фигуру в квадрате.

— Лети, дубинушка, да в серединушку! — произнес Куницын, размахнулся и пустил биту с такой силой, что многие в толпе ахнули.

Попав в самый низ фигуры, бита с громким треском разнесла ее.

— Браво! — воскликнул Антон Петрович и зааплодировал. — Браво, полковник!

Адама Ильича обступили со всех сторон:

— Адам Ильич, вы нас просто потрясли!

— Чудно! Чудно!

— Вот, Роман Алексеевич, поучитесь!

— Что ж, охотно!

— И где же вы, батенька, эдак кидаться сподобились?

Адам Ильич улыбался, поправляя манжет:

— Я сподобился, почтеннейший Федор Христофорович, в моем полку. Знаете, ходила такая поговорка: настоящий офицер предпочитает бильярд — городкам, карты — бильярду, и пунш — картам. Так вот, я, к вашему сведению, предпочитал все наоборот: карты — пуншу, бильярд — картам и, наконец, городки бильярду! И не мудрено, что в полку меня окрестили «полковником ГГ». ГГ — это означает Главный Городошник!

— Браво! Браво, Адам Ильич! — воскликнул Антон Петрович. — Вот это настоящее дело! Вот настоящий боец! И посему я, Антон Воспенников, вызываю вас, полковник ГГ, на поединок! И упаси Бог отказаться!

— Отказаться?! — в тон ему заговорил Куницын. — И не подумаю! Принимаю ваш вызов прямо и безоговорочно!

— Отлично! — взмахнул руками дядюшка. — Будем драться, как Ромео и Тибальт, и да падет один сраженный, а победителя увенчает лавровым венком наша прекрасная Офелия!

Он повернулся к Татьяне и послал ей обеими руками воздушный поцелуй.

— Я согласна! — Татьяна сняла с головы померанцевый венок. — Это тому, кто победит!

— Браво! — крикнул Красновский.

— Ура! — закричал Аким, и мужики подхватили.

— Неужели они будут состязаться! Как романтично! — восклицала Красновская.

— Да. Романтизма здесь ой как много! — улыбался Рукавитинов.

— Слишком даже... — зевнул усевшийся на траву Клюгин, — и я от этого устал...

— Аким, Аким! — командовал дядюшка. — Найди двух молодцов попонятливей, чтоб биты носили! Да кого-нибудь, чтоб фигуры ставил!

— Сыщем! — откликнулся Аким, оглядываясь на толпу, и через мгновенье двое парней и двое мужиков уж бежали к квадратам.

А вскоре первые биты седовласых соперников полетели и под шум толпы сбили первую фигуру — «солдатика».

— Хорошее начало — полдела откачало! — задорно крикнул Антон Петрович и махнул парням. — Ставьте «пушку», ребята!

Ребята бросились ставить «пушку» и подбирать биты.

— Ну-с, пушечка-подружечка! — повертел в руках биту Антон Петрович. — Лети, дубец, да будь молодец! Гоп!

Бита полетела и сбила «пушку».

— Ура! — закричали кругом.

Адам Ильич плавно прицелился, выставив ногу и слегка отклонился назад:

— А на вражескую пушку мы — дубовую ватрушку! Хоп!

И в своей плавной сильной манере метнул биту, которая также снесла «пушку».

— Ура! — кричали вокруг.

— Ну, полковник ГГ, ну герой Шипки! — восхищенно качал головой Антон Петрович.

Адам Ильич довольно улыбался, поправляя усы.

— Они так ловко кидаются, словно каждый день играли в городки! — удивленно смеялась тетушка.

— Что же вы хотите, душечка, это же любители! — объясняла Красновская.

— Потише бы, ой потише! — улыбался отец Агафон. — А то этак и ребрышки поломать можно...

— Аким! «Ворота»! — кричал дядюшка, плюя на руку и крепко берясь за биту.

Вмиг «ворота» были поставлены.

— На чужие ворота у нас дубовая бита! — продекламировал дядюшка и сбил фигуру.

— По воротам — с разворотом! — в тон ему сказал Куницын и метнул биту так же удачно.

— Ура! — кричали все.

— Как хорошо! — радовалась Татьяна. — Какие они чудесные. Как я люблю их! — Роман целовал ее руки.

— «Телегу»! — кричал Антон Петрович.

— «Телегу»! — кричал Куницын.

— «Телегу»! — кричала толпа.

Поставили две приземистых «телеги», состоящие из пяти городков.

— А мы на тележку — дубовую долбешку! Лети-ка, дубец, не будь стервец! Гоп!

Бита со свистом врезалась в «телегу», но один городок остался в квадрате.

— Ах, мазила-пустоплет, краснобай-Емеля! — в сердцах шлепнул себя по коленкам дядюшка.

Адам Ильич прицелился:

— По тележке Пугача кинем с правого плеча! Хоп!

Но и у него один городок остался.

— Вот я тебе! — погрозил он пальцем строптивому городку и повернулся к дядюшке. — Антон Петрович, мы с тобой настоящие полковые кони. В ногу идем! Ноздря в ноздрю!

— Святая правда! — воскликнул дядюшка. — А не испить ли нам шампанию по этому поводу?

— Охотно! — согласился Куницын.

— Эй, кто-нибудь, шампанского!

— Антоша, ты после шампанского промажешь!

— Пустое, матушка! Актеры и офицеры после шампанского никогда не мажут! Наоборот!

Парень в кумачовой рубахе побежал исполнять дядюшкино приказание и вернулся с двумя вспенившимися бокалами на серебряном подносе.

Толпа расступилась, парень подошел.

Соперники взяли бокалы.

— За победу! — провозгласил дядюшка, обводя всех бокалом. — Иль на щите, иль со щитом!

— За победу! — по-военному тряхнул головой Куницын. Они выпили и, по гусарскому обычаю, бросили бокалы через плечо.

— «Баньку»! — потребовал Антон Петрович.

— «Баньку»! — крикнул Куницын.

— «Бааааньку»! — шумела толпа.

— «Баааанькууу»! — ревел Дуролом.

Вмиг сложили по «баньке» в каждом квадрате.

— Разнесу банчишку да по бревнышку, ты не стой на пути у добра молодца! — с угрозой изрек дядюшка и, метнув биту, снес напрочь «баньку».

— Вчера попарились, нынче состарились, банька мало пара давала, матушка взяла да сломала! — проговорил Куницын и, недолго прицелившись, разбил «баньку».

Шум и рукоплескания заполнили луг:

— Браво, Воспенников!

— Брависсимо, друзья!

— Виват! Отлично!

— Bis!

Антон Петрович поклонился и вдруг поднял вверх руку:

— Silence!

Шум постепенно стих, и дядюшка обратился к своему сопернику:

— А что, Адам Ильич, коль мы с тобой такие удачливые аматеры палкометания, не разбить ли нам самую сложную фигуру? А кто разобьет ловчей, тот и победитель?

— Согласен! — ответил Куницын. — Только какую же фигуру нам бить? Уж не «каланчу» ли?

— Нет, Адам Ильич, не «каланчу»!

— Так значит — «Потапыча»?

— Нет, нет, дорогой Адам Ильич! И не «Потапыча»! Сия фигура не всем известна!

— Что же эта за фигура, коль она не всем известна?

Куницын обвел глазами подсмеивающуюся толпу. Антон Петрович взял поданную ему кучерявым парнем биту и подмигнул Акиму:

— Ставь «пустышку»!

— Слушаюсь! — весело крикнул Аким и побежал к квадратам.

Хитро усмехаясь, он сделал вид, что что-то поставил в квадраты, хотя все видели, что он ничего не поставил.

— Сделано, Антон Петрович! — отрапортовал он и отошел в сторону.

— Ну-с, Адам Ильич, прошу! — сделал пригласительный жест рукой дядюшка. — Вот она, самая сложная фигура. Разбивается только высшими аматерами! Прошу!

Все замерли.

Адам Ильич взял протянутую биту, посмотрел на белеющий пустой квадрат. Антон Петрович испытующе смотрел на него, оперевшись на свою биту.

— Так значит, говорите, фигура сия разбивается лишь высшими аматерами? — задумчиво произнес Куницын.

— Точно так! — подтвердил дядюшка. Куницын, прищурясь на квадрат, погладил усы, потом оглянулся на Антона Петровича и лукаво посмотрел на него. Дядюшка ответил все тем же испытующим взглядом.

Вдруг Куницын отбросил биту, поплевал на ладони и, наклонившись сделал вид, что берет что-то с земли, хотя на самом деле он ничего не взял.

Повертев это ничего в руках, он прицелился и изобразил свой размашистый плечевой бросок. Когда воображаемая бита коснулась воображаемой фигуры, раздался громкий хлопок — это Аким и трое парней одновременно хлопнули ладонями по голенищам сапог.

— Попал! Попал! — закричал дядюшка и, подойдя к Куницину, обнял его. — Ай да Адам Ильич! Ай да аматер! Браво! Ура полковнику ГГ!

— Урааа! — закричали кругом.

— А вы думали, я не догадаюсь? — смеялся Адам Ильич. — Нет, Антон Петрович, отставные полковники тоже не лыком шиты!

— Браво! Браво! — кричал дядюшка. — Слава Адаму Ильичу Куницыну ныне, присно и во веки веков! Ура!

— Ура-а-а!!!

— Венок, венок ему на голову! — кричал дядюшка. — Катюша, душа моя! Друзья! Разбить «пустышку» не смогли ни Прянишников, ни Бестужев, ни Ардальон Кузьмич! А Адам Ильич Куницын — смог! Смог! Венок, венок ему на благородные седины! Танюша! Мы все требуем!

— Требуем, требуем! — хлопала в ладоши тетушка.

— Требуем! — кричали гости.

— Увенчай, Артемида, лучшего из стрелков! — театрально воздел к ней руки Антон Петрович.

Радуясь и волнуясь, Татьяна подошла к Куницыну, подняла руки с венком, но не выдержала и обняла его.

Куницын тоже обнял ее и поцеловал в обе щеки.

— Венец! Венец — делу конец! — аплодировал во всю силу ладоней дядюшка.

Татьяна водрузила померанцевый венок на голову Куницына. Толпа закричала и захлопала сильней. Куницын степенно поклонился.

— А теперь, чтоб поставить точку... — Антон Петрович подхватил с травы биту, размахнулся и метнул ее в один из стоящих на лугу фонарей. — Гоп!

Фонарь с треском разлетелся.

Тетушка и стоящие рядом с нею попадья и Красновская ахнули, крестьянская толпа же восторженно закричала.

— Вот так! — заключил дядюшка. — Finita! А теперь — шампанского! Нам — шампанского, мужикам и бабам — водки!

— Урааа! — кричала толпа.

Парни в кумачовых рубахах принесли шампанского, захлопали пробки, и вскоре гости вновь, в который раз пили за здравие новобрачных.

Аким, прикативший из подвала бочонок с водкой, потчевал обступивших его крестьян.

— Итак, друзья, хочу предложить всем новую игру! — начал Антон Петрович, беря новобрачных под руки.

— Никаких игр! — возмутилась тетушка. — Антоша, побойся Бога! Ты их совсем замучил, ты забываешься! Посмотри на Татьяну Александровну, она устала от твоих игр! Знаешь ли ты, что теперь третий час ночи?

— Третий час?! — вытаращил глаза дядюшка.

— Третий час? — удивился пошатывающийся Красновский.

— Быть не может! — удивлялись гости.

— Может, может... — бормотал полулежащий на траве Клюгин. — В этой дыре все может быть...

— Позвольте, позвольте... — Антон Петрович полез в жилетку за часами. — Господи... и впрямь — два часа двадцать три минуты...

— Как быстро! — произнесла Татьяна, не отпуская руки Романа.

Роман смотрел на нее. Время для него давно уж перестало существовать.

— Убедился? — Заглянув в часы, тетушка зябко повела плечами. — Прохладно... Все устали, молодым пора уединиться, а ты — очередную игру затеваешь.

— М-да... — качал головой дядюшка.

— Лидия Константиновна, кто вам говорит, что мы устали? — начал Красновский, но Надежда Георгиевна цепко взяла его под руку:

— Я, я говорю, что ты устал. Очень устал.

Петр Игнатьевич беспомощно улыбнулся, разведя руками.

— Да, вот как времечко-то летит! — теребил бороду отец Агафон. — Как птичка Божья. Фьють — и ноченька на дворе. Фьють — ан опять солнышко поднялось... так и живем.

— Не знаю, я был уверен, что все чувствуют время, — рассуждал Рукапитинов. — Это так просто — достал часы и посмотрел...

— Николай Иванович, а вы когда женились — тоже на часы смотрели? — спросила тетушка.

— Я? Ну... — улыбаясь, замялся Рукавитинов.

— Да. Жаль, жаль, но придется подчиниться, — пробормотал Антон Петрович и движением пальца подозвал двух «кумачовых» парней. — Вот что, братцы, принесите-ка сюда вооон тот стол.

Парни побежали исполнять и через минуту, в окружении притихшей толпы, помогали Антону Петровичу взбираться на принесенный стол.

Утвердившись на столе, Антон Петрович потребовал себе бокал с шампанским и настоял, чтобы все также наполнили бокалы и стаканы.

Когда просьба его была исполнена, он заговорил:

— Братья славяне! Грустно, беспримерно грустно сознавать, что чудесный день сей миновал, как минуют тысячи, миллионы других дней нашей земной жизни. Все, все проходит, сказал иудей Соломон. Но — не проходят вера, надежда, любовь, добавим мы, русские христиане. Не проходят и не пройдут они вовек, ибо они не камни, не песок, не плоть человеческая. Из поколения в поколение передаются они, нетленные и вечные, и благодаря этой нетленности мы знаем их и храним. Хоть и грустно, что солнце этого дня давно закатилось и через какие-то два-три часа ознаменует своим появлением другой, новый день, но зато как радостно, что день минувший положил отсчет нового времени для двух любящих сердец и для всех нас. Вот я сказал про эту радость и... о чудо: я и забыл, что грустил минуту назад о дне минувшем! Новое время, новая жизнь дали нам радость сию, а посему нет и не может быть места грусти в наших сердцах — радость и только радость, дорогие мои соплеменники. Пусть вечно длится для нас эта радость, пусть будет вечной эта свадьба, это веселье! И пока я жив, клянусь Богом, друзья мои, я сделаю это! Завтра или, точнее, сегодня продолжим мы наш праздник, непременно продолжим! А посему, селяне, поклонитесь новобрачным, и с молитвою, я повторяю — с молитвою! — ступайте по домам, спите, набирайтесь сил, чтобы к обеду снова быть здесь и возрадоваться, так сказать, с новой силой. Да. Но с одним условием отпущу я вас, с одной просьбой: не запирайте нынче двери, оставьте их открытыми, как делали это некогда наши прапрадеды, дабы светлый дух праздника мог беспрепятственно войти в любой дом и осчастливить хозяев своим присутствием. Поистине, счастье и достаток не уйдут из этого дома вовек, так что не запирайтесь, люди русские! И не торопитесь встать пораньше, как привыкли вы, выспитесь вволю, наберитесь сил, а к трем часам пожалуйте к нам, все, все, непременно все! С новой силой будем мы пить и есть во славу нового времени, времени любви! Поднимем же последний бокал ушедшего дня за день грядущий! Виват!

— Ураааа! — закричали мужики, поднимая стаканы с водкой.

Все выпили.

Роман с Татьяной пригубили игристое вино и посмотрели в глаза друг друга.

— Неужели нас оставят одних? — спросила Татьяна.

Вместо ответа он поцеловал ее пальцы.

— Мне не верится, что весь этот народ уйдет и будет тишина... — продолжала она.

— Я люблю тебя, — шептал Роман ее пальцам.

— Да и как-то жалко, что они уйдут... они такие хорошие...

— Я люблю тебя.

— Милый... — она провела рукой по его светлым мягким волосам. — Я так люблю тебя, что боюсь чего-то.

— Ты боишься? Чего же?

— Это трудно понять тебе... вот сейчас боюсь поставить этот бокал на поднос. А вдруг это разрушит нашу любовь?

Роман осторожно взял у нее бокал и поставил вместе со своим на поднос, который неподвижно держал «кумачовый» парень.

Татьяна смущенно улыбнулась и опустила голову.

— Я кажусь тебе глупой? — тихо спросила она.

— Я обожаю тебя, — сказал он и, осторожно взяв ее за плечи, поцеловал прелестное опущенное лицо.

Вокруг же все было в движении: крестьяне, выпившие, по совету Красновского, еще «на посошок, чтоб дойти вернее», кланялись новобрачным и отходили, направляясь к дороге, Антон Петрович громко упрашивал тетушку «спеть из “Нормы”», Рукавитинов, отец Агафон и сидящий на траве Клюгин о чем-то спорили, Красновская что-то оживленно пересказывала попадье, «кумачовые» парни мелькали среди гостей.

Тетушка, решительно отказавшись от «Нормы», подошла к новобрачным.

— Ну вот, дети мои. Танечка, ты бледна, ты много вынесла сегодня, ангел мой... — Тетушка поцеловала ее. — Ты прекрасная, красивая, я так рада за тебя и за Рому! Я так волновалась, наверно, не меньше твоего. Ромушка! — Она поцеловала Романа. — Счастье твое вижу глазами покойных родителей твоих и радуюсь еще больше. Милые, милые дети мои! — Она взяла их за руки. — Пойдемте, я провожу вас в ваши покои.

— Как?! Они покидают нас? — воскликнул Антон Петрович, заметив движение тетушки.

— Да, да, друзья! — решительно сказала тетушка, держа новобрачных за руки. — Молодые давно уже хотят уединиться, мы утомили их своим стариковским весельем!

— Ну что вы, тетушка, — Роман поцеловал ее руку. — Нам так хорошо с вами, но просто...

— Просто мы вам немножечко надоели! — вставил Антон Петрович, и все засмеялись. Роман и Татьяна переглянулись и заулыбались.

— Милые юные создания! — подошел к ним дядюшка. — Мы вас прекрасно понимаем. Окажись мы с Лидочкой на вашем месте, то сбежали бы гораздо раньше! Вы оказались терпеливей, за что от всей нашей изъеденной молью и посыпанной перхотью стариковской камарильи низкий вам поклон!

Он поклонился.

Гости обступили молодых, а удаляющиеся с песней крестьяне махали платками, шапками и выкрикивали слова благодарности и прощания.

— Счастья вам, дорогие мои, — поцеловал молодых Куницын.

— Здоровьица, здоровьица, милуй вас Господи! — обнимал их отец Агафон.

— Деточек, деточек малых! — шептала, целуя их, попадья.

— До завтра, друзья мои! — пожал им руки Рукавитинов.

— До сегодня... — нехотя поднялся с травы и кивнул головой Клюгин.

Надежда Георгиевна поцеловала их, молча улыбаясь, а Илья Спиридонович, Валентин Ефграфыч, Иван Иванович, Амалия Феоктистовна и дьякон просто поклонились.

— Счастья вам, беспокойного, прелестного счастья! — поцеловал их дядюшка, и вместе с тетушкой новобрачные пошли к дому.

— А нам, друзья, остается только по-стариковски ударить по бубендрасам и отойти на покой! — обратился дядюшка.

— По бубендрасам... это... превосходно! — забормотал Красновский, потирая руки. Молодые, ведомые тетушкой, тем временем подошли к дому. На террасе «кумачовые» ребята, Аксинья и Наталья под руководством Никиты убирали со стола.

— Всем, всем отдыхать! — сказала им тетушка. — Завтра приберете, а сегодня — отдыхайте, хватит шуметь. Никитушка, спасибо тебе огромное, ступай, отдохни. Ксюша, уложи ребят на сеновале, а Никитушку в буфетной.

Аксинья кивнула, облегченно отставив в сторону стопку тарелок.

— Пойдемте, пойдемте, мои милые, — повела тетушка молодых мимо террасы к крыльцу.

На ступенях крыльца сидел, сгорбившись и обхватив колени, Дуролом.

— Парамоша! — с усталым удивлением остановилась тетушка. — Что ты здесь делаешь?

Дуролом вздрогнул, поднял голову, встал и, сойдя с крыльца, торопливо поклонился:

— Извиняйте, я тутова вот присел, все дождать чтобы...

— Подождать?

— Ага, — кашлянул Дуролом. — Дождать, стало быть, Роман Лексеича да Татьяну Лександровну.

— Вот как? — улыбнулась тетушка, оглядываясь на Татьяну. — Чего же ты хочешь, неистовый Парамоша? Напоследок напугать их?

— Упаси Господь, Лидия Костатевна, что ж вы говорите такое! — дернулся и перекрестился Парамон. — Я ж не напугать, а поздравить дожидал, чтоб, значит, с глазу на глаз.

— С глазу на глаз?

— С глазу на глаз, с глазу на глаз! — бормотал Дуролом.

— Ну, что ж, — тетушка привычным движением обхватила себя за локти. — Если это так конфиденциально, тогда, дорогие мои, я буду ждать вас наверху.

Она поднялась по ступенькам крыльца и скрылась за дверью.

Дуролом, оглянувшись по сторонам, сунул руку за пазуху и что-то с осторожностью вынул. Немытые пальцы его разжались, открыв лежащий на ладони колокольчик, не очень аккуратно вырезанный из дерева.

— Вот... — забормотал Дуролом, беря колокольчик за ушко и показывая новобрачным. — Колоколец деревянный. Я, тово, Роман Лексеич, когда с цыганами странствовал, то однова под Черниговом по лесу шлялся да на землянку набрел. Туда глянул, а она вся попрела. В нутрях там два комелья да постель деревянная. На комельях Cвятое писание, уж червием проеденное... Трезубец для лучинок да вот колоколец этот. Писание-то все поистлело, под пальцами сыплется, а колоколец я взял. Стало быть, святой богоугодник там себя к райской жизни сподабливал, а как освятился, так и вознесся на небеси во славу Божью. Вот оно как. А колоколец-то, значица, святой. Сперва потрясешь — деревяшка деревяшкой, а опосля прислушаешься — быдто ангелы поют...

Он поднес колокольчик к уху и затряс им. Колокольчик издавал сухой деревянный звук.

— Во! Слыхали?! — сверкнул глазами Дуролом и сильней затряс колокольчиком. — Во! Во! Поют ангелы Божьи, славят Господа нашего Иисуса Христа, да тятю с маменькой Его. Во! Во! Как послушаю, так жизни вечной алчу, от грехов отрекаюся!

Он еще немного потряс колокольчиком, дергаясь и пяля глаза, потом вдруг притих и с поклоном протянул колокольчик новобрачным:

— Примите, значица, от Парамона Коробова на счастье вечное.

Татьяна протянула руку, и Дуролом положил ей на ладонь свой подарок.

— Спасибо, — она взяла колокольчик и осторожно потрясла им. — Какой милый колокольчик.

— Святой, святой, истинный крест! — перекрестился Дуролом. — Сам слышал — ангелы поют, аж сердце стынет!...

— И не жалко тебе с такой святыней расставаться? — сдерживая улыбку, спросил Роман.

— Для добрых людей ничего не пожалею! — забормотал Дуролом. — Землица-то добрыми людьми жива, а коль токмо злоделатели гнездиться будут, тогда и погибель всему корню Адамову! Диавол-то сеет плевелы, а святые старцы-то корчуют! Сей колоколец святым угодником заповедан, да в мои грешные руки попал, а я вон как вас в церкви-то увидал, так и подумал в сердце: вот голубь с голубицей, на славу Божью обручаются, так им, стало быть, и колоколец сей хранить. Вот оно как!

Он внезапно опустился на колени и поклонился, коснувшись лбом земли, бормоча:

— Будьте в здравии, живите по-божески!

Затем так же резко приподнялся и зашагал прочь, постепенно исчезая в темноте.

— Какой он... — Татьяна задумалась, глядя ему вслед, — детский.

Роман обнял ее, посмотрел на деревянный колокольчик:

— Фантастический день и подарки фантастические... колокольчик из дерева. Первый раз вижу.

— Я тоже — первый раз! — улыбнулась Татьяна и тряхнула колокольчик.

— Будешь будить меня по утрам, — сказал Роман.

Татьяна прекратила трясти колокольчиком и неумело потянулась губами к щеке Романа.

У костров на лугу раздался дружный хохот гостей.

Татьяна вздрогнула.

Они оглянулись.

На лугу Антон Петрович что-то вполголоса рассказывал сгрудившимся гостям, запрокинув голову и показывая пальцем на звезды. Гости слушали и смотрели, также запрокинув головы. Антон Петрович сделал рукой два круговых движения и произнес что-то еле слышно. Гости снова засмеялись.

— Пойдем, — Роман взял Татьяну за руку, они поднялись по ступеням и вошли в дом.

В комнатах и на кухне слышались голоса прислуги, и Роман, приложив палец к губам, повел Татьяну наверх по лестнице.

— Ну, вот, слава Богу, — завидя их, сидящая на старом диване тетушка встала, взяла их за руки и повела по коридору. — Пойдемте, милые.

Доведя их до дальней комнаты, она открыла дверь и, встав позади новобрачных, сказала:

— Это ваша комната. Там все — ваше. Поздравляю вас еще раз и желаю вам счастья, дети мои.

Она быстро поцеловала их и, вложив в руку Романа ключ, удалилась. Новобрачные вошли в комнату.

Она была просторной, с двумя зашторенными окнами. Раньше комната служила кабинетом Антона Петровича, теперь же все здесь было устроено по-новому: справа у стены стояли широкая кровать под полупрозрачным зеленым пологом, возле нее находились трюмо и старый, красного дерева, платяной шкаф тетушки. Слева расположились: мраморный умывальник, конторка Романа, этажерка с книгами и большой овальный стол, уставленный коробками, свертками и другими предметами.

— Как тут хорошо, — покачала головой Татьяна, подходя к окну и трогая темно-зеленую бархатную штору.

— Закроемся от мира! — предложил Роман и, закрыв дверь, тут же запер ее на ключ.

Он подошел к Татьяне. Они обнялись и замерли.

— Неужели мы наконец одни? — спросила она, глядя на его волосы.

— Одни! — радостно прошептал он и покрыл ее лицо поцелуями.

— Милый, милый мой... милый... — повторяла она, глядя на его лицо, — как все чудесно, как неправдоподобно...

— Все так правдоподобно! — целовал он ее. — Вот то, что было до этого, то действительно неправдоподобно. Вся жизнь моя, вся моя пустая жизнь!

Он радостно и как-то с облегчением засмеялся, приподнял ее на руки и закружил по комнате.

— Вся, вся, вся жизнь была пустой! — радостно повторял Роман. Туфелька Татьяны задела стоящую на столе коробку, она слетела на пол, в ней что-то хрустнуло.

Роман остановился.

— Что это? — спросила Татьяна, приблизившись к столу.

— А! Это подарки новобрачным! — догадался Роман. — Подарки нам с тобой.

— Нам? Подарки? — удивилась она.

— Конечно! Нам же положено подарки дарить. Ты забыла это? Лесная фея моя, ты все на свете забыла? — он взял ее лицо в ладони и поцеловал ее в губы.

Она вздрогнула и спрятала лицо у него на груди.

— Мы что-то разбили... — прошептала она после долгой паузы.

Роман поднял с пола коробку, развязал розовую ленту, открыл. Внутри оказалась синяя фарфоровая вазочка с отколовшимся дном.

— Надо же! — засмеялся Роман.

— От кого это? — спросила Татьяна, разглядывая вазочку.

Роман достал из коробки открытку, на которой было аккуратно выведено:

Роману Алексеевичу и Татьяне Александровне
по случаю бракосочетания
от
Ильи Спиридоновича Реброва
на добрую память

Роман показал Татьяне открытку, она прочла и вздохнула с улыбкой:

— Ну вот, первый подарок мы уже разбили.

— Ничего, зато другие пока целы! — засмеялся Роман. — Давай посмотрим?

— Давай! — хлопнула она в ладоши, совсем как девочка.

Они стали развязывать ленты и открывать коробки.

Вскоре стол был уставлен различными предметами. Чего тут только не было! Красновские подарили китайский чайный сервиз на шесть персон, Рукавитинов — великолепный гербарий полевых цветов, батюшка с попадьей — два серебряных кубка, агатовые запонки и парчовый отрез, Куницын — кольцо с изумрудом и бельгийское ружье в красивом деревянном футляре, дьякон — хрустальную вазу, Валентин Ефграфыч — кувшин зеленого стекла, Иван Иванович и Амалия Феоктистовна — шелковое кашне и веер из слоновой кости. Воспенниковы преподнесли молодоженам резную шкатулку сандалового дерева, женские перчатки из тончайшей лайки, томик Цицерона и изумительный театральный бинокль на раздвижной перламутровой ручке.

Роман тут же заставил Татьяну надеть перчатки, взять в руки веер, бинокль и посмотреть на него, обмахиваясь веером. Она покорно исполнила его прихоть, и вскоре он в восторге покрывал поцелуями ее лицо.

Веер выпал из ее рук, и когда Роман поднимал его с пола, то заметил, что на полу возле кровати постелена волчья шкура.

— Смотри! — воскликнул он, сразу узнав безглазую длинную морду. — Это же тот самый волк!

Присев, он провел рукой по шкуре:

— Тот самый... и шкура еще не просохла.

Татьяна присела рядом с ним и тоже потрогала шкуру.

— Знаешь... — задумчиво произнесла она. — Я всю жизнь ждала любви, но я боялась, что не смогу полюбить.

— Почему? — повернулся он к ней.

— Потому что мне казалось, что я смогу любить только безумно, только всем сердцем, а это может испугать и разрушить любовь.

Роман осторожно поднял ее за плечи и, глядя в глаза, сказал:

— Мою любовь к тебе испугать невозможно. Она ничего и никого не боится.

— Я знаю, — помолчав, ответила она. — И именно поэтому мне все кажется чудом. Чудо, что мы встретились, чудо, что мы так любим друг друга.

— Чудо, что мы никогда, никогда не расстанемся, — быстро заговорил Роман. — Я не просто верю в это, я знаю это, как знаю то, что я жив, что я не умер.

— Ты веришь в нас? — спросила она его.

— Верю! — со страстью в голосе произнес он. — Я верю в тебя и в себя верю. Сегодня моя вера укрепилась еще больше.

— И моя, и моя! — воскликнула она. — Я сегодня словно сгорела и возродилась заново, это так трудно объяснить, но теперь я совсем новая и я ничего, ничего не боюсь! Понимаешь? Я с тобой, я вся с тобой, мой любимый, мой единственный человек, я жива только тобой!

Порывисто обняв его, она замерла. Снизу донесся приглушенный смех.

— Неужели они сели играть в карты? — удивился Роман, гладя ее волосы.

— Пусть они играют во что угодно, нам все теперь безразлично, — шептала Татьяна. — Мы одни с тобой, и никого больше не будет, кроме тебя и меня. Никого!

Она вдруг высвободилась из его объятий и, закрыв лицо, закружилась по комнате, радостно повторяя:

— Никого! Никого! Никого!

Край ее белого платья задел деревянный колокольчик, оставленный ею на трюмо. Колокольчик упал и покатился по полу.

Она остановилась и подняла его.

— Вот он, милый подарок! — улыбнулась она, тряся колокольчиком и показывая его Роману. — Мне он нравится больше других.

— Мне тоже, — Роман посмотрел на уставленный подарками стол. — Он действительно лучше всех... хотя, ты знаешь, мы забыли еще одну коробку. Вон та, за цветами. Это подарок Клюгина...

Роман взял ту самую длинную тяжелую коробку, развязал ленту.

В коробке во всю длину лежал скомканный кусок черного бархата. В него было завернуто что-то тяжелое.

— Что это? — спросила Татьяна.

Роман развернул бархат, и в руках его оказался красивый топор с толстым, как у колуна, лезвием и длинным дубовым топорищем.

На лезвии было выгравировано:

Замахнулся — руби!

Роман с улыбкой разглядывал топор:

— Только Клюгин способен на такие подарки!

— И Парамоша! — заметила Татьяна, тряся колокольчиком. — Мне так нравится этот звук. Он действительно какой-то неземной, не для людей.

— А мне нравится топор, — Роман гладил и сжимал удобную ручку. — Понимаешь, я... очень люблю Клюгина. Это удивительно честный человек. Он честен перед самим собой и перед всеми. Мы все время спорим с ним, потому что его взгляды мне совершенно чужды. И тем не менее я люблю его.

Татьяна потрясла колокольчиком:

— Тебе нравится?

— Да, — ответил он. — А тебе нравится этот топор?

— Да, он красивый и удобный, — кивнула она. — Но колокольчик мне нравится больше. Никогда я не слышала такого интересного звука. Послушай!

Она трясла колокольчиком, и они слушали деревянный звук.

— Очень приятный, необычный звук, — произнес Роман после долгой паузы. — Вообще, колокольчик и топор — самые необычные подарки, и, ты знаешь, они как-то очень хорошо на меня подействовали. Они меня успокоили. Вот я держу этот топор, слушаю колокольчик, и мне очень спокойно.

— Мне тоже! — воскликнула Татьяна. — Мне очень, очень спокойно. А когда ты сказал, что и тебе спокойно, мне совсем стало хорошо! Послушай!

И она снова стала трясти колокольчиком.

— Еще, еще! — попросил он, глядя ей в глаза, и долго, неподвижно слушал деревянный звук.

— Тебе нравится? Правда? — спросила она. — Ведь правда чудесно он звучит?

— Правда, правда, любовь моя! — радостно ответил он. — Знаешь, мне кажется, я все понял. Я понял всё!

Он взял ее за руку:

— Пойдем! Я знаю, что делать. Пойдем.

Подойдя с топором в руке к двери, он отпер ее, взял Татьяну за руку и вывел за собой в коридор.

— Позвони, позвони еще! — попросил он ее и повел по коридору.

Татьяна трясла колокольчиком.

Они прошли к лестнице и стали спускаться вниз.

В доме было тихо. Только из дядиной комнаты слышались приглушенные голоса. Спустившись вниз, Роман провел Татьяну в бильярдную. Пока она, стоя возле уставленного остатками чистой посуды бильярда, трясла колокольчиком, он задернул шторы на окнах и попросил отойти ее в дальний угол.

— Стой здесь и звони, — сказал он и вышел за дверь с топором в руке. Подойдя к дядиной комнате, он осторожно открыл ее и, просунув лицо в щель, тихо позвал:

— Дядюшка, можно вас попросить выйти на минуту?

Сидящие за столом Антон Петрович, Куницын, Красновский, Рукавитинов, Клюгин и отец Агафон повернулись к двери:

— Ба! Роман Алексеевич!

— Присоединяйтесь к нам!

— А мы думали, вы уж почивать изволите.

— Ромушка, голубчик...

Антон Петрович отложил карты:

— Простите, друзья, вернусь — дометаю.

Он встал и вышел за дверь. Роман же, быстро пройдя в бильярдную, высунулся из-за двери:

— Прошу сюда, дядюшка.

Антон Петрович двинулся по коридору и вошел в бильярдную.

— Танюша! — удивился он, заметив стоящую у окна и трясущую колокольчиком Татьяну. — И ты здесь?

Татьяна молча смотрела на него.

Роман закрыл дверь за дядюшкой и повернулся к нему, держа в правой руке топор.

— Что случилось, друзья мои? — спросил Антон Петрович, оборачиваясь к Роману. Но едва он повернулся, Роман изо всех сил ударил его топором в лицо. Взмахнув руками, Антон Петрович стал падать навзничь и тяжко ударился спиной о борт бильярда, отчего голова его откинулась назад, разрушив стопку чайной посуды. Ноги его подогнулись, и тело стало медленно сползать с бильярда на пол. Кровь хлынула из страшной раны, наискосок пересекающей лицо, разрубленная и вывороченная челюсть тряслась, из открытого рта слышались клокочущие звуки. Роман шагнул к нему и ударил топором сверху по голове. Тяжелое лезвие вошло по самый обух, расколов череп, кровь и мозг брызнули на белый фрак Романа. Пальцы Антона Петровича конвульсивно сжались, он грузно завалился набок. Татьяна, перестав трясти колокольчиком, смотрела на подплывающий кровью труп. Роман взглянул на свой окровавленный топор, обернулся к Татьяне.

Глаза их встретились. Лица были бледны. Он подошел к ней. Минуту они смотрели друг другу в глаза, затем он тихо произнес:

— Я люблю тебя.

— Я жива тобой, — ответила она, бледнея еще больше.

— Я знаю, что нужно делать, — сказал он.

Она молчала.

— Ты сейчас пойдешь к ним в комнату и попросишь сюда Адама Ильича.

— Хорошо, — ответила она и вышла за дверь.

Роман подошел к бильярду, влез на него и, стоя на коленях, привернул до минимума фитиль в висящей над ним лампе.

Бильярдная погрузилась в полумрак.

Дверь вскоре беззвучно отворилась, и в нее, шурша платьем, быстро вошла Татьяна.

— Он идет, — проговорила она, отходя к окну.

— Стой там и звони, — сказал Роман и подошел к двери.

Татьяна затрясла колокольчиком.

— Вы позволите? — с веселой теплотой в голосе спросил Куницын, приоткрывая дверь.

— Входите, — ответил Роман, заслоняя собой комнату и держа топор сзади. — Входите, Адам Ильич.

Но едва Куницын шагнул через порог, Роман схватил его левой рукой за волосы и с силой толкнул через свою ногу.

— Что... — успел произнести лесничий и шумно повалился ничком.

Быстро прикрыв дверь, Роман приблизился к нему сзади и, размахнувшись, обрушил топор на затылок. Удар оказался столь сильным, что, расколов череп пополам, топор с глухим звуком воткнулся в пол, пригвоздив к нему Куницына.

Тело лесничего дернулось и растянулось на полу.

Наклонившись, Роман с усилием вытянул топор из пола. Татьяна трясла колокольчиком.

Роман приоткрыл дверь и, убедившись, что все по-прежнему тихо, вышел в коридор.

Из дядюшкиной комнаты раздался взрыв смеха, и веселые голоса наперебой стали пересказывать что-то.

Он подошел к двери, немного приоткрыл ее и, просунув лицо в щель, произнес:

— Петр Игнатьевич, можно вас на минуту?

— Роман Алексеевич! Где наш банкомет? Что там за тайны? — оживились за столом.

— Петр Игнатьевич, — повторил Роман. — Прошу вас, буквально на одно слово.

— Что ж, — Красновский, усмехаясь, встал. — Я к вашим услугам, Роман Алексеевич.

— Мы в бильярдной, ждем вас! — Роман пробежал по коридору и скрылся в бильярдной.

Татьяна, увидев его, подняла руку с колокольчиком и затрясла им.

Стоя у двери, Роман прислушался.

Когда в коридоре заскрипели половицы, он приоткрыл дверь и крикнул приближающемуся Красновскому:

— Петр Игнатьевич, только очень просим вас: когда войдете, закройте, пожалуйста, глаза!

— Закрыть глаза? — раздался в коридоре пьяноватый голос Красновского. — Что ж, коль заговорщики просят... Я уже закрыл!

Роман отошел влево от двери и поднял руку с топором.

Звук деревянного колокольчика распространился по бильярдной.

— Вы позволите? — постучал Красновский в дверь.

— Входите, — ответил Роман.

— Так... — дверь медленно отворилась, и Красновский вошел, улыбаясь и прикрыв глаза рукой.

— Только не смотрите, — пробормотал Роман, быстро протягивая руку и закрывая за ним дверь.

— Так, так! — усмехнулся Красновский. — Кто-то барабанит... ты, Антон Петрович?

Роман размахнулся и ударил его топором. Голова Петра Ивановича откачнулась назад и стукнулась о дверь. Лезвие вошло в прикрывающую глаза руку по самое топорище, пригвоздив руку к переносице. Два пухлых пальца Красновского отлетели прочь, рот приоткрылся, исказившись смертельной гримасой, из него вырвался слабый хриплый вой. Другая рука его вцепилась в топор. Роман выпустил рукоятку топора и, сторонясь шатающегося Красновского, схватил ручку двери, готовой вот-вот распахнуться. Хриплый вой не прекращался, кровь скупо протекла из-под руки Петра Игнатьевича по его щекам.

Держа дверь, Роман свободной правой рукой вцепился в плечо Красновского и потянул его от двери. Ноги Петра Игнатьевича заплелись, и он, развернувшись, грузно обрушился спиной на пол, прямо к ногам мертвого Куницына.

Вой тут же прекратился, рука, вцепившаяся в топорище, мелко затряслась, словно стараясь вырвать топор из головы, точно так же затряслись ноги; рот Красновского немо, как у рыбы, открывался и закрывался. Роман подошел к нему и ударил ногой по вцепившейся в топор руке. Она тут же бессильно отпала, но не перестала дрожать мелкой дрожью. Взявшись за рукоятку, он стал вытягивать топор из головы, но голова и пригвожденная к ней рука оказались крепко насаженными на топор и поднялись вместе с ним. Красновский еле слышно хрипел.

Роман наступил на кисть пригвожденной к голове руки и, прижав голову к полу, с трудом вытянул топор.

Кровь хлынула из темной дыры в руке, заливая лицо Красновского.

Роман размахнулся и всадил топор в грудь умирающего.

Красновский издал звук, напоминающий слабый кашель, рука его перестала дрожать. Роман легко на этот раз вытянул лезвие из груди, замахнулся, но, передумав, опустил топор: труп не шевелился.

Белая, идеально отглаженная сорочка на груди трупа подплывала кровью.

Звук деревянного колокольчика не прекращался.

Роман повернулся к Татьяне.

Потряхивая колокольчиком, она смотрела на него.

— Хорошо, звони так же... — пробормотал он и быстро вышел в коридор. Подойдя к комнате дяди, он приоткрыл дверь ровно на столько, чтобы произнести:

— Николай Иванович, прошу вас, зайдите в бильярдную!

И тут же прикрыл дверь.

— Это становится скучным, — послышался голос Клюгина. — Что они там, пьянствуют, что ли?

— Такой день, Андрей Викторович, изобилует сюрпризами, — ответил ему Рукавитинов. — Не стоит сетовать.

Роман услышал звук отодвигаемого стула и поспешил к бильярдной. Но, открывая дверь и машинально посмотрев вниз, заметил, что на полу в коридоре остались следы его окровавленных подошв. По-видимому, он наступил в лужу крови, расплывшуюся вокруг трупа Антона Петровича и двумя овальными рукавами ползущую к двери. Мгновенье он соображал, что делать с этими следами, потом приоткрыл дверь. В этот момент Рукавитинов вышел в коридор.

— Николай Иванович! — обратился к нему громким шепотом Роман, высовываясь из-за двери. — То, что на полу, это необходимо. Это наша тайна.

— На полу? — улыбаясь, остановился Рукавитинов и посмотрел на пол. — А! Я и не заметил. Ай, ай, ай! Ну и шуточки, Роман Алексеевич, хорошо, что дамы удалились!

Осторожно обходя кровавые следы, он подошел к двери.

— И пожалуйста, закройте глаза, — также шепотом попросил Роман.

— Это непременное условие? — спросил Рукавитинов.

— Да, да. Это нужно.

Рукавитинов зажмурился.

Роман открыл дверь и двинулся влево. Татьяна потряхивала колокольчиком. Рукавитинов осторожно шагнул через порог и остановился с протянутыми вперед руками.

— Николай Иванович, сделайте еще два шага вперед, — сказал Роман, держа топор наготове.

— Раз, два, — с улыбкой отсчитал шаги Рукавитинов и остановился, ступив правым ботинком в лужу крови. Роман притворил за ним дверь, примерился и ударил его топором в правый висок. Николай Иванович, как подкошенный, повалился на бок, задев в падении пирамиду с киями. Пирамида опрокинулась, и кии с шумом попадали на пол.

Роман склонился над Рукавитиновым. Тот лежал неподвижно на боку, словно спал, — с закрытыми глазами и со спокойным выражением на лице. Рана в его голове быстро наполнилась темной кровью, кровь потекла по шее под воротничок сорочки. Татьяна опустила руку с колокольчиком и подошла к Роману.

— Ты встань куда-нибудь, — сказал он, беря ее за руку. — Встань вот туда, в угол. Там удобно. Встань и звони.

Она кивнула и направилась в угол. Роман вышел в коридор, приблизился к двери, приоткрыл ее.

Клюгин и отец Агафон сидели за столом, не разговаривая. Андрей Викторович, откинувшись, покачивался на стуле, глядя в потолок, батюшка теребил бороду, опустив глаза.

— Андрей Викторович, прошу вас, зайдите в бильярдную, — проговорил Роман в щель.

— Никуда я отсюда не пойду! — резко откликнулся Клюгин. — Хватит этих дурачеств, мы все устали, в конце концов. Доиграем — и по домам...

— Я очень прошу вас.

— Ни-ку-да, ни-ку-да, — упрямо повторил фельдшер, раскачиваясь в такт. — А Антону Петровичу передайте, что я им разочарован. Бросить банк и сбежать... за это в старые времена на дуэль вызывали... или, в крайнем случае, подсвечником...

— Мы все вас просим, Андрей Викторович, очень просим...

— Ни-за-что! Ни-за-что! А этим всем передайте, коль через минуту они не вернутся, я все бросаю и удаляюсь в свою избушку. И Красновскому принципиально не заплачу.

Отец Агафон молчал, с тихим беспокойством поглядывая на Клюгина.

— Андрей Викторович... — опять начал Роман, но Клюгин отрицательное покачал пальцем. Помедлив немного, Роман открыл дверь и вошел, держа топор за правой ногой.

Сидящие за столом посмотрели на него.

— Там что, очередная клоунада? — спросил Клюгин. — Так ведь поздно, да и устали мы... в чем это у вас брюки? Это что, краска или кровь?

— Это кровь, — спокойно ответил Роман, приближаясь.

— Как это? — равнодушно спросил Клюгин, разглядывая бледное лицо Романа. — Вы что, пьяны?

Роман остановился у стола, взмахнул топором и ударил Клюгина. Удар оказался неточным: разрубив щеку, топор вонзился в спинку стула.

— А? — удивленно выдохнул Клюгин и взмахнул длинными руками, словно загораживаясь от уже свершившегося удара.

Роман рывком выдернул лезвие из спинки, одновременно с этим Клюгин, зажав рукой рану, рванулся влево, опрокидывая стул, а отец Агафон закричал несильным тонким голосом:

— Ромушка! Рооомушкаааа!!

Неожиданно быстро и проворно выпрыгнув из стула, Клюгин схватил левой рукой стоящий рядом стул и загородился им в тот самый момент, когда Роман наносил второй удар. Топор с треском рассек ножку стула. Клюгин схватил стул обеими руками и, пятясь к окну, закричал:

— Возьмите... возьмите его! Возьмите!

— Рооомушкаааа! Ромушкаа!!! — кричал отец Агафон.

Роман схватил за ножку направленный в него стул, дернул влево и ударил топором наугад.

Лезвие поранило Клюгину плечо, и, яростно вскрикнув, он изо всех сил надавил стулом на Романа, стараясь прижать его к книжному шкафу.

Ножка стула уперлась Роману в грудь, Клюгин, быстро и угловато перебирая ногами, протиснулся между столом и упавшим стулом, стремясь выбраться к двери.

— Ромаааа! Ромушкаааа!! Христа рааади! Христа рааади!!! — вопил Федор Христофорович, приподнявшись и тряся руками возле лица.

Клюгин, прижавшись задом к столу, толкнул Романа стулом и, бросив стул, метнулся к двери, но, зацепившись ногой за ножку стола, стал размашисто падать на бегу.

Роман, отшвырнув стул, бросился за ним.

Окончательно упав возле самой двери, но все же успев вцепиться побелевшей от напряжения рукой в дверную ручку, Клюгин потянул за нее и отчаянным движением дернулся всем распластавшимся телом к проему.

Но Роман уже настиг его и ударил топором в спину, прорубив старый черный фрак. Фельдшер задергался, подтягиваясь на руках к порогу, большая плешивая голова его затряслась, и вместе с ней затряслась отрубленная, висящая у подбородка щека.

— Возьмите! — отчаянно всхрипел Клюгин, но Роман ударил его по голове раз, другой и третий, начисто размозжив фельдшеру затылок. Вцепившиеся в дверную ручку пальцы разжались, и умирающий повалился на пол.

Роман повернулся к столу.

Отец Агафон лежал на полу в глубоком обмороке.

Роман подошел, оттолкнул ногой стул и, опустившись для удобства на колено, с размаху вогнал топор в седовласую голову батюшки. Отец Агафон не пошевелился.

Поднявшись с колена и вытащив топор из развороченной головы, Роман шагнул к двери и замер: на пороге возле трупа Клюгина стояла Аксинья. Она была в длинной ночной рубашке и держала в руке зажженную свечу. Другой рукой она зажимала себе рот, издавая при этом еле слышные звуки, напоминающие быстрое икание.

С окровавленным топором в руке Роман двинулся к ней.

Пламя ее свечи дрогнуло, и она стала пятиться от Романа в коридор, качая головой и издавая все те же звуки.

Роман стал поднимать топор.

— Неееет! — хрипло прокричала зажатым рукою ртом Аксинья, отступая назад. Рука, держащая свечу, тряслась, пламя дрожало.

Роман сделал два быстрых шага.

— Нееет! — снова прохрипела в руку Аксинья, глядя на него округлившимися глазами.

Топор рассек ей лицо, лезвие вошло глубоко, выбив правый глаз из века.

Голова Аксиньи откачнулась, и кухарка рухнула навзничь, прямо, не сгибаясь, как и стояла, со свечой в руке.

Роман склонился над ней.

Пальцы рук ее мелко дрожали, кровь медленно заливала изуродованное лицо.

Свеча, упавшая на пол, продолжала гореть. Роман наступил на нее, и фитиль затрещал у него под подошвой. Дверь бильярдной открылась.

На пороге стояла Татьяна.

— Ты должна быть всегда со мной, — сказал Роман, подходя к ней. — Тогда все будет хорошо.

— Я звонила, — проговорила она, показывая колокольчик. — Стояла и звонила.

— Ты должна быть рядом.

— Хорошо. Я буду рядом. Всегда.

— И звони, звони обязательно.

— Я буду звонить.

Наверху послышался скрип ступеней, и сонный голос тетушки спросил:

— Что там происходит?

— Это мы, тетушка, — ответил Роман.

— Как... вы не у себя?

— Нет, нет. Спускайтесь, мы вам все расскажем.

Роман пошел по коридору к лестнице, сделав знак Татьяне, чтобы она следовала за ним.

Подойдя к лестнице, он встал в темном углу, убрав топор за спину.

— Боже мой, а мне приснилось что-то страшное, какие-то пытки, казни... — тетушка спускалась по ступеням, держась за перила. Она была в голубом халате, лицо ее было сонным.

Подойдя к лестнице и глядя на спускающуюся тетушку, Татьяна затрясла колокольчиком.

— Танечка! И ты здесь? — радостно удивилась тетушка. — А я, как старая барыня, улеглась спать и тут же заснула... Что же вы делаете?

Она спустилась и заметила подходящего к ней Романа.

— Мы шутим, тетушка, — ответил Роман и, приблизясь, быстро ударил ее топором.

Удар пришелся в верхнюю часть головы и сразу сбил тетушку с ног. Упав на пол, она слабо застонала и обняла руками голову.

— Рома... Рома... — стонала она. Роман опустился на правое колено и стал бить ее топором по обнажившейся шее до тех пор, пока не отсек голову.

Татьяна трясла деревянным колокольчиком.

Кровь хлынула из шеи трупа, заливая пол. Голова лежала рядом, и одна из рук вцепилась ей в волосы. Роман вытер топор полой тетушкиного халата и пошел по коридору. Татьяна двинулась за ним. Подойдя к двери комнаты Аксиньи, он осторожно открыл ее и вошел. Оставшаяся за порогом Татьяна стала трясти колокольчиком.

В комнате было темно и раздавался равномерный храп.

Постояв немного и привыкнув к темноте, Роман разглядел Полю и Гашу, спящих на печке. Он осторожно приблизился к ним и, держа за собой руку с топором, потряс их за плечи.

— Что? Что? — забормотали сонные женщины, поднимая головы.

— Встаньте, пожалуйста, надо помочь, — сказал Роман.

Охая и бормоча, женщины заворочались на печке.

— Быстрей! Тетушке плохо! — громче сказал Роман.

Женщины стали слезать с печки по небольшой приставной лесенке. На них были длинные ночные рубашки. Роман отодвинулся, пропуская их к двери, и, как только они оказались впереди него, быстро ударил их топором по затылкам.

Женщины замерли на месте и мгновенье стояли, как каменные. Затем оказавшаяся слева Поля стала беззвучно валиться на пол, а Гаша, схватившись за голову, медленно повернулась к Роману, недоуменно проговорив:

— Ой, мамоньки...

Роман ударил топором и сбил ее с ног.

— Мамоньки... мамоньки... — повторяла Гаша и заворочалась в темноте.

Роман стал бить ее наугад и бил до тех пор, пока она не перестала шевелиться.

Потом он дважды ударил по голове неподвижно лежащую ничком Полю. Все это время Татьяна стояла за дверью и трясла колокольчиком. Перешагнув через трупы, Роман вышел к ней в коридор и притворил за собой дверь.

Татьяна опустила руку с колокольчиком. Они посмотрели в глаза друг другу.

— Ты должна быть всегда рядом, — сказал он.

— Я буду всегда рядом, — ответила она и осторожно стерла с его щеки несколько капель крови и желтовато-розовый кусочек мозгового вещества. Рядом с комнатой Аксиньи была буфетная. Роман осторожно открыл дверь и вошел, сделав знак Татьяне. Оставшись за дверью, она тряхнула колокольчиком.

В буфетной было светлей, чем в комнате Аксиньи: шторы не задернули, и свет полной луны проникал внутрь.

На кушетке у окна между двумя громоздкими буфетами спал повар Никита.

Он лежал на спине, укрывшись до подбородка узким лоскутным одеялом и скрестив поверх одеяла на груди свои костлявые руки.

Освещенное луной лицо было спокойно.

Роман пошел к лежанке, поднимая топор, но, проходя мимо правого буфета, задел стоящий с краю подсвечник.

Подсвечник громко упал и покатился по полу.

Никита глубоко вздохнул и, разлепив губы, пробормотал:

— Под... березовое...

Роман осторожно переступил через подсвечник и на цыпочках приблизился к изголовью кушетки.

Повар спал.

Роман, не спеша, примерился и с выдохом всадил топор ему в лоб. Скрещенные руки Никиты слабо дернулись, пальцы задвигались. Отсеченная верхняя часть черепа упала за изголовье кушетки, обнаженный мозг в голове повара блестел под лунным светом, лицо оставалось неподвижным.

Роман вытер топор одеялом и вышел из комнаты.

Татьяна ждала его с колокольчиком в руке.

— Иди за мной, — сказал он и двинулся по коридору.

Она пошла следом.

Миновав опустевшую кухню, они дошли до двери, выходящей во двор.

— Нам нужна свеча, — сказал Роман. — Возьми на кухне свечу и спички.

Татьяна зашла на кухню и вскоре вышла со свечой и спичками. Роман открыл дверь, они спустились по трем деревянным ступенькам и оказались во дворе.

Здесь было прохладно и все хорошо освещалось луной. Впереди стояли хлев, стойла, кладовые. Прямо за ними был сенной сарай. Роман пошел влево, Татьяна пошла за ним.

Они обошли стойла и приблизились к сенному сараю.

— Зажги свечу, — тихо сказал Роман. Татьяна зажгла свечу. Роман подошел к лестнице, приставленной к сараю, и повернулся к Татьяне.

— Дай мне свечу, — сказал он.

Она передала ему зажженную свечу.

— Стой здесь и звони, — сказал он и полез по лестнице, держа в левой руке свечу, а в правой топор.

Татьяна затрясла колокольчиком.

Роман поднялся до последнего венца сарая и посветил внутрь свечой. Почти до самой крыши сарай был заполнен сеном.

Справа на широкой подстилке спали шесть парней в кумачовых рубахах. Слева, прямо на сене, накрывшись тулупом, спал конюх Куницына Гаврила.

Роман осторожно перелез с лестницы на сеновал. Сено зашуршало под ногами.

Он подошел к Гавриле, посветил свечой.

Потом примерился и ударил два раза топором по голове. Гаврила захрипел и заворочался. Роман ударил еще два раза, и Гаврила затих. Роман подошел к остальным.

Крайний слева спал вниз лицом. Роман опустился на колени, посветил свечой и ударил топором по шее. Спящий не пошевелился. Роман ударил еще раз. Спящий лежал неподвижно. Роман передвинулся ко второму. Тот спал на правом боку. Роман ударил его в левый висок. Спящий зашевелился, застонал и затих. Роман передвинулся к третьему. Тот спал также на правом боку. Роман ударил его в левый висок. Спящий не шевелился. Роман передвинулся к четвертому. Тот спал на спине. Как только Роман посветил свечой, спящий стал просыпаться. Роман ударил его топором в голову. Он закричал и стал биться. Роман ударил еще два раза. Двое оставшихся стали просыпаться, и Роман задул свечу. Они проснулись и подняли головы.

— Кто кричал? — спросил тот, что был ближе к Роману.

— Быдто плакал кто, — сказал другой.

— Никола! — позвал тот, что был ближе к Роману.

Ему никто не ответил.

— Никола! — опять позвал он.

Никто опять не ответил.

— Слышь, а может — хорек? — спросил другой.

— Да то Никола кричал, — ответил ближний к Роману. — Напился черт, теперь орет во сне.

— Во, во! — сказал другой. Они заворочались и легли.

Роман ждал в темноте. Он не двигался. Слышен был слабый звук деревянного колокольчика.

Через несколько минут оставшиеся двое уснули. Роман, стоя на коленях, медленно приблизился к ближайшему и ударил топором. Спящего вырвало. Роман ударил его еще три раза. Его сосед заворочался и поднял голову. Роман замер.

— Кто тут? — просил оставшийся.

— Это я, — ответил Роман. — Не бойся.

— Кто это? — спросил оставшийся.

— Роман Алексеевич, — ответил Роман, двигаясь к нему в темноте. — Я Гаврилу ищу. Где Гаврила спит?

— Гаврила? А там-то вон, подале, — ответил оставшийся.

Роман быстро ударил его топором.

Оставшийся громко закричал. Роман ударил еще раз. Оставшийся кричал, закрываясь руками. Роман стал бить его топором.

Оставшийся кричал. Роман бил до тех пор, пока он не затих.

Татьяна трясла колокольчиком.

Роман выглянул с сеновала. Она подняла голову. Роман стал спускаться по лестнице вниз. Татьяна перестала трясти колокольчиком.

— Пойдем со мной, — сказал Роман. Он взял ее за руку. Они пошли к дому, потом пошли по дороге вниз. Они прошли липы, прошли кусты. Потом вышли к оврагу и пошли вдоль оврага. Когда они дошли до избы пастуха Николая Горохова, Роман остановился. На них залаяла собака пастуха.

— Звони в колокольчик! — быстро сказал Роман. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Она завиляла хвостом и подошла к ним. Роман с Татьяной подошли к крыльцу.

— Встань на крыльце и звони, — сказал Роман. Татьяна взошла на крыльцо и затрясла колокольчиком. Роман прошел мимо нее. Дверь была открыта. Он прошел в сени. Потом открыл другую дверь и вошел в избу. В избе было темно. Роман постоял и привык к темноте. Слева стоял стол. Справа стояла печь. Возле печи стояла лежанка. На лежанке лежали Николай Горохов и его жена Матрена Горохова. На печи лежали их дети: Степан Горохов, Мария Горохова, Иван Горохов и Петр Горохов. Роман подошел к лежанке и ударил Николая Горохова топором по голове. Николай Горохов застонал. Роман ударил Матрену Горохову топором по голове. Она не двигалась. Роман ударил Николая Горохова. Он перестал стонать. Роман подошел к печке. Крайним на печке лежал Петр Горохов. Роман взял его за руку и потянул. Петр Горохов упал с печки. Роман ударил его топором по голове. Петр Горохов не шевелился. Роман потянул за руку Ивана Горохова. Иван Горохов упал с печки и заплакал. Роман ударил его топором по голове. Иван Горохов перестал плакать. Роман потянул за руку Степана Горохова. Степан Горохов упал с печки и заплакал. Роман ударил его топором по голове. Степан Горохов замолчал. Роман потянул за руку Марию Горохову. Мария Горохова упала с печки. Роман ударил ее топором по голове. Мария Горохова не двигалась. Роман вышел из избы. Он прошел сени и вышел на крыльцо. На крыльце стояла Татьяна. Она трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Они сошли с крыльца и пошли к следующему дому. Это была изба Федора Косорукова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Она была не заперта. Он вошел в сени. Потом открыл другую дверь и вошел в избу. Справа стояли стол и комод. Слева стояла печь. Впереди у окна стояла кровать. На кровати спали Федор Косоруков и его жена Наталья Косорукова. На печи спала мать Федора Дарья Косорукова. Роман подошел к изголовью кровати и ударил Федора Косорукова топором по голове. Федор Косоруков стал биться. Наталья Косорукова проснулась и подняла голову. Роман ударил ее топором по голове. Она застонала и упала на пол. Роман ударил ее топором по голове. Потом он ударил Федора Косорукова. В это время проснулась Дарья Косорукова. Она свесила голову с печи и спросила: — Кто это? Кто тут? — Это я, — ответил Роман. — Кто это? — спросила Дарья Косорукова. — Роман, Алексеевич, — ответил Роман. — Господи! — сказала Дарья Косорукова. Роман подошел к печке. — Так чаво ж? — спросила Дарья Косорукова. — Будите их. Роман ударил ее топором по голове. Дарья Косорукова свесила голову с печки и не двигалась. Роман вышел из избы в сени. Потом он вышел на крыльцо. Татьяна стояла и трясла колокольчиком. Роман пошел к соседнему дому. Это был каменный дом братьев Черновых. Роман подошел к крыльцу. За воротами залаяли собаки. Татьяна затрясла колокольчиком. Собаки перестали лаять. Роман взошел на крыльцо и сделал знак Татьяне. Она взошла на крыльцо. Роман потрогал дверь. Она была не заперта. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вошел в сени. В сенях было темно. Он двинулся на ощупь. Слева он нашел ручку двери. Он потянул ручку. Дверь отворилась. Он вошел. Слева стоял стол. Справа стояла печь. В правом углу стояла кровать. Рядом с кроватью стоял сундук. На кровати спал Степан Чернов и его жена Агафья Чернова. На печи спали дети Черновых: Иван Чернов, Алексей Чернов и Матвей Чернов. На сундуке спала дочь Черновых Мария Чернова. Роман подошел к изголовью кровати и ударил Степана Чернова топором по голове. Степан Чернов не пошевелился. Роман ударил Агафью Чернову топором по голове. Она застонала и подняла голову. Роман ударил ее топором по голове. Она упала на кровать и не шевелилась. Роман подошел к сундуку и ударил Марию Чернову топором по голове. Она захрипела. Роман ударил ее топором по голове. Она продолжала хрипеть. Роман ударил ее топором по голове. Она перестала хрипеть. Роман подошел к печи. Первым с краю лежал Иван Чернов. Роман взял его за руку и потянул. Иван Чернов упал с печи. Роман ударил его топором по голове. Иван Чернов не двигался. Роман потянул за руку Матвея Чернова. Матвей Чернов заплакал. Роман потянул сильней. Матвей Чернов упал с печи. Роман ударил его топором по голове. Матвей Чернов не шевелился. На печи проснулся Алексей Чернов и заплакал. Роман сказал ему: — Не бойся. Иди ко мне. Алексей Чернов заплакал громче. Роман протянул руку и взял его за руку. Алексей Чернов плакал и упирался. Роман подтянул его к краю печи и ударил топором по голове. Алексей Чернов стал биться. Роман ударил его топором по голове. Алексей Чернов перестал биться и упал с печи. В это время Степан Чернов застонал и сел на кровати. Он держался за голову. Роман подошел к кровати и четыре раза ударил его топором по голове. Степан Чернов упал на кровать и не шевелился. Роман подошел к двери и вышел в сени. В сенях было темно. Он нащупал дверь в правую половину дома. Дверь была не заперта. Роман отворил дверь и вошел. Справа в углу стоял сундук. Справа у окна стоял стол. Слева стояла печь. Рядом с печью стояла кровать. Рядом с кроватью висела люлька, на печи спал Михаил Чернов. На кровати спала жена Чернова Екатерина Чернова. Рядом с ней спал сын Черновых Егор Чернов. На сундуке спал сын Черновых Василий Чернов. В люльке спала дочь Черновых Ксения Чернова. Роман подошел к печи. Михаил Чернов громко храпел. От него пахло водочным перегаром. Роман взял его за руку и потянул. Михаил Чернов перестал храпеть. Роман подтянул его голову к краю печи. Михаил Чернов стал просыпаться. Роман ударил его топором по голове. Михаил Чернов задрожал. Его вырвало. Роман ударил его топором по шее. Михаил Чернов перестал дрожать. Екатерина Чернова проснулась. — Кто тут? — спросила она. — Это я, Катя, — ответил Роман, — Роман Алексеевич. Твоего мужа рвет. — Господи! — сказала она и стала слезать с кровати. Роман пошел к ней. Екатерина Чернова встала на печи. — Ой, что ж это? — спросила она. Роман ударил Екатерину Чернову топором по голове. Екатерина Чернова закричала. Роман ударил ее топором по голове. Екатерина Чернова упала на пол. Она стонала. Роман опустился на правое колено. Екатерина Чернова стонала и шевелилась. Роман ударил ее топором по голове. Екатерина Чернова перестала стонать. Она не шевелилась. Василий Чернов проснулся и закричал: — Тятя! Тятя! Тятя! Тятя! Роман пошел к нему. Василий Чернов побежал к двери. Роман догнал его и ударил топором по голове. Василий Чернов упал и не шевелился. Роман подошел к люльке. Ксения Чернова спала. Роман взял ее за ногу и вынул из люльки. Он положил ее на пол. Ксения Чернова проснулась и стала плакать. Роман опустился на правое колено и ударил Ксению Чернову топором по голове. Ксения Чернова не шевелилась. Роман вытер топор о люльку и пошел к двери. Он открыл дверь и вышел в сени. Потом открыл другую дверь и вышел в сени. Потом открыл другую дверь и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Они сошли с крыльца и пошли к соседнему дому. Это был деревянный дом Петра Егорова. Роман подошел к крыльцу. Возле крыльца в траве спал Савва Ермолаев. Роман подошел к Ермолаеву. Савва Ермолаев громко храпел. От него пахло водочным перегаром. Роман подал знак Татьяне. Она затрясла колокольчиком. Роман опустился на правое колено и ударил Савву Ермолаева топором по голове. Савва Ермолаев задергался. Роман ударил его топором по голове. Савва Ермолаев перестал дергаться. Роман взошел на крыльцо. Татьяна взошла на крыльцо за ним. Она стала трясти колокольчиком. Роман нажал на дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. В сенях было темно. Роман вошел в сени. Роман на ощупь нашел ручку двери. Он открыл дверь и вошел. Слева стоял стол. Справа стояла печь. Справа у окна стояли две кровати. Прямо у окна стояла кровать. В углу справа стоял сундук. На сундуке спал Петр Егоров. На печи спала жена Петра Егорова Надежда Егорова. У окна на двух кроватях спали дети Егоровых: Любовь Егорова, Иван Егоров, Тимофей Егоров, Макар Егоров и Антон Егоров. На третьей кровати спали дети покойных Бориса и Марьи Егоровых: Глафира и Василий Егоровы. Роман подошел к сундуку. Петр Егоров громко храпел. От него пахло водочным перегаром. Роман подошел к изголовью сундука и ударил Петра Егорова топором по голове. Петр Егоров не шевелился. Роман подошел к печи. Голова Надежды Егоровой виднелась из-за занавески. Надежда Егорова громко храпела. От нее сильно пахло водочным перегаром. Роман ударил ее топором по голове. Надежда Егорова не пошевелилась. Роман подошел к кровати. На ней спали Глафира и Василий Егоровы. Роман ударил Василия Егорова топором по голове. Василий Егоров стал выгибаться. Роман ударил его топором по голове. Василий Егоров застонал. Роман ударил его топором по голове. Василий перестал стонать и не шевелился. Глафира Егорова проснулась. — Маманя! — сказала она. Роман ударил Глафиру Егорову топором по голове. Она упала на кровать и не шевелилась. Роман подошел к другой кровати. На ней спали Любовь Егорова и Иван Егоров. Роман ударил топором по голове Любовь Егорову. Она не шевелилась. Роман ударил топором по голове Ивана Егорова. Иван Егоров застонал и упал с кровати. Роман ударил его топором по голове. На другой кровати проснулись Тимофей Егоров и Антон Егоров. — Батяня! — крикнул Тимофей Егоров. Антон Егоров заплакал. — Не бойтесь, — сказал Роман и подошел к ним. — Батяня! Батяня! — кричал Тимофей Егоров. Роман ударил Тимофея Егорова топором по голове. Тимофей Егоров упал на кровать и не шевелился. Роман ударил топором по голове Антона Егорова. Антон Егоров не шевелился. Роман ударил топором по голове Макара Егорова. Макар Егоров не шевелился. Роман подошел к двери. Антон Егоров застонал. Роман подошел к кровати. Антон Егоров стонал. Роман ударил Антона Егорова топором по голове. Антон Егоров перестал стонать. Роман подошел к двери. Он открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на скотный двор. Слева стоял хлев. Справа стоял дровяной сарай. Посередине стоял сенной сарай. Роман подошел к сенному сараю. К сараю была приставлена лестница. Роман полез по лестнице. Он влез на сено. На сене справа спали сыновья Егоровых Семен Егоров и Василий Егоров. Роман опустился на колени возле Семена и Василия Егоровых. Семен Егоров проснулся. — Ты кто? — спросил Семен Егоров. — Я Роман Алексеевич, — сказал Роман и ударил его топором по голове. Семен упал и замолчал. — Рятуйте! Рятуйте! — закричал Василий и бросился к проему. Роман ударил его топором по спине. Василий Егоров упал с сеновала на землю. Он полз по земле и стонал. Роман спустился по лестнице на землю. Василий Егоров полз по земле и стонал. Роман подошел к нему. Василий Егоров повернулся к нему. — Не убивай! — сказал он. — Не убивай, ради Бога! Роман ударил Василия Егорова топором по голове. Василий Егоров упал и не шевелился. Роман вытер топор о штаны Василия Егорова и пошел к дому Егоровых. Он прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Они пошли к следующему дому. Это была деревянная изба Дарьи Гудилиной. Роман и Татьяна подошли к крыльцу. Из-под крыльца вылезла собака и залаяла. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять и залезла под крыльцо. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна остановилась и стала трясти колокольчиком. Роман толкнул дверь. Она была заперта. Роман сошел с крыльца, подошел к окну и постучал. Ему не ответили. Роман постучал в окно. Ему не ответили. Он постучал в окно. Ему не ответили. Он стучал и стал ждать. В окне показалась Дарья Гудилина. — Кто это? — спросила она. — Это я, Роман Алексеевич, — сказал Роман и подошел к окну. — Открой, — сказал он. Дарья Гудилина отошла от окна. Роман подошел к крыльцу. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взошел на крыльцо. Дверь открылась. На пороге стояла Дарья Гудилина. — Это вы, батюшка? — спросила она. — Это мы, — ответил Роман и толкнул ее в грудь. Дарья Гудилина упала на пол. Роман вошел в сени и подошел к Дарье Гудилиной. — Чаво, чаво это? — сказала Дарья и стала подниматься. Роман ударил ее топором по голове. Дарья Гудилина закричала. Роман ударил ее топором по голове. Дарья Гудилина упала на пол и не двигалась. Роман подошел к другой двери. Он отворил дверь и вошел в избу. Слева стоял стол. Справа стояла печь. Слева в углу стоял сундук. Рядом с сундуком стояла лежанка. На лежанке сидел отец Дарьи Гудилиной Парамон Гудилин. — Здравствуйте, — сказал Роман и пошел к Парамону Гудилину. — Дарья! Гадина, — сказал Парамон Гудилин. Он был пьян. Роман подошел к нему и ударил его топором по голове. Парамон Гудилин упал на пол и не двигался. Роман подошел к двери и открыл ее. Он вышел в сени. Потом он вышел на крыльцо. На крыльце стояла Татьяна и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Они пошли к следующему дому. Следующим был каменный дом Матвея Костичкова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу. На дворе залаяли собаки. Татьяна затрясла колокольчиком. Собаки перестали лаять. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Она была не запертой. Роман вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь и открыл ее. Он вошел в дом. Слева стоял стол. Справа стояла печь. Слева в углу стояла кровать. Возле кровати висела люлька. Возле люльки стояла маленькая кровать. Справа в углу стояла лежанка. Возле лежанки стоял сундук. На печи спали Матвей Костичков и Авдотья Костичкова. На кровати спала дочь Костичковых Полина Костичкова (Авдеева) со своим мужем Василием Авдеевым. В люльке спал сын Авдеевых Семен Авдеев. В маленькой кровати спала дочь Авдеевых Наталья Авдеева. На лежанке спал сын Костичковых Иван Костичков. На сундуке спала дочь Костичковых Анна Костичкова. Роман подошел к печи. Матвей Костичков и Авдотья Костичкова громко храпели. От них пахло водочным перегаром. Головы Матвея Костичкова и Авдотьи Костичковой лежали близко от края печи. Роман ударил Матвея Костичкова топором по голове. Матвей Костичков не двигался. Роман ударил Авдотью Костичкову топором по голове. Авдотья Костичкова стала дергаться. Роман ударил Авдотью Костичкову топором по голове. Авдотья Костичкова не двигалась. Роман подошел к кровати. На кровати спали Полина Авдеева и Василий Авдеев. Василий Авдеев сильно храпел. От них пахло водочным перегаром. Роман ударил Василия Авдеева топором по голове. Василий Авдеев не двигался. Полина Авдеева подняла голову. Роман ударил ее топором по голове. Полина Авдеева застонала. Роман ударил ее топором по голове. Полина Авдеева не двигалась. На маленькой кровати проснулся сын Авдеевых Семен Авдеев. Он поднял голову. Роман ударил его топором по голове. Семен Авдеев не двигался. Роман подошел к лежанке. На лежанке спал сын Костичковых Иван Костичков. От него пахло водочным перегаром. Роман ударил его топором по голове. Иван Костичков задергал ногами. Роман ударил его топором по голове. Иван Костичков не двигался. Дочь Костичковых Анна Костичкова проснулась. Она закричала и побежала к двери. Роман побежал за ней. Возле двери он догнал ее и ударил топором по плечу. — Убивают! Убивают! — закричала Анна Костичкова и побежала от двери к кроватям. — Мамушка! Мамушка! Убивают! — кричала она. Роман догнал ее и ударил топором по спине. Анна Костичкова закричала громче и побежала к двери. — Убивают! Лихо! Лихушки! — кричала она. Роман догнал ее возле двери и ударил топором по голове. Анна Костичкова упала. Она стонала. Роман опустился на правое колено и ударил ее топором по голове. Анна Костичкова не двигалась. Роман вытер топор ночной рубашкой Анны Костичковой и подошел к люльке. В люльке спал Семен Авдеев. Роман наклонил люльку. Семен Авдеев выпал из люльки на пол и заплакал. Роман опустился на правое колено и ударил Семена Авдеева топором по шее. Голова Семена Авдеева покатилась по полу. Роман подошел к двери, открыл ее и вышел в сени. Он прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Они сошли с крыльца и пошли к следующему дому. Следующим был каменный дом Фаддея Гирина. Роман подошел к воротам и толкнул их. Ворота были не заперты. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман вошел во двор и взошел на крыльцо. Дверь на крыльце была открыта. Он прошел в сени. В сенях было темно. Он нашел дверь в дом. Дверь была не заперта. Роман открыл ее и вошел в дом. Слева стояла печь, справа стоял стол, слева в углу стояла кровать. Справа в углу стоял сундук. На кровати спали Фаддей Гирин и его жена Прасковья Гирина. Роман пошел к кровати. Фаддей Гирин и Прасковья Гирина сильно храпели. От них пахло водкой. Роман подошел к кровати. — Кто тут? — спросил Фаддей Гирин и поднял голову. Роман ударил его топором по голове. Фаддей Гирин упал с кровати и не двигался. — Батюшки! — закричала Прасковья Гирина. Роман ударил ее топором по голове. Прасковья Гирина упала на кровать. Она стонала. Дверь в другую половину дома открылась. На пороге стоял сын Гириных Демьян Гирин. Он был пьян. — Чего тут? — спросил он. — Ах ты! — Демьян Гирин бросился на Романа. Роман ударил его топором по лицу. Демьян Гирин схватился руками за лицо и пошел к печи. Роман ударил Демьяна Гирина топором по голове. Демьян Гирин упал на пол и не двигался. Роман подошел к двери. Он отворил ее и вошел в другую половину дома. Слева стоял стол. Справа стояла печь. Впереди у окна стояла кровать. Возле кровати стоял сундук. Роман подошел к кровати. Он опустился на колени и заглянул под кровать. Под кроватью лежала жена Демьяна Гирина Марфа Гирина. — Господи, помилуй! — говорила она и крестилась. — Господи, помилуй! Господи, помилуй. Роман встал с колен, взял кровать за спинку и опрокинул. — Господи, помилуй! Господи, помилуй! — говорила Марфа Гирина. Она поползла по полу. Роман пошел за ней. — Не надо! Не надо! Не надо! — закричала Марфа Гирина. Роман ударил ее топором по плечу. Марфа Гирина закричала и заплакала. — Помилуй! Помилуй! — плакала она и поползла к ногам Романа. Она стала обнимать его ноги. — Помилуй! Не убивай! За что? — плакала она. Роман ударил ее топором по голове. Марфа Гирина упала и не двигалась. Роман вытер топор о ее ночную рубашку и пошел к двери. Он открыл дверь, прошел первую половину дома. Потом открыл дверь в сени и вышел в сени. Он прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку, и они сошли с крыльца. Они вышли в ворота и пошли к следующему дому. Следующей была деревянная изба Федора Самсонова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу и взошли на него. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Она была не заперта. Роман вошел в сени. В сенях на полу спал Федор Самсонов. От него пахло водкой. Роман опустился на правое колено и ударил Федора Самсонова топором по голове. Федор Самсонов не двигался. Роман открыл дверь и вошел в избу. Слева стоял стол. Справа стояла печь. Возле печи стояла лежанка. Возле лежанки стоял сундук. Возле сундука на полу спала Агафья Самсонова. Роман подошел к Агафье Самсоновой. От нее пахло водкой. Роман опустился на правое колено и ударил Агафью Самсонову топором по голове. Агафья Самсонова стала двигать ногами и руками. Роман ударил Агафью Самсонову топором по голове. Агафья Самсонова не двигалась. Роман вытер топор об ее сарафан и подошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был каменный дом Исайи Гудина. Роман и Татьяна подошли к воротам. Роман толкнул ворота. Ворота были не заперты. Собака залаяла за воротами. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман прошел в ворота. Роман перешел двор и взошел на крыльцо. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. В сенях на лежанке спал Иван Козлов. Роман подошел к лежанке. От Ивана Козлова пахло водкой. Роман ударил Ивана Козлова топором по голове. Иван Козлов поднялся с лежанки и бросился на Романа. Роман ударил Ивана Козлова топором по лицу. Иван Козлов схватил Романа за шею и стал душить. Роман ударил Ивана Козлова топором по голове. Иван Козлов упал и пополз к двери. Роман ударил Ивана Козлова топором по голове. Иван Козлов стонал. Роман ударил Ивана Козлова топором по голове. Иван Козлов перестал стонать и не двигался. Роман открыл дверь и вошел в левую половину дома. Слева стоял стол, справа стояла печь. Лежанка стояла возле печи. Сундук стоял возле лежанки. Кровать стояла слева. На печи спал Исайя Гудин. На кровати спали сын Исайи Гудина Иван Гудин и его жена Матрена Гудина. На лежанке спали дети Ивана и Матрены Гудиных Степан Гудин, Алексей Гудин и Яков Гудин. Роман подошел к печи. Исайя Гудин сильно храпел. От него пахло водкой. Роман взял Исайю Гудина за руку и подтянул к краю печи. — Попотворилися, — сказал Исайя Гудин. Роман ударил его топором по голове. Исайя Гудин не двигался. Роман подошел к кровати. Иван и Матрена Гудины сильно храпели. От них пахло водкой. Роман ударил Ивана Гудина топором по голове. Иван Гудин не двигался. Роман ударил Матрену Гудину топором по голове. Матрена Гудина затряслась и стала приподниматься. Роман ударил Матрену Гудину топором по голове. Матрена Гудина упала на кровать и не двигалась. Яков Гудин проснулся и заплакал. Роман подошел к лежанке и ударил Якова Гудина топором по голове. Яков Гудин упал на кровать и не двигался. Алексей Гудин спрыгнул с кровати на пол и побежал к двери. Роман побежал за ним и догнал его. Роман ударил Алексея Гудина топором по голове. Алексей Гудин упал и закричал: — Дядь! Не надо! Дядь! Не надо! — кричал он. Роман ударил Алексея Гудина топором по голове. Алексей Гудин не двигался. Роман подошел к лежанке. Степан Гудин спал на лежанке. Роман ударил Степана Гудина топором по голове. Степан Гудин не двигался. Роман вытер топор об лежанку и пошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман подошел к другой двери. Роман отворил другую дверь и вошел в правую половину дома. Стол стоял справа. Печь стояла слева. Кровать стояла справа в углу. Сундук стоял слева в углу. На кровати спали сын Исайи Гудина Яков Гудин и его жена Наталья Гудина. На печи спали дети Якова и Натальи Гудиных Варвара Гудина и Михаил Гудин. Роман подошел к кровати. Яков Гудин сильно храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Якова Гудина топором по голове. Яков Гудин не двигался. Роман ударил Наталью Гудину топором по лицу. Наталья Гудина закричала. Роман ударил Наталью Гудину топором по голове. Наталья Гудина перестала кричать и не двигалась. Варвара Гудина и Михаил Гудин проснулись. — Мам! Мам! — позвала Варвара Гудина. Роман подошел к печи. — Мам! Я боюся! — закричала Варвара Гудина. Роман схватил Варвару Гудину за руку и потянул с печи. Варвара Гудина завизжала и упала на пол. Роман ударил Варвару Гудину топором по голове. Варвара Гудина застонала. Роман ударил Варвару Гудину топором по голове. Варвара Гудина не двигалась. Роман протянул руку и взял за руку Михаила Гудина. Михаил Гудин не двигался. Роман подтянул его к краю печи. Михаил Гудин не двигался. Роман ударил Михаила Гудина топором по голове. Михаил Гудин не двигался. Роман ударил Михаила Гудина топором по голове. Михаил Гудин не шевелился. Роман вытер топор о занавеску и пошел к двери. Роман подошел к двери. Роман открыл дверь и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца. Роман и Татьяна прошли в ворота и пошли к следующему дому. Следующей была изба Степаниды Егоровой. Роман и Татьяна подошли к избе и взошли на крыльцо. Роман толкнул дверь. Дверь была заперта. Татьяна затрясла колокольчиком. За дверью было тихо. Роман постучал в дверь. За дверью было тихо. Роман постучал в дверь. — Кто тут? — спросила за дверью Степанида Егорова. — Это я, Роман Алексеевич, — ответил Роман. — Кто? — спросила Степанида Егорова. — Роман Алексеевич, — ответил Роман. — Откройте. — Да кто ж это? — спросила Степанида Егорова. — Это я, — ответил Роман. — Роман Алексеевич Воспенников. Откройте. — Царица Небесная! — сказала Степанида Егорова. — Да что ж это так? Это вы, батюшка? — Это я, — ответил Роман. — Откройте. Степанида Егорова открыла дверь. Роман ударил Степаниду Егорову топором по голове. Степанида Егорова упала. Роман закрыл дверь. Татьяна трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца и пошли к следующему дому. Следующим был дом Красновских. Роман и Татьяна прошли холм, прошли липы и подошли к дому. Во дворе дома залаяли собаки. Татьяна затрясла колокольчиком. Собаки перестали лаять. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Роман толкнул дверь. Дверь была заперта. Роман постучал железным кольцом в дверь. За дверью было тихо. Татьяна трясла колокольчиком. Роман постучал в дверь. За дверью было тихо. Роман постучал в дверь. — Кто там? — спросила за дверью Настасья Костичкова. — Роман Алексеевич, — ответил Роман. — Открой. Настасья Костичкова открыла дверь. Роман вошел и ударил Настасью Костичкову топором по голове. Настасья Костичкова закричала и побежала от Романа. Роман побежал за ней и ударил Настасью Костичкову топором по голове. Настасья Костичкова упала на колени. Роман ударил Настасью Костичкову топором по голове. Настасья Костичкова упала на пол и не двигалась. Роман пошел по коридору и повернул направо. Роман подошел к двери спальни и открыл дверь. В спальне было темно. Шкаф стоял справа, трюмо стояло слева, кровать стояла прямо впереди. На кровати спала Надежда Георгиевна Красновская. Роман подошел к кровати и отдернул полог. — Петруша? — спросила Надежда Георгиевна Красновская. Роман ударил Надежду Георгиевну Красновскую топором по голове. Надежда Георгиевна Красновская задергалась. Роман ударил Надежду Георгиевну Красновскую топором по голове. Надежда Георгиевна Красновская перестала дергаться и не двигалась. Роман вытер топор о полог кровати и пошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в коридор. Роман прошел по коридору и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна обошли дом Красновского и подошли к саду. Роман отворил калитку и вошел в сад. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман пошел налево. Роман прошел мимо яблонь и подошел к деревянной сторожке. Дверь сторожки была открыта. Из двери сторожки вышла собака и легла на траве. Роман вошел в сторожку. Внутри сторожки стояла лежанка. На лежанке лежал Парамон Коробов. От него сильно пахло водкой. Роман подошел к лежанке и ударил Парамона Коробова топором по голове. Парамон Коробов не двигался. Роман ударил Парамона Коробова топором по лицу. Парамон Коробов не двигался. Роман вышел из сторожки и пошел к калитке. Роман открыл калитку. Татьяна стояла возле калитки и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они пошли к следующему дому. Роман и Татьяна прошли липы, прошли холм и остановились. Под ивовым кустом лежали Иван Кузнецов и Татьяна Авдеева. Они громко храпели. От них пахло водкой. Роман подошел к кусту и ударил Ивана Кузнецова топором по голове. Иван Кузнецов закричал. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман ударил Ивана Кузнецова топором по голове. Иван Кузнецов перестал кричать и не двигался. Роман ударил Татьяну Авдееву топором по голове. Татьяна Авдеева не двигалась. Роман вытер топор о штаны Ивана Кузнецова. Татьяна перестала трясти колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Ермолая Кузнецова. Роман и Татьяна подошли к воротам. За воротами залаяли собаки. Татьяна затрясла колокольчиком. Собаки перестали лаять. Роман толкнул ворота. Ворота были не заперты. Роман вошел в ворота и пошел к крыльцу. На крыльце сидел Ермолай Кузнецов и курил. — Здравствуйте, — сказал Роман и взошел на крыльцо. Ермолай Кузнецов встал с лавки и смотрел на Романа. — Чаво это, это кто? — спросил Ермолай Кузнецов. — Это я, — сказал Роман и ударил Ермолая Кузнецова топором по голове. Ермолай Кузнецов упал с крыльца и не двигался. Роман открыл дверь и вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь и открыл ее. Роман вошел в избу. Стол стоял слева, печь стояла справа, лежанка стояла возле печи. На лежанке спала жена Ермолая Кузнецова Любовь Кузнецова. На печи спала жена сына Ермолая Кузнецова Ивана Кузнецова Дарья Кузнецова. Роман подошел к лежанке. Любовь Кузнецова сильно храпела. Роман ударил Любовь Кузнецову топором по голове. Любовь Кузнецова не двигалась. Роман подошел к печи. Роман взял за руку Дарью Кузнецову и потянул к краю печи. Дарья Кузнецова проснулась и завизжала. Роман ударил Дарью Кузнецову топором по голове. Дарья Кузнецова завизжала громче и вырвала руку. Роман схватил ее за руку. Дарья Кузнецова вырвала руку и завизжала. Роман полез на печь. Дарья Кузнецова спрыгнула с печи и упала на пол. Роман спрыгнул с печи. Дарья Кузнецова поднялась с пола и побежала к двери. Роман побежал за ней. Дарья Кузнецова открыла дверь и выбежала в сени. Она визжала. Роман выбежал за ней в сени. Дарья Кузнецова побежала налево и выбежала на скотный двор. Роман бежал за ней. Дарья Кузнецова забежала в хлев. Роман побежал за ней. Дарья Кузнецова забежала в свинарник. Роман вошел в свинарник. Дверь к свиньям была закрыта. Роман взялся за ручку двери и потянул. Дарья Кузнецова завизжала в свинарнике. Она держала дверь изнутри. Роман стал дергать дверь. Дарья Кузнецова держала дверь и визжала. Роман сильно дернул дверь. Дверь распахнулась. Роман вошел к свиньям. Слева в углу лежали две свиньи. За свиньями лежала Дарья Кузнецова. Роман подошел к свиньям. Дарья Кузнецова обняла свинью и заплакала. Роман ударил Дарью Кузнецову топором по голове. Дарья Кузнецова не двигалась. Роман вышел из свинарника. Роман прошел по двору и вошел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Степана Кузнецова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Из-под крыльца залаяла собака. Татьяна потрясла колокольчиком. Собака ушла под крыльцо. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь. Роман открыл дверь и вошел в избу. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Лежанка стояла возле печи. Сундук стоял слева в углу. На лежанке спали Степан Кузнецов и его жена Наталья Кузнецова. На печи спали дети Степана и Натальи Кузнецовых Петр Кузнецов, Егор Кузнецов и Василий Кузнецов. Роман подошел к лежанке. Степан Кузнецов храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Степана Кузнецова топором по голове. Степан Кузнецов захрипел и задвигался. Роман ударил Степана Кузнецова топором по голове. Степан Кузнецов перестал хрипеть и двигаться. Наталья Кузнецова проснулась и подняла голову. — Ой! Лихо мне! — закричала она. Роман ударил Наталью Кузнецову топором по голове. Наталья Кузнецова упала на кровать. Роман ударил Наталью Кузнецову топором по голове. Наталья Кузнецова не двигалась. Петр Кузнецов и Егор Кузнецов проснулись и заплакали. Роман подошел к печи. Роман протянул руку и взял за ногу Егора Кузнецова. Егор Кузнецов плакал. Роман стянул Егора Кузнецова с печи. Егор Кузнецов упал с печи на пол. Роман ударил Егора Кузнецова топором по лицу. Егор Кузнецов закричал. Роман ударил Егора Кузнецова топором по голове. Егор Кузнецов перестал кричать и не двигался. Петр Кузнецов спрыгнул с печи и побежал к двери. Роман побежал за Петром Кузнецовым. Петр Кузнецов упал на колени и сказал: — Дяденька! Роман ударил Петра Кузнецова топором по голове. Петр Кузнецов упал на пол и не двигался. Роман подошел к печи. Василий Кузнецов спал на печи. Роман взял Василия Кузнецова за ногу и стянул с печи. Василий Кузнецов упал с печи и заплакал. Роман ударил Василия Кузнецова топором по голове. Василий Кузнецов не двигался. Роман подошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. На дороге лежал Семен Коновалов. От него сильно пахло водкой. Роман опустился на правое колено. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман ударил Семена Коновалова топором по голове. Семен Коновалов не двигался. Роман встал с колена и взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Авдея Коновалова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь. Роман открыл дверь и вошел в избу. Справа стоял стол. Печь стояла слева. Лежанка стояла рядом с печью. Сундук стоял в правом углу. Второй сундук стоял рядом с первым сундуком. На лежанке спали Авдей Коновалов и его жена Софья Коновалова. На печи спала жена сына Авдея и Софьи Коноваловых Семена Коновалова Марфа Коновалова. На сундуке спал брат Марфы Коноваловой Петр Гирин. Роман подошел к лежанке. Авдей Коновалов и Софья Коновалова громко храпели. Роман ударил Авдея Коновалова топором по голове. Авдей Коновалов задвигался. Роман ударил Авдея Коновалова топором по голове. Авдей Коновалов перестал двигаться. Роман ударил Софью Коновалову топором по голове. Софья Коновалова не двигалась. Роман подошел к печи. Марфа Коновалова храпела. От нее пахло водкой. Роман взял Марфу Коновалову за руку к потянул к краю печи. — Чаво ты, — сказала Марфа Коновалова. Роман подтянул голову Марфы Коноваловой к краю печи. — Чаво дересси, — сказала Марфа Коновалова. Роман удалил Марфу Коновалову топором по голове. Марфа Коновалова задергалась. Роман ударил Марфу Коновалову топором по голове. Марфа Коновалова перестала дергаться и не двигалась. Роман подошел к сундуку. Петр Гирин сильно храпел. Роман ударил Петра Гирина топором по голове. Петр Гирин не двигался. Роман вытер топор о штаны Петра Гирина. Роман пошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Акима Самсонова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. На скотном дворе залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Роман потрогал дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь и вошел в дом. Стол стояла слева. Печь стояла справа. Кровать стояла справа в углу. Сундук стоял слева в углу. На кровати спали Аким Самсонов и его жена Мария Самсонова. На печи спали дети Акима и Марии Самсоновых Степанида Самсонова, Акулина Самсонова и Иван Самсонов. Роман подошел к кровати. Роман ударил Акима Самсонова топором по голове. Аким Самсонов не двигался. Мария Самсонова стала двигаться. Роман ударил Марию Самсонову топором по голове. Мария Самсонова продолжала двигаться. Роман ударил Марию Самсонову топором по голове. Мария Самсонова продолжала двигаться. Роман ударил Марию Самсонову топором по голове. Мария Самсонова перестала двигаться. Роман подошел к печи. Роман взял за руку Акулину Самсонову и стянул с печи. Акулина Самсонова упала на пол. Роман ударил Акулину топором по голове. Акулина Самсонова не двигалась. Роман взял за руку Степаниду Самсонову и стянул с печи. Степанида Самсонова упала на пол и заплакала. Роман ударил Степаниду Самсонову топором по голове. Степанида Самсонова перестала плакать и не двигалась. Роман взял за руку Ивана Самсонова и стянул с печи. Иван Самсонов упал на пол и заплакал. Роман ударил Ивана Самсонова топором по голове. Иван Самсонов перестал плакать и не двигался. Роман пошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел налево и вышел на скотный двор. Роман прошел по скотному двору и подошел к сенному сараю. Роман открыл дверь и вошел в сенной сарай. Справа на сене спали Степан Самсонов и Мария Горохова. Роман подошел и ударил Степана Самсонова топором по голове. Степан Самсонов не двигался. — Убивают! — закричала Мария Горохова. Мария Горохова побежала к двери. Роман ударил Марию Горохову топором по спине. Мария Горохова закричала и упала. Роман ударил Марию Горохову топором по голове. Мария Горохова двигалась. Роман ударил Марию Горохову топором по голове. Мария Горохова перестала двигаться. Роман прошел по скотному двору. Роман вошел в сени. Роман прошел и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Петра Чернова. Роман и Татьяна подошли к дому. За воротами дома залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман и Татьяна подошли к воротам. Роман толкнул ворота. Ворота были заперты. Роман постучал в ворота. Никто не отозвался. Роман постучал в ворота. Никто не отозвался. Роман постучал в ворота. — Кто таков? — спросил за воротами Петр Чернов. — Роман Алексеевич, — ответил Роман. — Откройте. — Какой такой Роман Алексеевич? — спросил Петр Чернов. — Я Роман Алексеевич Воспенников, — ответил Роман. Петр Чернов открыл ворота. Роман вошел на двор и ударил Петра Чернова топором по голове. Петр Чернов упал и не двигался. Роман прошел через двор и подошел к крыльцу. Роман взошел на крыльцо и открыл дверь. Роман вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь и вошел в дом. Стол стоял справа. Печь стояла слева. Кровать стояла слева. Лежанка стояла возле печи. Люлька висела возле лежанки. На кровати спала жена Петра Чернова Екатерина Чернова. На лежанке спали дочь Черновых Мария и ее муж Василий Горохов. В люльке спал сын Василия и Марии Гороховых Пантелей Горохов. На печи спала дочь Василия и Марии Гороховых Клавдия Горохова. Роман подошел к кровати. — Это кто, Петь? — спросила Екатерина Чернова. — Это я, — ответил Роман. Екатерина Чернова повернулась к нему. Роман ударил Екатерину Чернову топором по голове. Екатерина Чернова закричала. Роман ударил Екатерину Чернову топором по голове. Екатерина Чернова не двигалась. Василий Горохов проснулся и бросился на Романа. Мария Горохова закричала и побежала к двери. Роман ударил Василия Горохова топором по лицу и побежал за Марией Гороховой. Василий Горохов упал на пол. Мария Горохова открыла дверь и выбежала в сени. Мария Горохова кричала. Роман выбежал в сени. Мария открыла дверь и выбежала на крыльцо. Роман выбежал на крыльцо и ударил Марию Горохову топором по голове. Мария Горохова упала с крыльца на землю и не двигалась. Роман вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Василий Горохов полз по полу к двери. Клавдия Горохова кричала на печи. Роман подошел к печи. Клавдия Горохова кричала на печи. Роман схватил Клавдию Горохову за руку. Клавдия Горохова кричала и вырывалась. Роман подтянул Клавдию Горохову к краю печи и ударил ее топором по голове. Клавдия Горохова упала с печи на пол и не двигалась. Роман подошел к люльке. Роман наклонил люльку. Пантелей Горохов выпал из люльки на пол. Роман опустился на правое колено. Пантелей Горохов заплакал. Роман ударил Пантелея Горохова топором по голове. Пантелей Горохов перестал плакать и не двигался. Роман вытер топор о кровать и пошел к двери. Роман прошел в сени и вышел на крыльцо. Мария Горохова лежала на земле и стонала. Роман сошел с крыльца и подошел к Марии Гороховой. Роман ударил Марию Горохову топором по голове. Мария Горохова перестала стонать. Роман прошел двор и вышел за ворота. Татьяна стояла у ворот и трясла колокольчиком. Роман взял ее за руку. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Кузьмы Твердохлебова. Роман и Татьяна подошли к дому. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь оказалась не заперта. Роман вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь. Роман открыл дверь и вошел в дом. Слева стоял стол. Печь стояла справа. Кровать стояла возле печи. Другая кровать стояла слева в углу. Сундук стоял слева. На кровати спали Кузьма Твердохлебов и его жена Матрена Твердохлебова. На другой кровати спали сын Твердохлебовых Иван Твердохлебов и его жена Марфа Твердохлебова. На печи спал брат Кузьмы Твердохлебова Парфен Твердохлебов. Роман подошел к кровати. Кузьма Твердохлебов громко храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Кузьму Твердохлебова топором по голове. Кузьма Твердохлебов не двигался. Роман ударил Матрену Твердохлебову топором по голове. Матрена Твердохлебова задвигалась. Роман ударил Матрену Твердохлебову топором по голове. Матрена Твердохлебова перестала двигаться. Роман подошел к другой кровати. Иван Твердохлебов и Марфа Твердохлебова громко храпели. От них пахло водкой. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов не двигался. Роман ударил Марфу Твердохлебову топором по голове. Марфа Твердохлебова не двигалась. Роман подошел к печи. Парфен Твердохлебов громко храпел. От него пахло водкой. Роман взял Парфена Твердохлебова. Роман подтянул Парфена Твердохлебова к краю печи. — Они и сделали, — сказал Парфен Твердохлебов. Роман ударил Парфена Твердохлебова топором по голове. Парфен Твердохлебов закричал. Роман ударил Парфена Твердохлебова топором по голове. Парфен Твердохлебов перестал кричать. Роман ударил Парфена Твердохлебова топором по голове. Парфен Твердохлебов упал с печи и не двигался. Роман вытер топор о спину Парфена Твердохлебова и подошел к двери. Роман прошел в сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Ивана Шубенкина. Роман и Татьяна подошли к дому. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман потрогал дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Слева стоял стол. Печь стояла справа. Кровать стояла рядом с печью. Сундук стоял рядом с кроватью. На кровати спал Иван Шубенкин. На печи спал сын Ивана Шубенкина Петр Шубенкин. Роман подошел к кровати. Иван Шубенкин поднял голову. — Грабят, Петька! — закричал Иван Шубенкин. Роман ударил Ивана Шубенкина топором по лицу. Иван Шубенкин закричал. Петр Шубенкин вскочил с кровати и побежал к двери. Роман побежал за Петром Шубенкиным. Петр Шубенкин открыл дверь и споткнулся о порог. Петр Шубенкин упал в сени. Роман подбежал и ударил Петра Шубенкина топором по шее. Петр Шубенкин закричал. Роман ударил Петра Шубенкина топором по голове. Петр Шубенкин упал и не двигался. Роман вошел в дом и подошел к Ивану Шубенкину. Иван Шубенкин полз по полу. Роман ударил Ивана Шубенкина топором по голове. Иван Шубенкин упал и не двигался. Роман вытер топор о спину Ивана Шубенкина. Роман подошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Рядом с Татьяной стоял Егор Волков. — Оха, Господи, — сказал Егор Волков и сошел с крыльца. Роман сошел с крыльца. — Караул! — закричал Егор Волков и побежал. Роман побежал за Егором Волковым. — Караул! — закричал Егор Волков. Роман догнал Егора Волкова и ударил его топором по голове. Егор Волков упал и не двигался. Роман ударил Егора Волкова топором по голове. Егор Волков не двигался. Татьяна подошла к Роману. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Сергея Волкова. Роман и Татьяна подошли к воротам. Ворота были открыты. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман вошел в ворота и подошел к крыльцу. На крыльце спал Кирилл Волков. От него пахло водкой. Роман ударил Кирилла Волкова топором по голове. Кирилл Волков стал двигаться. Роман ударил Кирилла Волкова топором по голове. Кирилл Волков перестал двигаться. Роман прошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь и вошел в дом. Стол стоял справа. Печь стояла слева. Лежанка стояла возле печи. Другая лежанка стояла справа. На лежанке спала жена Сергея Волкова Софья Волкова. Сергей Волков спал на полу возле лежанки. На другой лежанке спала жена Кирилла Волкова Агафья Волкова. На печи спали дети Кирилла и Агафьи Волковых Матвей Волков и Борис Волков. Роман подошел к лежанке. Сергей Волков громко храпел. От него пахло водкой. Роман опустился на правое колено и ударил Сергея Волкова топором по голове. Сергей Волков часто задышал. Роман ударил Сергея Волкова топором по голове. Сергей Волков перестал дышать и не двигался. Роман встал с колена и ударил Софью Волкову топором по голове. Софья Волкова не двигалась. Роман подошел к другой лежанке. От Агафьи Волковой пахло водкой. Роман ударил Агафью Волкову топором по голове. Агафья Волкова захрипела. Роман ударил Агафью Волкову топором по голове. Агафья Волкова перестала хрипеть и не двигалась. Роман подошел к печи. Головы Матвея Волкова и Бориса Волкова были на краю печи. Роман ударил Матвея Волкова топором по голове. Матвей Волков не двигался. Роман ударил Бориса Волкова топором по голове. Борис Волков закричал и упал с печи. Роман ударил Бориса Волкова топором по спине. Борис Волков перестал кричать и не двигался. Роман подошел к двери и вышел в сени. Роман повернул налево и вышел на скотный двор. Роман прошел через двор и вышел в сад. Роман прошел мимо вишен и яблонь и подошел к навесу. Под навесом на сене спал сын Сергея и Софьи Волковых Алексей Волков. Роман подошел к изголовью и ударил Алексея Волкова топором по лицу. Алексей Волков схватил руками топор и закричал. Роман вырвал топор из рук Алексея Волкова. Алексей Волков кричал. Роман ударил Алексея Волкова топором по голове. Алексей Волков перестал кричать и не двигался. Роман вытер топор о сено, пошел к дому. Роман прошел через скотный двор. Роман прошел сквозь сени и вышел на крыльцо. Роман сошел с крыльца и ушел за ворота. Татьяна стояла за воротами и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Федора Христофоровича Огурцова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу. На дворе залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман попробовал дверь. Дверь была заперта. Роман дернул ручку дверного колокольчика. Никто не ответил. Роман дернул ручку дверного колокольчика. Никто не ответил. Роман дернул ручку дверного колокольчика. — Это вы, батюшка? — спросила за дверью Пелагея Шубенкина. — Это Роман Алексеевич, — ответил Роман. Пелагея Шубенкина открыла дверь. Роман вошел в прихожую и ударил Пелагею Шубенкину топором по голове. Пелагея Шубенкина упала на пол и не двигалась. Роман прошел в прихожую и остановился возле двух дверей. Роман открыл левую дверь и вошел в комнату. Печь стояла слева. Комод стояла справа. Лежанка стояла впереди у окна. На лежанке спал Прохор Самсонов. Роман подошел к лежанке. Прохор Самсонов храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Прохора Самсонова топором по голове. Прохор Самсонов не двигался. Роман вышел из комнаты и открыл другую дверь. Платяной шкаф стоял слева. Сундук стоял справа. Лежанка стояла слева. В углу на лежанке спал Тимофей Чернов. Роман подошел к лежанке. Тимофей Чернов поднял голову. — Кто тут? — спросил Тимофей Чернов. Роман ударил Тимофея Чернова топором по голове. Тимофей Чернов закричал. Роман ударил Тимофея Чернова топором по голове. Тимофей Чернов упал и перестал кричать. Роман вышел из комнаты и пошел к спальне. Роман открыл дверь и вошел в спальню. Платяной шкаф стоял слева. Печь стояла справа. Кровать стояла посередине комнаты. На кровати спала Варвара Митрофановна Огурцова. Роман подошел к кровати. — Феденька? — спросила Варвара Митрофановна. — Господи, кто это? Роман ударил Варвару Митрофановну топором по голове. Варвара Митрофановна перестала двигаться. Роман вышел из спальни и пошел налево. Роман открыл дверь гостиной и вошел. Стол стоял посередине. Диван стоял слева. Буфет стоял справа. Кровать стояла справа. На диване спал Илья Спиридонович Ребров. На кровати спал Валентин Евграфович Толстиков. Роман подошел к дивану и ударил Илью Спиридоновича топором по голове. Илья Спиридонович зашевелился. Роман ударил Илью Спиридоновича топором по голове. Илья Спиридонович перестал шевелиться. Роман прошел к кровати. Валентин Евграфович громко храпел. Роман ударил Валентина Евграфовича топором по голове. Валентин Евграфович не двигался. Роман ударил Валентина Евграфовича топором по голове. Валентин Евграфович не двигался. Роман вытер топор о простыню и вышел из гостиной. Роман пошел направо и подошел к двери. Роман открыл дверь и вошел в комнату. Стол стоял слева. Сундук стоял справа. Кресло стояло справа. Кровать стояла впереди. На кровати спали Иван Иванович Златовратов и его жена Амалия Феоктистовна Златовратова. Роман подошел к кровати. Роман ударил Ивана Ивановича топором по голове. Иван Иванович застонал и замахал руками. Амалия Феоктистовна закричала. Роман ударил Амалию Феоктистовну топором по голове. Амалия Феоктистовна упала с кровати на пол и не двигалась. Иван Иванович стонал и шевелил руками. Роман ударил Ивана Ивановича топором по голове. Иван Иванович шевелил руками. Роман ударил Ивана Ивановича топором по голове. Иван Иванович перестал шевелить руками. Роман ударил Ивана Ивановича топором по голове. Иван Иванович не двигался. Роман вытер топор о простыню и вышел из комнаты. Роман прошел налево. Роман прошел коридор и вышел в прихожую. Роман прошел прихожую и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к пасеке. Роман и Татьяна подошли к калитке. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман открыл калитку и вошел на пасеку. На пасеке залаяла собака. Собака подбежала к Роману. Роман пошел по пасеке. Собака перестала лаять и отошла. Роман прошел мимо ульев и подошел к сторожке. Дверь сторожки была открыта. Роман вошел в сторожку. В сторожке стояла лежанка. На лежанке спал Тимофей Перфильев. Роман ударил Тимофея Перфильева топором по голове. Тимофей Перфильев застонал и упал с лежанки на землю. Роман ударил Тимофея Перфильева топором по голове. Тимофей Перфильев перестал стонать и не двигался. Роман вышел из сторожки и пошел по пасеке. Роман подошел к калитке и вышел из пасеки. Татьяна стояла возле калитки и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Ивана Потапова. Роман и Татьяна подошли к дому. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман попробовал открыть дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. В сенях было темно. Роман прошел сени и вошел в дом. Справа стояла печь. Слева стоял стол. Справа в углу стояла лежанка. На лежанке спали Иван Потапов и его жена Мария Потапова. На печи спала дочь Потаповых Полина Потапова. Роман подошел к лежанке. Иван Потапов поднял голову. Роман ударил Ивана Потапова топором по голове. Иван Потапов упал на кровать. Мария Потапова закричала. Роман ударил Марию Потапову топором по голове. Мария Потапова упала с кровати. Полина Потапова спрыгнула с печи и побежала к двери. Роман побежал за Полиной Потаповой. Полина Потапова выбежала в сени. Роман выбежал в сени. Полина Потапова взбежала на крыльцо. На крыльце стояла Татьяна и трясла колокольчиком. Полина Потапова упала на пол крыльца. Роман подбежал к ней и ударил Полину Потапову топором по спине. Полина Потапова не двигалась. Роман ударил Полину Потапову топором по голове. Полина Потапова не двигалась. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца и пошли к следующему дому. Следующим был каменный дом Марея Сухорукова. Роман и Татьяна подошли к воротам. За воротами залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман толкнул ворота. Ворота были не заперты. Роман вышел в ворота и подошел к крыльцу. Роман взошел на крыльцо. Дверь в сени была открыта. Роман прошел в сени и столкнулся с Алексеем Сухоруковым. Алексей Сухоруков вошел в сени со скотного двора. — Ты чаво? — спросил Алексей Сухоруков. Роман ударил Алексея Сухорукова топором по лицу. Алексей Сухоруков упал. Роман ударил Алексея Сухорукова топором по голове. Алексей Сухоруков не двигался. Роман открыл дверь и вошел в дом. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Комод стоял слева. Лежанка стояла возле печи. На лежанке спал Марей Сухоруков. Роман подошел к лежанке и ударил Марея Сухорукова топором по голове. Марей Сухоруков не двигался. Роман подошел к двери рядом с лежанкой. Роман открыл дверь и вошел в другую половину дома. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Кровать стояла справа. Вторая кровать стояла рядом с первой кроватью. Сундук стоял слева. Второй сундук стоял рядом с первым сундуком. На первой кровати спал сын Марея Сухорукова Митрофан Сухоруков. На второй кровати спал сын Марея Сухорукова Иван Сухоруков. Роман подошел к первой кровати. Митрофан Сухоруков храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Митрофана Сухорукова топором по голове. Митрофан Сухоруков не двигался. Роман подошел ко второй кровати. Иван Сухоруков храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Ивана Сухорукова топором по голове. Иван Сухоруков закричал. Роман ударил Ивана Сухорукова топором по голове. Иван Сухоруков перестал кричать. Роман ударил Ивана Сухорукова топором по голове. Иван Сухоруков не двигался. Роман вытер топор простыней и подошел к двери. Роман открыл дверь и перешел в первую половину дома. Роман прошел первую половину дома и вышел в сени. Роман прошел сквозь сени и вышел на крыльцо. Роман сошел с крыльца и подошел к воротам. Татьяна стояла у ворот и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Аграфены Шубенкиной. Роман и Татьяна подошли к крыльцу. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была заперта. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман постучал в дверь. — Кто тут? — спросила за дверью Аграфена Шубенкина. — Это я, — ответил Роман, — Роман Алексеевич Воспенников. Аграфена Шубенкина открыла дверь. Роман вошел в сени и ударил Аграфену Шубенкину топором по голове. — Убили! — закричала Аграфена Шубенкина и упала. Роман ударил Аграфену Шубенкину топором в грудь. Аграфена Шубенкина не двигалась. Роман открыл дверь и вошел в дом. Стол стоял справа. Печь стояла слева. Лежанка стояла возле печи. Сундук стоял возле лежанки. На сундуке сидела сестра Аграфены Шубенкиной Ольга Шубенкина. — Груня? Ой, кто это? Груня! Груня! Груня! — сказала Ольга Шубенкина. Роман подошел к сундуку и ударил Ольгу Шубенкину топором по голове. Ольга Шубенкина упала на пол и не двигалась. Роман вытер топор о спину Ольги Шубенкиной и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца и пошли к следующему дому. Следующим был деревянный дом Ивана Самсонова. Роман и Татьяна подошли к воротам. Ворота были открыты. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман вышел на двор. На дворе спал Николай Самсонов. Рядом с Николаем Самсоновым спал его брат Федор Самсонов. Роман подошел к Николаю Самсонову и ударил его топором по голове. Николай Самсонов не двигался. Роман подошел к Федору Самсонову и ударил его топором по голове. Федор Самсонов не двигался. Роман подошел к крыльцу. Роман взошел на крыльцо. Роман прошел в сени. Роман открыл дверь и вошел в дом. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Лежанка стояла возле печи. Люлька висела возле лежанки. На лежанке спали Иван Самсонов и его жена Пелагея Самсонова. В люльке спал сын Пелагеи Самсоновой Николай Самсонов. На полу возле печи спал брат Пелагеи Самсоновой Иван Чернов. Роман подошел к лежанке. Роман опустился на правое колено и ударил Ивана Чернова топором по голове. Иван Чернов задвигался. Роман ударил Ивана Чернова топором по голове. Иван Чернов перестал двигаться. Роман ударил Ивана Самсонова топором по голове. Иван Самсонов закричал. Пелагея Самсонова проснулась и бросилась на Романа. Роман ударил Пелагею Самсонову топором по голове. Пелагея Самсонова закричала и упала с кровати на пол. Роман ударил Ивана Самсонова топором по голове. Иван Самсонов не двигался. Пелагея Самсонова лежала на полу и плакала. Роман ударил Пелагею Самсонову топором по голове. Пелагея Самсонова перестала плакать и не двигалась. Роман наклонил люльку. Николай Самсонов выпал из люльки на пол. Роман ударил Николая Самсонова топором в спину. Николай Самсонов заплакал. Роман ударил Николая Самсонова топором по голове. Николай Самсонов перестал плакать и не двигался. Роман вытер топор о люльку и пошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и взошел на крыльцо. Роман сошел с крыльца и подошел к воротам. Роман вышел за ворота. Татьяна стояла у ворот и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они пошли к следующему дому. Следующим был дом Алексея Самсонова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман открыл дверь и вошел в сени. В сенях на полу спал Герасим Самсонов. От него пахло водкой. Роман ударил Герасима Самсонова топором по шее. Герасим Самсонов не двигался. Роман ударил Герасима Самсонова топором по голове. Герасим Самсонов не двигался. Роман нашел дверь. Роман открыл дверь и вошел в дом. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Лежанка стояла слева. Сундук стоял справа. На полу спал Алексей Самсонов. На лежанке спали жена Алексея Самсонова Евдокия Самсонова и брат Алексея Самсонова Степан Самсонов. На печи спали дети Алексея Самсонова и Евдокии Самсоновой Аглая Самсонова и Петр Самсонов. Роман подошел к лежанке и ударил Степана Самсонова топором по лицу. Степан Самсонов застонал. Роман ударил Евдокию Самсонову топором по голове. Евдокия Самсонова не двигалась. Роман ударил Степана Самсонова топором по голове. Степан Самсонов не двигался. Роман ударил Алексея Самсонова топором по голове. Алексей Самсонов не двигался. — Батяня! Батяня! — закричала Аглая Самсонова. Роман подошел к печи. Аглая Самсонова кричала. Роман схватил Аглаю Самсонову за руку и подтянул на край печи. Роман ударил Аглаю Самсонову топором по голове. Аглая Самсонова упала с печи и не двигалась. Роман взял за ногу Петра Самсонова и стянул его с печи. Петр Самсонов упал на пол и заплакал. Роман ударил Петра Самсонова топором по голове. Петр Самсонов перестал плакать. Роман ударил Петра Самсонова топором по голове. Петр Самсонов не двигался. Роман вытер топор о спину Петра Самсонова и вышел в сени. Роман прошел сквозь сени и вышел в сад. Возле двери под навесом спали сын Алексея Самсонова Николай и Мария Шубенкина. Роман подошел к навесу и ударил Марию Шубенкину топором по голове. Николай Самсонов проснулся и бросился на Романа. Роман ударил Николая Самсонова топором по плечу. Николай Самсонов закричал. Роман ударил Николая Самсонова топором по голове. Николай Самсонов упал. Роман ударил Николая Самсонова топором по голове. Николай Самсонов не двигался. Мария Шубенкина стонала. Роман ударил Марию Шубенкину топором по голове. Мария Шубенкина перестала стонать и не двигалась. Роман вытер топор сеном и вошел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Кузьмы Самсонова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. На дворе дома залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман толкнул дверь. Дверь была заперта. Роман постучал в дверь. Никто не отозвался. Роман постучал в дверь. Никто не отозвался. Роман постучал в дверь. Дверь открыли. На пороге стояла жена Кузьмы Самсонова Анна Самсонова. Роман ударил Анну Самсонову топором по голове. Анна Самсонова побежала в сени. Роман побежал за Анной Самсоновой и ударил ее топором по шее. Анна Самсонова упала и не двигалась. Роман открыл дверь и вошел в дом. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Лежанка стояла возле печи. Сундук стоял слева в углу. На лежанке спал Кузьма Самсонов. — Нюр! Кто там полуночничает? — спросил Кузьма Самсонов. Роман подошел к лежанке и ударил Кузьму Самсонова топором по голове. Кузьма Самсонов закричал. Роман ударил Кузьму Самсонова топором по голове. Кузьма Самсонов перестал кричать и не двигался. Роман подошел к двери и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Георгия Самсонова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в сени. В сенях было темно. Роман нашел дверь в дом и открыл ее. Роман вошел в дом. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Лежанка стояла рядом с печью. Кровать стояла рядом с лежанкой. Люлька висела рядом с кроватью. Сундук стоял слева в углу. Второй сундук стоял рядом с первым сундуком. На лежанке спали Георгий Самсонов и его жена Пелагея Самсонова. На кровати спала дочь Самсоновых Мария Самсонова. На сундуках спали дочери Самсоновых Анна Самсонова и Полина Самсонова. В люльке спал сын Самсоновых Георгий Самсонов. Роман подошел к лежанке и ударил Георгия Самсонова топором по голове. Георгий Самсонов не двигался. Роман ударил Пелагею Самсонову топором по голове. Пелагея Самсонова застонала и упала с лежанки на пол. Роман ударил Пелагею Самсонову топором по голове. Пелагея Самсонова перестала стонать и не двигалась. Роман подошел к кровати. Мария Самсонова подняла голову. Роман ударил Марию Самсонову топором по голове. Мария Самсонова задвигалась. Роман ударил Марию Самсонову топором по голове. Мария Самсонова двигалась. Роман ударил Марию Самсонову топором по голове. Мария Самсонова перестала двигаться. Роман подошел к сундуку и ударил Анну Самсонову топором по голове. Анна Самсонова не двигалась. Роман ударил Полину Самсонову топором по голове. Полина Самсонова не двигалась. Роман подошел к люльке и наклонил ее. Георгий Самсонов выпал из люльки на пол и заплакал. Роман ударил Георгия Самсонова топором по голове. Георгий Самсонов перестал плакать и не двигался. Роман вытер топор о подстилку и пошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Марка Твердохлебова. Роман и Татьяна подошли к воротам дома. За воротами залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман толкнул ворота. Ворота были не заперты. Роман вошел в ворота и подошел к крыльцу дома. Роман взошел на крыльцо. Роман открыл дверь и вошел в сени. Роман нашел дверь и вошел в дом. Стол стоял справа. Печь стояла слева. Лежанка стояла справа. Сундук стоял слева в углу. На печи спал Марк Твердохлебов. На лежанке спали сын Марка Твердохлебова Иван Твердохлебов и его жена Аксинья Твердохлебова. На сундуке спали дети Ивана и Аксиньи Твердохлебовых Настасья и Николай Твердохлебовы. Роман подошел к лежанке. Иван Твердохлебов и Аксинья Твердохлебовы громко храпели. От них пахло водкой. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов закричал и вскочил с лежанки. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов упал на пол и не двигался. Марк Твердохлебов спрыгнул с печи и ударил Романа поленом по спине. Роман ударил Марка Твердохлебова топором по боку. Марк Твердохлебов ударил Романа поленом по голове. Роман ударил Марка Твердохлебова топором по голове. Марк Твердохлебов упал на колени. Роман ударил Марка Твердохлебова топором по голове. Марк Твердохлебов упал на пол и не двигался. Роман подошел к лежанке. Аксинья Твердохлебова спала. Роман ударил Аксинью Твердохлебову топором по голове. Аксинья Твердохлебова не двигалась. Роман подошел к сундуку и ударил Николая Твердохлебова топором по голове. Николай Твердохлебов не двигался. Роман ударил Настасью Твердохлебову топором по голове. Настасья Твердохлебова задергалась. Роман ударил Настасью Твердохлебову топором по голове. Настасья Твердохлебова перестала дергаться и не двигалась. Роман вытер топор об одеяло и подошел к двери. Роман вышел в дверь и прошел сквозь сени. Роман вышел на крыльцо. Роман сошел с крыльца и подошел к воротам. Татьяна стояла у ворот и трясла колокольчиком. Возле Татьяны на траве сидел Иван Чернов. Он был пьян. Роман ударил Ивана Чернова топором по голове. Иван Чернов упал и не двигался. Роман взял Татьяну за руку, и они пошли к следующему дому. Следующим был дом Марея Твердохлебова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман взошел на крыльцо и толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. Роман нашел дверь и вошел в дом. Стол стоял слева. Печь стояла справа. Кровать стояла слева. Лежанка стояла возле печи. Сундук стоял возле лежанки. На кровати спал Марей Твердохлебов. На лежанке спали брат Марея Твердохлебова Алексей Твердохлебов и его жена Варвара Твердохлебова. Роман подошел к кровати. Марей Твердохлебов поднял голову. Роман ударил Марея Твердохлебова топором по голове. Марей Твердохлебов не двигался. — Убивают! — закричала Варвара Твердохлебова. Алексей Твердохлебов спал. — Убивают! — закричала Варвара Твердохлебова и побежала к двери. Роман побежал за ней. Варвара Твердохлебова выбежала в сени. Роман выбежал за ней и ударил Варвару Твердохлебову топором по голове. Варвара Твердохлебова упала и перестала кричать. Роман ударил Варвару Твердохлебову топором по спине. Варвара Твердохлебова не двигалась. Роман вошел в дом и подошел к лежанке. Алексей Твердохлебов спал. От него пахло водкой. Роман ударил Алексея Твердохлебова топором по шее. Алексей Твердохлебов задвигался. Роман ударил Алексея Твердохлебова топором по голове. Алексей Твердохлебов перестал двигаться. Роман подошел к двери и вышел в сени. Роман прошел сквозь сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Ивана Горохова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман взошел на крыльцо и толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. Роман открыл дверь и вошел в дом. Стол стоял слева. Печь стояла справа. На полу спали Иван Горохов и его жена Мария Горохова. Рядом на полу спали дети Гороховых Иван Горохов, Петр Горохов, Зосима Горохов и Настасья Горохова. На печи спала дочь Гороховых Анна Горохова. Роман подошел к Ивану Горохову. Иван Горохов сильно храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Ивана Горохова топором по голове. Иван Горохов перестал стонать и не двигался. Роман ударил Ивана Горохова топором по голове. Иван Горохов не двигался. Роман ударил Зосиму Горохова топором по голове. Зосима Горохов закричал. Роман ударил Зосиму Горохова топором по голове. Зосима Горохов перестал кричать. Роман ударил Настасью Горохову топором по голове. Настасья Горохова не двигалась. Роман подошел к печи. Роман взял Анну Горохову за руку и потянул с печи. Анна Горохова закричала. Роман стянул Анну Горохову на край печи и ударил ее топором по голове. Анна Горохова перестала кричать. Роман ударил Анну Горохову топором по шее. Анна Горохова упала с печи на пол и не двигалась. Роман вытер топор соломой и подошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на скотный двор. Роман прошел скотный двор и подошел к сенному сараю. К сенному сараю была приставлена лестница. Роман полез по лестнице наверх. Роман слез на сено. Справа на сене спали сын Ивана Горохова Николай Горохов и Анна Твердохлебова. Роман ударил Николая Горохова топором по голове. Николай Горохов не двигался. Анна Твердохлебова закричала и схватила Романа за руку. Роман ударил Анну Твердохлебову топором по голове. Анна Твердохлебова упала и не двигалась. Роман вытер топор о сено и слез с сеновала. Роман прошел скотный двор и вошел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Козьмы Твердохлебова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман и Татьяна взошли на крыльцо дома. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. Роман нашел дверь в дом. Роман открыл дверь и вошел в дом. Стол стоял справа. Печь стояла слева. Лежанка стояла возле печи. Вторая лежанка стояла возле первой лежанки. На лежанке спали Козьма Твердохлебов и его жена Авдотья Твердохлебова. На второй лежанке спал сын Твердохлебовых Антон Твердохлебов. Роман подошел к лежанке. Козьма Твердохлебов громко храпел. От него пахло водкой. Роман ударил Козьму Твердохлебова топором по голове. Козьма Твердохлебов не двигался. Авдотья Твердохлебова закричала. Роман ударил Авдотью Твердохлебову топором по голове. Авдотья Твердохлебова закричала. Антон Твердохлебов вскочил с лежанки и побежал к двери. Роман побежал за Антоном Твердохлебовым. Антон Твердохлебов открыл дверь и выбежал в сени. Роман бежал за Антоном Твердохлебовым. Антон Твердохлебов выбежал на скотный двор и побежал в сад. Роман бежал за Антоном Твердохлебовым. Антон Твердохлебов подбежал к забору сада. Роман бежал за Антоном Твердохлебовым. Антон Твердохлебов полез на забор. Роман ударил Антона Твердохлебова топором по спине. Антон Твердохлебов крикнул и упал с забора на землю. Роман ударил Антона Твердохлебова топором по лицу. Антон Твердохлебов перестал кричать и не двигался. Роман вышел из сада и пошел к дому. Роман прошел сад и подошел к дому. Роман прошел в сени. В сенях на полу лежала Авдотья Твердохлебова. Она стонала. Роман ударил Авдотью Твердохлебову топором по голове. Авдотья Твердохлебова перестала стонать и не двигалась. Роман вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Пантелея Твердохлебова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Из-под крыльца залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман и Татьяна взошли на крыльцо. Роман толкнул дверь. Дверь была заперта. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. — Кто прется? — спросил из-за двери Иван Твердохлебов. — Это я, Роман Алексеевич Воспенников. Открой, — сказал Роман. Иван Твердохлебов открыл дверь. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов упал. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов не двигался. Роман вошел в сени. Роман нашел дверь и отворил ее. Роман вошел в дом. Печь стояла слева. Стол стоял справа. Кровать стояла слева в углу. Лежанка стояла справа. Возле лежанки висела люлька. На кровати спали Пантелей Твердохлебов и его жена Галина Твердохлебова. На лежанке спали Петр Шубенкин и его жена Прасковья Шубенкина. В люльке спал сын Шубенкиных Алексей Шубенкин. Роман подошел к кровати. Пантелей Твердохлебов и Галина Твердохлебова сильно храпели. От них пахло водкой. Роман ударил Пантелея Твердохлебова топором по голове. Пантелей Твердохлебов не двигался. Роман ударил Галину Твердохлебову топором по голове. Галина Твердохлебова застонала. Роман ударил Галину Твердохлебову топором по голове. Галина Твердохлебова перестала стонать и не двигалась. — Кто тут? — спросил Петр Шубенкин. Роман подошел к лежанке и ударил Петра Шубенкина топором по лицу. Петр Шубенкин закричал. Роман ударил Петра Шубенкина топором по голове. Петр Шубенкин упал на пол и не двигался. Прасковья Шубенкина закричала и побежала к двери. Роман догнал Прасковью Шубенкину и ударил ее топором по спине. Прасковья Шубенкина упала на пол. — Помогите! — кричала она. Роман ударил Прасковью Шубенкину топором по голове. Прасковья Шубенкина перестала кричать. Роман ударил Прасковью Шубенкину топором по голове. Прасковья Шубенкина не двигалась. Алексей Шубенкин заплакал в люльке. Роман подошел к люльке. Роман перевернул люльку. Алексей Шубенкин выпал из люльки на пол. Роман ударил Алексея Шубенкина топором по голове. Алексей Шубенкин перестал плакать и не двигался. Роман вытер топор марлей и пошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца и пошли к следующему дому. Следующим был дом Ивана Твердохлебова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман взошел на крыльцо и толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. Роман нашел дверь и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Кровать стояла слева в углу. Лежанка стояла справа. Люлька висела возле лежанки. На кровати спали Иван Твердохлебов и его жена Анна Твердохлебова. На лежанке спала дочь Твердохлебовых Галина Твердохлебова. В люльке спали сыновья Твердохлебовых Семен Твердохлебов и Иван Твердохлебов. Роман подошел к кровати и ударил Ивана Твердохлебова топором по лицу. Иван Твердохлебов не двигался. Роман ударил Анну Твердохлебову топором по голове. Анна Твердохлебова не двигалась. Роман подошел к лежанке и ударил Галину Твердохлебову топором по голове. Галина Твердохлебова не двигалась. Роман наклонил люльку. Семен и Иван Твердохлебовы упали из люльки на пол. Семен Твердохлебов заплакал. Роман ударил Семена Твердохлебова топором по шее. Семен Твердохлебов перестал плакать и не двигался. Иван Твердохлебов заплакал. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов перестал плакать и не двигался. Роман вытер топор марлей и пошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку. Роман и Татьяна сошли с крыльца и пошли к следующему дому. Следующим был дом Тимофея Твердохлебова. Роман и Татьяна подошли к воротам. За воротами залаяли собаки. Татьяна затрясла колокольчиком. Собаки перестали лаять. Роман толкнул ворота. Ворота были не заперты. Роман вошел в ворота. Роман подошел к крыльцу. Роман взошел на крыльцо и вошел в сени. Роман нашел дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Кровать стояла справа. Лежанка стояла слева в углу. Сундук стоял справа в углу. На печи спал Тимофей Твердохлебов. На кровати спал сын Твердохлебова Иван Твердохлебов и его жена Аксинья Твердохлебова. На лежанке спали дети Ивана и Аксиньи Твердохлебовых Яков Твердохлебов и Алексей Твердохлебов. Роман подошел к печи. Тимофей Твердохлебов громко храпел. Роман ударил Тимофея Твердохлебова топором по голове. Тимофей Твердохлебов застонал и упал с печи на пол. Роман ударил Тимофея Твердохлебова топором по голове. Тимофей Твердохлебов перестал стонать и не двигался. — Вань, это кто тута? — сказала Аксинья Твердохлебова. Роман подошел к кровати. — Ваня! Ваня! — закричала Аксинья Твердохлебова. Роман ударил Аксинью Твердохлебову топором по голове. Аксинья Твердохлебова упала на кровать и не двигалась. Иван Твердохлебов громко храпел. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов не двигался. Роман ударил Ивана Твердохлебова топором по голове. Иван Твердохлебов не двигался. Роман подошел к лежанке. Роман ударил Якова Твердохлебова топором по голове. Яков Твердохлебов задвигался. Роман ударил Якова Твердохлебова топором по голове. Яков Твердохлебов перестал двигаться. Роман ударил Алексея Твердохлебова топором по голове. Алексей Твердохлебов не двигался. Роман вытер топор одеялом и пошел к двери. Роман открыл дверь и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на скотный двор. Роман прошел скотный двор и подошел к сенному сараю. К сараю была приставлена лестница. Роман полез по лестнице. Роман долез до верха и слез на сено. Слева спала жена Тимофея Твердохлебова Полина Твердохлебова. Рядом с ней спала ее дочь Марфа Твердохлебова. Справа спали дочери Ивана и Аксиньи Твердохлебовых Анна Твердохлебова, Полина Твердохлебова и Мария Твердохлебова. Роман подошел к Полине Твердохлебовой и ударил ее топором по лицу. Полина Твердохлебова задвигалась. Роман ударил Полину Твердохлебову топором по голове. Полина Твердохлебова перестала двигаться. Роман ударил Марфу Твердохлебову топором по голове. Марфа Твердохлебова не двигалась. Роман подошел к Анне Твердохлебовой и ударил ее топором по шее. Анна Твердохлебова не двигалась. Роман ударил Полину Твердохлебову топором по голове. Полина Твердохлебова закричала. Роман ударил Полину Твердохлебову топором по голове. Полина Твердохлебова перестала кричать. Мария Твердохлебова встала и закричала. Роман ударил Марию Твердохлебову топором по спине. Мария Твердохлебова упала на сено и закричала. Роман ударил Марию Твердохлебову топором по голове. Мария Твердохлебова кричала. Роман ударил Марию Твердохлебову топором по голове. Мария Твердохлебова перестала кричать. Роман ударил Марию Твердохлебову топором по голове. Мария Твердохлебова не двигалась. Роман вытер топор сеном и подошел к краю сеновала. Анна Твердохлебова застонала. Роман подошел к Анне Твердохлебовой. Анна Твердохлебова стонала и двигалась. Роман ударил Анну Твердохлебову топором по голове. Анна Твердохлебова перестала двигаться и стонать. Роман вытер топор сеном и подошел к краю сеновала. Роман слез по лестнице на землю. Роман прошел скотный двор и вошел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Роман сошел с крыльца и подошел к воротам. Роман вышел за ворота. Возле ворот стояла Татьяна и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они пошли к следующему дому. Следующим был дом Степана Гудина. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман взошел на крыльцо и толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Лежанка стояла слева в углу. Сундук стоял справа в углу. На сундуке спал Степан Гудин. На печи спала его жена Наталья Гудина. На лежанке спали сын Гудиных Парфен Гудин и его жена Василиса Гудина. На полу спали дети Парфена и Василисы Гудиных Иван Гудин, Сергей Гудин и Софья Гудина. Роман подошел к сундуку и ударил Степана Гудина топором по голове. Степан Гудин не двигался. Роман подошел к печи. Роман взял Наталью Гудину за руку и подтянул к краю печи. — Чего тебе, — сказала Наталья Гудина. Роман ударил Наталью Гудину топором по голове. Наталья Гудина застонала. Роман ударил Наталью Гудину топором по голове. Наталья Гудина перестала стонать и не двигалась. Роман подошел к лежанке и ударил Парфена Гудина топором по голове. Парфен Гудин не двигался. Роман ударил Василису Гудину топором по голове. Василиса Гудина не двигалась. Роман подошел к спящим на полу и ударил Сергея Гудина топором по лицу. Сергей Гудин застонал. Роман ударил Сергея Гудина топором по голове. Сергей Гудин перестал стонать и не двигался. Софья Гудина проснулась и закричала. Роман ударил Софью Гудину топором по голове. Софья Гудина закричала. Иван Гудин проснулся и закричал. Роман ударил Ивана Гудина топором по голове. Иван Гудин перестал кричать. Софья Гудина кричала. Роман ударил Софью Гудину топором по спине. Софья Гудина упала на пол и стонала. Роман ударил Софью Гудину топором по голове. Софья Гудина перестала стонать и не двигалась. Роман вытер топор одеялом и пошел к двери. Наталья Гудина застонала. Роман подошел к Наталье Гудиной и ударил ее топором по голове. Наталья Гудина перестала стонать и не двигалась. Роман вытер топор полотенцем и пошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Василия Гудина. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. На дворе залаяла собака. Татьяна затрясла колокольчиком. Собака перестала лаять. Роман взошел на крыльцо и толкнул дверь. Дверь была заперта. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман сошел с крыльца и подошел к окну дома. Роман постучал в окно. Никто не ответил. Роман постучал в окно. Окно открылось. — Кто это? — спросил Василий Гудин. — Это я, Роман Алексеевич Воспенников, — сказал Роман. — Сейчас, — сказал Василий Гудин. Роман отошел от окна и взошел на крыльцо. Василий Гудин открыл дверь. Роман ударил Василия Гудина топором по голове. Василий Гудин упал и застонал. Роман ударил Василия Гудина топором по шее. Василий Гудин перестал стонать и не двигался. Роман прошел сени и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Лежанка стояла возле печи. На лежанке сидела жена Василия Гудина Галина Гудина. — Проходите, батюшка, проходите, — сказала она. — А я думаю, кто стучит, кто ломится. Проходите. Роман подошел к Галине Гудиной и ударил ее топором по голове. — Мамечина! — закричала Галина Гудина и упала на пол. Роман ударил Галину Гудину топором по спине. Галина Гудина застонала. Роман ударил Галину Гудину топором по голове. Галина Гудина перестала стонать и не двигалась. Роман вытер топор о спину Галины Гудиной и пошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Ивана Гирина. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман взошел на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Печь стояла слева. Стол стоял справа. Кровать стояла слева в углу. Лежанка стояла справа в углу. Сундук стоял справа. На печи спали Иван Гирин и его жена Мария Гирина. На лежанке спали дети Гириных Алексей Гирин, Антон Гирин, Авдей Гирин и Савва Гирин. Роман подошел к кровати и ударил Ивана Гирина топором по голове. Иван Гирин застонал. Мария Гирина проснулась и подняла голову. Роман ударил Марию Гирину топором по голове. Мария Гирина упала с кровати и не двигалась. Роман ударил Ивана Гирина топором по голове. Иван Гирин перестал стонать и не двигался. Роман подошел к лежанке и ударил Савву Гирина топором по голове. Савва Гирин не двигался. Роман ударил Авдея Гирина топором по голове. Авдей Гирин закричал. Роман ударил Авдея Гирина топором по голове. Антон Гирин спрыгнул с лежанки и побежал к кровати. — Тятя, тятя, тятя! — кричал Антон Гирин. Роман ударил Антона Гирина топором по спине. — Тятя! Тятя! — кричал Антон Гирин. Роман ударил Антона Гирина топором по голове. Антон Гирин упал на пол и застонал. Роман ударил Антона Гирина топором по голове. Антон Гирин перестал стонать и не двигался. Роман вытер топор одеялом и пошел к двери. Авдей Гирин задвигался. Роман подошел к Авдею Гирину и ударил его топором по голове. Авдей Гирин перестал двигаться. Роман подошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Пантелея Гирина. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман взошел на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была заперта. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман постучал в дверь. Никто не ответил. Роман постучал в дверь. — Кто тута? — спросила из-за двери Марфа Гирина. — Это я, Роман Алексеевич Воспенников, — сказал Роман. Марфа Гирина открыла дверь. Роман ударил Марфу Гирину топором по голове. Марфа Гирина упала на пол и не двигалась. Роман вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Лежанка стояла возле печи. Сундук стоял слева в углу. На лежанке спали Пантелей Гирин и его жена Татьяна Гирина. На сундуке спала дочь Гириных Полина Гирина. Роман подошел к лежанке и ударил Пантелея Гирина топором по голове. Пантелей Гирин захрипел. Роман ударил Татьяну Гирину топором по голове. Татьяна Гирина не двигалась. Роман ударил Пантелея Гирина топором по голове. Пантелей Гирин перестал хрипеть и не двигался. Роман подошел к сундуку и ударил Полину Гирину топором по голове. Полина Гирина задвигалась и упала с сундука на пол. Роман ударил Полину Гирину топором по голове. Полина Гирина перестала двигаться. Роман подошел к двери и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на скотный двор. Роман прошел скотный двор и вошел в сад. Роман прошел мимо яблонь и подошел к лежанке. На лежанке спали дети Полины Гириной Федор Гирин, Яков Гирин, Иван Гирин и Алексей Гирин. Роман ударил Федора Гирина топором по голове. Федор Гирин не двигался. Роман ударил Якова Гирина топором по голове. Яков Гирин застонал. Роман ударил Алексея Гирина топором по голове. Алексей Гирин не двигался. Роман ударил Ивана Гирина топором по голове. Иван Гирин задвигался. Роман ударил Якова Гирина топором по голове. Яков Гирин перестал стонать и не двигался. Роман ударил Ивана Гирина топором по лицу. Иван Гирин перестал двигаться. Роман прошел сад и подошел к стогу сена. На стоге сена спали дочери Пантелея и Татьяны Гириных Софья Гирина и Аглая Гирина. Роман взял Софью Гирину за ногу и стянул со стога. Софья Гирина упала на землю и закричала. Роман ударил Софью Гирину топором по голове. Софья Гирина перестала кричать и не двигалась. — Ты чего, Софья? — сказала Аглая Гирина. Роман схватил Аглаю Гирину за ногу и потянул со стога. Аглая Гирина закричала. Роман стянул Аглаю Гирину со стога. Аглая Гирина упала на землю и закричала. Роман ударил Аглаю Гирину топором по плечу. Аглая Гирина закричала. Роман ударил Аглаю Гирину топором по голове. Аглая Гирина закричала. Роман ударил Аглаю Гирину топором по голове. Аглая Гирина перестала кричать и не двигалась. Роман вытер топор сеном и вышел из сада. Роман прошел скотный двор и вошел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Семена Гирина. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман взошел на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Кровать стояла слева в углу. Лежанка стояла справа. Сундук стоял справа в углу. На кровати спали Семен Гирин и его жена Агафья Гирина. На сундуке спал брат Семена Гирина Матвей Гирин. На кровати спали сын Семена и Агафьи Гириных Константин Гирин и его жена Мария Гирина. На полу спал Петр Гирин. Роман подошел к кровати и ударил Семена Гирина топором по лицу. Семен Гирин не двигался. Роман ударил Агафью Гирину топором по голове. Агафья Гирина застонала. Роман ударил Агафью Гирину топором по голове. Агафья Гирина перестала стонать и не двигалась. Роман подошел к сундуку и ударил Матвея Гирина топором по голове. Матвей Гирин застонал. Роман ударил Матвея Гирина топором по голове. Матвей Гирин перестал стонать и не двигался. Роман подошел к Петру Гирину и ударил его топором по голове. Петр Гирин не двигался. Роман подошел к лежанке и ударил Константина Гирина топором по голове. Константин Гирин закричал. Роман ударил Марию Гирину топором по голове. Мария Гирина закричала. Роман ударил Константина Гирина топором по голове. Константин Гирин перестал кричать и не двигался. Роман ударил Марию Гирину топором по голове. Мария Гирина упала с кровати на пол и задвигалась. Роман ударил Марию Гирину топором по шее. Мария Гирина перестала двигаться. Роман подошел к двери и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на скотный двор. Роман прошел скотный двор и подошел к сенному сараю. К сараю была приставлена лестница. Роман полез вверх по лестнице. Роман долез до верха и сошел на сено. Справа на сене спали Иван Гирин и его жена Анна Гирина. Роман подошел к ним и ударил Ивана Гирина топором по лицу. Иван Гирин застонал. Роман ударил Анну Гирину топором по лицу. Анна Гирина не двигалась. Роман ударил Ивана Гирина топором по голове. Иван Гирин перестал стонать и не двигался. Роман вытер топор сеном и подошел к лестнице. Роман слез по лестнице на землю. Роман прошел скотный двор и вошел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. На крыльце стояла Татьяна и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к следующему дому. Следующим был дом Алексея Гирина. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман взошел на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман открыл дверь и вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Кровать стояла слева в углу. Лежанка стояла справа в углу. Сундук стоял рядом с лежанкой. На кровати спали Алексей Гирин и его жена Марфа Гирина. На печи спал брат Алексея Гирина Семен Гирин. На лежанке спали сын Алексея Гирина и Марфы Гириной Иван Гирин и его жена Пелагея Гирина. На сундуке спала дочь Ивана Гирина и Пелагеи Гириной Анна Гирина. Роман подошел к кровати и ударил Алексея Гирина топором по голове. Алексей Гирин не двигался. Роман ударил Марфу Гирину топором по голове. Марфа Гирина не двигалась. Роман подошел к печи и ударил Семена Гирина топором по голове. Семен Гирин не двигался. Роман подошел к лежанке и ударил Ивана Гирина топором по голове. Иван Гирин не двигался. Роман ударил Пелагею Гирину топором по голове. Пелагея Гирина застонала. Роман ударил Пелагею Гирину топором по голове. Пелагея Гирина перестала стонать и не двигалась. Роман подошел к сундуку и ударил Анну Гирину топором по голове. Анна Гирина не двигалась. Роман вытер топор одеялом и подошел к двери. Роман вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли к последнему дому села Крутой Яр. Это был дом Ивана Егорова. Роман и Татьяна подошли к крыльцу дома. Роман взошел на крыльцо. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была не заперта. Роман вошел в сени. Роман прошел сени и вошел в дом. Печь стояла справа. Стол стоял слева. Лежанка стояла рядом с печью. На лежанке спал Иван Егоров. На полу спали братья Ивана Егорова Савва Егоров и Алексей Егоров. Роман подошел к лежанке и ударил Ивана Егорова топором по голове. Иван Егоров не двигался. Роман подошел к спящим на полу и ударил Савву Егорова топором по голове. Савва Егоров задвигался. Роман ударил Алексея Егорова топором по голове. Алексей Егоров не двигался. Роман ударил Савву Егорова топором по голове. Савва Егоров перестал двигаться. Роман вытер топор соломой. Алексей Егоров застонал. Роман ударил Алексея Егорова топором по голове. Алексей Егоров не двигался. Роман вытер топор соломой и вышел в сени. Роман прошел сени и вышел на крыльцо. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком. Роман взял Татьяну за руку, и они сошли с крыльца. Роман и Татьяна пошли по направлению к центру села. Они прошли мимо домов Ивана Егорова, Алексея Гирина, Семена Гирина, Пантелея Гирина, Ивана Гирина, Василия Гудина, Степана Гудина, Тимофея Твердохлебова, Ивана Твердохлебова, Пантелея Твердохлебова, Козьмы Твердохлебова, Ивана Горохова, Марея Твердохлебова, Марка Твердохлебова, Георгия Самсонова, Кузьмы Самсонова, Алексея Самсонова, Ивана Самсонова и остановились возле церкви. Роман и Татьяна подошли к двери церкви. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман толкнул дверь. Дверь была заперта. Роман стал рубить дверь церкви топором. Татьяна трясла колокольчиком. Роман разрубил дверь и открыл ее. Роман и Татьяна вошли в церковь. Татьяна подошла к иконостасу. Татьяна остановилась возле иконостаса, повернулась к нему спиной и продолжала трясти колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Николая Горохова. Роман подошел к дому Николая Горохова. Роман вошел в дом Николая Горохова. Роман нашел труп Николая Горохова. Роман разрубил брюшную полость трупа Николая Горохова. Роман вынул из брюшной полости трупа Николая Горохова кишки. Роман взял кишки Николая Горохова и вышел из дома Николая Горохова. Роман пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Николая Горохова на пол. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Косорукова. Роман подошел к дому Федора Косорукова. Роман вошел в дом Федора Косорукова. Роман нашел труп Федора Косорукова. Роман разрубил брюшную полость трупа Федора Косорукова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Федора Косорукова. Роман взял кишки Федора Косорукова и вышел из дома Федора Косорукова. Роман пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Федора Косорукова на пол рядом с кишками Николая Горохова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Чернова. Роман подошел к дому Степана Чернова. Роман вошел в дом Степана Чернова. Роман нашел труп Степана Чернова. Роман разрубил брюшную полость трупа Степана Чернова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Степана Чернова. Роман взял кишки Степана Чернова. Роман вышел из дома Степана Чернова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Степана Чернова на пол рядом с кишками Федора Косорукова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к трупу Саввы Ермолаева. Роман нашел труп Саввы Ермолаева. Роман разрубил брюшную полость трупа Саввы Ермолаева. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Саввы Ермолаева. Роман взял кишки Саввы Ермолаева и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Саввы Ермолаева на пол рядом с кишками Степана Чернова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Петра Егорова. Роман вошел в дом Петра Егорова. Роман нашел труп Петра Егорова. Роман разрубил брюшную полость трупа Петра Егорова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Петра Егорова. Роман взял кишки Петра Егорова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Петра Егорова на пол рядом с кишками Саввы Ермолаева. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Парамона Гудилина. Роман вошел в дом Парамона Гудилина. Роман нашел труп Парамона Гудилина. Роман разрубил брюшную полость трупа Парамона Гудилина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Парамона Гудилина. Роман взял кишки Парамона Гудилина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Парамона Гудилина на пол рядом с кишками Петра Егорова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Матвея Костичкова. Роман вошел в дом Матвея Костичкова. Роман нашел труп Матвея Костичкова. Роман разрубил брюшную полость трупа Матвея Костичкова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Матвея Костичкова. Роман взял кишки Матвея Костичкова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Матвея Костичкова на пол рядом с кишками Парамона Гудилина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Фаддея Гирина. Роман вошел в дом Фаддея Гирина. Роман нашел труп Фаддея Гирина. Роман разрубил брюшную полость трупа Фаддея Гирина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Фаддея Гирина. Роман взял кишки Фаддея Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Фаддея Гирина на пол рядом с кишками Матвея Костичкова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Самсонова. Роман вошел в дом Федора Самсонова. Роман нашел труп Федора Самсонова. Роман разрубил брюшную полость трупа Федора Самсонова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Федора Самсонова. Роман взял кишки Федора Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Федора Самсонова на пол рядом с кишками Фаддея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Исайи Гудина. Роман вошел в дом Исайи Гудина. Роман нашел труп Исайи Гудина. Роман разрубил брюшную полость трупа Исайи Гудина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Исайи Гудина. Роман взял кишки Исайи Гудина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Исайи Гудина на пол рядом с кишками Федора Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степаниды Егоровой. Роман вошел в дом Степаниды Егоровой. Роман нашел труп Степаниды Егоровой. Роман разрубил брюшную полость трупа Степаниды Егоровой. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Степаниды Егоровой. Роман взял кишки Степаниды Егоровой и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Степаниды Егоровой на пол рядом с кишками Исайи Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ермолая Кузнецова. Роман вошел в дом Ермолая Кузнецова. Роман нашел труп Ермолая Кузнецова. Роман разрубил брюшную полость трупа Ермолая Кузнецова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Ермолая Кузнецова. Роман взял кишки Ермолая Кузнецова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ермолая Кузнецова на пол рядом с кишками Степаниды Егоровой. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Кузнецова. Роман вошел в дом Степана Кузнецова. Роман нашел труп Степана Кузнецова. Роман разрубил брюшную полость трупа Степана Кузнецова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Степана Кузнецова. Роман взял кишки Степана Кузнецова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Степана Кузнецова на пол рядом с кишками Ермолая Кузнецова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Авдея Коновалова. Роман вошел в дом Авдея Коновалова. Роман нашел труп Авдея Коновалова. Роман разрубил брюшную полость трупа Авдея Коновалова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Авдея Коновалова. Роман взял кишки Авдея Коновалова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Авдея Коновалова на пол рядом с кишками Степана Кузнецова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Акима Самсонова. Роман вошел в дом Акима Самсонова. Роман нашел труп Акима. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Акима Самсонова. Роман взял кишки Акима Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Акима Самсонова на пол рядом с кишками Авдея Коновалова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Петра Чернова. Роман вошел в дом Петра Чернова. Роман нашел труп Петра Чернова. Роман разрубил брюшную полость трупа Петра Чернова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Петра Чернова. Роман взял кишки Петра Чернова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Петра Чернова на пол рядом с кишками Акима Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Кузьмы Твердохлебова. Роман вошел в дом Кузьмы Твердохлебова. Роман нашел труп Кузьмы Твердохлебова. Роман разрубил брюшную полость трупа Кузьмы Твердохлебова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Кузьмы Твердохлебова. Роман взял кишки Кузьмы Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Кузьмы Твердохлебова на пол рядом с кишками Петра Чернова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Шубенкина. Роман вошел в дом Ивана Шубенкина. Роман нашел труп Ивана Шубенкина. Роман разрубил брюшную полость трупа Ивана Шубенкина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Ивана Шубенкина. Роман взял кишки Ивана Шубенкина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ивана Шубенкина на пол рядом с кишками Кузьмы Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Сергея Волкова. Роман вошел в дом Сергея Волкова. Роман нашел труп Сергея Волкова. Роман разрубил брюшную полость трупа Сергея Волкова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Сергея Волкова. Роман взял кишки Сергея Волкова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Сергея Волкова на пол рядом с кишками Ивана Шубенкина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви. Роман пошел к дому Ивана Потапова. Роман вошел в дом Ивана Потапова. Роман нашел труп Ивана Потапова. Роман разрубил брюшную полость трупа Ивана Потапова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Ивана Потапова. Роман взял кишки Ивана Потапова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ивана Потапова на пол рядом с кишками Сергея Волкова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви. Роман пошел к дому Марея Сухорукова. Роман нашел труп Марея Сухорукова. Роман разрубил брюшную полость трупа Марея Сухорукова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Марея Сухорукова. Роман взял кишки Марея Сухорукова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Марея Сухорукова на пол рядом с кишками Ивана Потапова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Аграфены Шубенкиной. Роман вошел в дом Аграфены Шубенкиной. Роман нашел труп Аграфены Шубенкиной. Роман разрубил брюшную полость трупа Аграфены Шубенкиной. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Аграфены Шубенкиной. Роман взял кишки Аграфены Шубенкиной и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Аграфены Шубенкиной на пол рядом с кишками Марея Сухорукова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Самсонова. Роман вошел в дом Ивана Самсонова. Роман нашел труп Ивана Самсонова. Роман разрубил брюшную полость трупа Ивана Самсонова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Ивана Самсонова. Роман взял кишки Ивана Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ивана Самсонова на пол рядом с кишками Аграфены Шубенкиной. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Алексея Самсонова. Роман вошел в дом Алексея Самсонова. Роман нашел труп Алексея Самсонова. Роман разрубил брюшную полость трупа Алексея Самсонова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Алексея Самсонова. Роман взял кишки Алексея Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Алексея Самсонова на пол рядом с кишками Ивана Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Кузьмы Самсонова. Роман вошел в дом Кузьмы Самсонова. Роман нашел труп Кузьмы Самсонова. Роман разрубил брюшную полость трупа Кузьмы Самсонова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Кузьмы Самсонова. Роман взял кишки Кузьмы Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Кузьмы Самсонова на пол рядом с кишками Алексея Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Георгия Самсонова. Роман вошел в дом Георгия Самсонова. Роман нашел труп Георгия Самсонова. Роман разрубил брюшную полость трупа Георгия Самсонова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Георгия Самсонова. Роман взял кишки Георгия Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Георгия Самсонова на пол рядом с кишками Кузьмы Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марка Твердохлебова. Роман вошел в дом Марка Твердохлебова. Роман нашел труп Марка Твердохлебова. Роман разрубил брюшную полость трупа Марка Твердохлебова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Марка Твердохлебова. Роман взял кишки Марка Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Марка Твердохлебова на пол рядом с кишками Георгия Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марея Твердохлебова. Роман вошел в дом Марея Твердохлебова. Роман нашел труп Марея Твердохлебова. Роман разрубил брюшную полость трупа Марея Твердохлебова. Роман вынул кишки из брюшной полости Марея Твердохлебова. Роман взял кишки Марея Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Марея Твердохлебова на пол рядом с кишками Марка Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Горохова. Роман вошел в дом Ивана Горохова. Роман нашел труп Ивана Горохова. Роман разрубил брюшную полость трупа Ивана Горохова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Ивана Горохова. Роман взял кишки Ивана Горохова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ивана Горохова на пол рядом с кишками Марея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Козьмы Твердохлебова. Роман вошел в дом Козьмы Твердохлебова. Роман нашел труп Козьмы Твердохлебова. Роман разрубил брюшную полость трупа Козьмы Твердохлебова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Козьмы Твердохлебова. Роман взял кишки Козьмы Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Козьмы Твердохлебова на пол рядом с кишками Ивана Горохова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Пантелея Твердохлебова. Роман вошел в дом Пантелея Твердохлебова. Роман нашел труп Пантелея Твердохлебова. Роман разрубил брюшную полость трупа Пантелея Твердохлебова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Пантелея Твердохлебова. Роман взял кишки Пантелея Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Пантелея Твердохлебова на пол рядом с кишками Козьмы Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Твердохлебова. Роман вошел в дом Ивана Твердохлебова. Роман нашел труп Ивана Твердохлебова. Роман разрубил брюшную полость трупа Ивана Твердохлебова. Роман вынул кишки из брюшной полости Ивана Твердохлебова. Роман взял кишки Ивана Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ивана Твердохлебова на пол рядом с кишками Пантелея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Тимофея Твердохлебова. Роман вошел в дом Тимофея Твердохлебова. Роман нашел труп Тимофея Твердохлебова. Роман разрубил брюшную полость трупа Тимофея Твердохлебова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Тимофея Твердохлебова. Роман взял кишки Тимофея Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Тимофея Твердохлебова на пол рядом с кишками Ивана Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Гудина. Роман вошел в дом Степана Гудина. Роман нашел труп Степана Гудина. Роман разрубил брюшную полость трупа Степана Гудина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Степана Гудина. Роман взял кишки Степана Гудина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Степана Гудина на пол рядом с кишками Тимофея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Василия Гудина. Роман вошел в дом Василия Гудина. Роман нашел труп Василия Гудина. Роман разрубил брюшную полость трупа Василия Гудина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Василия Гудина. Роман взял кишки Василия Гудина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Василия Гудина на пол рядом с кишками Степана Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Гирина. Роман вошел в дом Ивана Гирина. Роман нашел труп Ивана Гирина. Роман разрубил брюшную полость трупа Ивана Гирина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Ивана Гирина. Роман взял кишки Ивана Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ивана Гирина на пол рядом с кишками Василия Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Пантелея Гирина. Роман вошел в дом Пантелея Гирина. Роман нашел труп Пантелея Гирина. Роман разрубил брюшную полость трупа Пантелея Гирина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Пантелея Гирина. Роман взял кишки Пантелея Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Пантелея Гирина на пол рядом с кишками Ивана Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Семена Гирина. Роман вошел в дом Семена Гирина. Роман нашел труп Семена Гирина. Роман разрубил брюшную полость трупа Семена Гирина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Семена Гирина. Роман взял кишки Семена Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Семена Гирина на пол рядом с кишками Пантелея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Алексея Гирина. Роман вошел в дом Алексея Гирина. Роман нашел труп Алексея Гирина. Роман разрубил брюшную полость трупа Алексея Гирина. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Алексея Гирина. Роман взял кишки Алексея Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Алексея Гирина на пол рядом с кишками Семена Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Егорова. Роман вошел в дом Ивана Егорова. Роман нашел труп Ивана Егорова. Роман разрубил брюшную полость трупа Ивана Егорова. Роман вынул кишки из брюшной полости трупа Ивана Егорова. Роман взял кишки Ивана Егорова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кишки Ивана Егорова на пол рядом с кишками Алексея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Николая Горохова. Роман вошел в дом Николая Горохова. Роман вырубил кирпич из печи Николая Горохова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Николая Горохова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Косорукова. Роман вошел в дом Федора Косорукова. Роман вырубил кирпич из печи Федора Косорукова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Федора Косорукова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Чернова. Роман вошел в дом Степана Чернова. Роман вырубил кирпич из печи Степана Чернова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Степана Чернова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Саввы Ермолаева. Роман вошел в дом Саввы Ермолаева. Роман вырубил кирпич из печи Саввы Ермолаева. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Саввы Ермолаева. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Петра Егорова. Роман вошел в дом Петра Егорова. Роман вырубил кирпич из печи Петра Егорова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Петра Егорова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Парамона Гудилина. Роман вошел в дом Парамона Гудилина. Роман вырубил кирпич из печи Парамона Гудилина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Парамона Гудилина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Матвея Костичкова. Роман вошел в дом Матвея Костичкова. Роман вырубил кирпич из печи Матвея Костичкова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Матвея Костичкова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Фаддея Гирина. Роман вошел в дом Фаддея Гирина. Роман вырубил кирпич из печи Фаддея Гирина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Фаддея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Самсонова. Роман вошел в дом Федора Самсонова. Роман вырубил кирпич из печи Федора Самсонова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Федора Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Исайи Гудина. Роман вошел в дом Исайи Гудина. Роман вырубил кирпич из печи Исайи Гудина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Исайи Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степаниды Егоровой. Роман вошел в дом Степаниды Егоровой. Роман вырубил кирпич из печи Степаниды Егоровой. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Степаниды Егоровой. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ермолая Кузнецова. Роман вошел в дом Ермолая Кузнецова. Роман вырубил кирпич из печи Ермолая Кузнецова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ермолая Кузнецова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Кузнецова. Роман вошел в дом Степана Кузнецова. Роман вырубил кирпич из печи Степана Кузнецова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Степана Кузнецова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Авдея Коновалова. Роман вошел в дом Авдея Коновалова. Роман вырубил кирпич из печи Авдея Коновалова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Авдея Коновалова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Акима Самсонова. Роман вошел в дом Акима Самсонова. Роман вырубил кирпич из печи Акима Самсонова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Акима Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Петра Чернова. Роман вошел в дом Петра Чернова. Роман вырубил кирпич из печи Петра Чернова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Петра Чернова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Кузьмы Твердохлебова. Роман вошел в дом Кузьмы Твердохлебова. Роман вырубил кирпич из печи Кузьмы Твердохлебова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Кузьмы Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Шубенкина. Роман вошел в дом Ивана Шубенкина. Роман вырубил кирпич из печи Ивана Шубенкина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ивана Шубенкина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Сергея Волкова. Роман вошел в дом Сергея Волкова. Роман вырубил кирпич из печи Сергея Волкова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Сергея Волкова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Потапова. Роман вошел в дом Ивана Потапова. Роман вырубил кирпич из печи Ивана Потапова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ивана Потапова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марея Сухорукова. Роман вошел в дом Марея Сухорукова. Роман вырубил кирпич из печи Марея Сухорукова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Марея Сухорукова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Аграфены Шубенкиной. Роман вошел в дом Аграфены Шубенкиной. Роман вырубил кирпич из печи Аграфены Шубенкиной. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Аграфены Шубенкиной. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Самсонова. Роман вошел в дом Ивана Самсонова. Роман вырубил кирпич из печи Ивана Самсонова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ивана Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Алексея Самсонова. Роман вошел в дом Алексея Самсонова. Роман вырубил кирпич из печи Алексея Самсонова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Алексея Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Кузьмы Самсонова. Роман вошел в дом Кузьмы Самсонова. Роман вырубил кирпич из печи Кузьмы Самсонова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Кузьмы Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Георгия Самсонова. Роман вошел в дом Георгия Самсонова. Роман вырубил кирпич из печи дома Георгия Самсонова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Георгия Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марка Твердохлебова. Роман вошел в дом Марка Твердохлебова. Роман вырубил кирпич из печи Марка Твердохлебова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Марка Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марея Твердохлебова. Роман вошел в дом Марея Твердохлебова. Роман вырубил кирпич из печи Марея Твердохлебова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Марея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Горохова. Роман вошел в дом Ивана Горохова. Роман вырубил кирпич из печи Ивана Горохова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ивана Горохова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Козьмы Твердохлебова. Роман вошел в дом Козьмы Твердохлебова. Роман вырубил кирпич из печи Кузьмы Твердохлебова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Козьмы Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Пантелея Твердохлебова. Роман вошел в дом Пантелея Твердохлебова. Роман вырубил кирпич из печи Пантелея Твердохлебова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Пантелея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Твердохлебова. Роман вошел в дом Ивана Твердохлебова. Роман вырубил кирпич из печи Ивана Твердохлебова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ивана Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Тимофея Твердохлебова. Роман вошел в дом Тимофея Твердохлебова. Роман вырубил кирпич из печи Тимофея Твердохлебова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Тимофея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Гудина. Роман вошел в дом Степана Гудина. Роман вырубил кирпич из печи Степана Гудина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Степана Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Василия Гудина. Роман вошел в дом Василия Гудина. Роман вырубил кирпич из печи Василия Гудина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Василия Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Гирина. Роман вошел в дом Ивана Гирина. Роман вырубил кирпич из печи Ивана Гирина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ивана Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Пантелея Гирина. Роман вошел в дом Пантелея Гирина. Роман вырубил кирпич из печи Пантелея Гирина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Пантелея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Семена Гирина. Роман вошел в дом Семена Гирина. Роман вырубил кирпич из печи Семена Гирина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Семена Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Алексея Гирина. Роман вошел в дом Алексея Гирина. Роман вырубил кирпич из печи Алексея Гирина. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Алексея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Егорова. Роман вошел в дом Ивана Егорова. Роман вырубил кирпич из печи Ивана Егорова. Роман взял кирпич и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил кирпич на кишки Ивана Егорова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Николая Горохова. Роман вошел в дом Николая Горохова. Роман отрубил голову у трупа Николая Горохова. Роман взял голову Николая Горохова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Николая Горохова на кирпич Николая Горохова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Косорукова. Роман вошел в дом Федора Косорукова. Роман отрубил голову у трупа Федора Косорукова. Роман взял голову Федора Косорукова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Федора Косорукова на кирпич Федора Косорукова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Чернова. Роман вошел в дом Степана Чернова. Роман отрубил голову у трупа Степана Чернова. Роман взял голову Степана Чернова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Степана Чернова на кирпич Степана Чернова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Саввы Ермолаева. Роман вошел в дом Саввы Ермолаева. Роман отрубил голову у трупа Саввы Ермолаева. Роман взял голову Саввы Ермолаева и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Саввы Ермолаева на кирпич Саввы Ермолаева. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Петра Егорова. Роман вошел в дом Петра Егорова. Роман отрубил голову у трупа Петра Егорова. Роман взял голову Петра Егорова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Петра Егорова на кирпич Петра Егорова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Парамона Гудилина. Роман вошел в дом Парамона Гудилина. Роман отрубил голову у трупа Парамона Гудилина. Роман взял голову Парамона Гудилина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Парамона Гудилина на кирпич Парамона Гудилина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Матвея Костичкова. Роман вошел в дом Матвея Костичкова. Роман отрубил голову у трупа Матвея Костичкова. Роман взял голову Матвея Костичкова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Матвея Костичкова на кирпич Матвея Костичкова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Фаддея Гирина. Роман вошел в дом Фаддея Гирина. Роман отрубил голову у трупа Фаддея Гирина. Роман взял голову Фаддея Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Фаддея Гирина на кирпич Фаддея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Самсонова. Роман вошел в дом Федора Самсонова. Роман отрубил голову у трупа Федора Самсонова. Роман взял голову и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Федора Самсонова на кирпич Федора Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Исайи Гудина. Роман вошел в дом Исайи Гудина. Роман отрубил голову у трупа Исайи Гудина. Роман взял голову Исайи Гудина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Исайи Гудина на кирпич Исайи Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степаниды Егоровой. Роман вошел в дом Степаниды Егоровой. Роман отрубил голову у трупа Степаниды Егоровой. Роман взял голову Степаниды Егоровой и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Степаниды Егоровой на кирпич Степаниды Егоровой. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ермолая Кузнецова. Роман вошел в дом Ермолая Кузнецова. Роман отрубил голову у трупа Ермолая Кузнецова. Роман взял голову Ермолая Кузнецова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ермолая Кузнецова на кирпич Ермолая Кузнецова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Кузнецова. Роман вошел в дом Степана Кузнецова. Роман отрубил голову у трупа Степана Кузнецова. Роман взял голову Степана Кузнецова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Степана Кузнецова на кирпич Степана Кузнецова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Авдея Коновалова. Роман вошел в дом Авдея Коновалова. Роман отрубил голову у трупа Авдея Коновалова. Роман взял голову Авдея Коновалова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Авдея Коновалова на кирпич Авдея Коновалова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Акима Самсонова. Роман вошел в дом Акима Самсонова. Роман отрубил голову у трупа Акима Самсонова. Роман взял голову Акима Самсонова и пошел в церковь. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Акима Самсонова на кирпич Акима Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Петра Чернова. Роман вошел в дом Петра Чернова. Роман отрубил голову у трупа Петра Чернова. Роман взял голову Петра Чернова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Петра Чернова на кирпич Петра Чернова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Кузьмы Твердохлебова. Роман вошел в дом Кузьмы Твердохлебова. Роман отрубил голову у трупа Кузьмы Твердохлебова. Роман взял голову Кузьмы Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Кузьмы Твердохлебова на кирпич Кузьмы Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Шубенкина. Роман вошел в дом Ивана Шубенкина. Роман отрубил голову у трупа Ивана Шубенкина. Роман взял голову Ивана Шубенкина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ивана Шубенкина на кирпич Ивана Шубенкина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Сергея Волкова. Роман вошел в дом Сергея Волкова. Роман отрубил голову у трупа Сергея Волкова. Роман взял голову Сергея Волкова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Сергея Волкова на кирпич Сергея Волкова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Потапова. Роман вошел в дом Ивана Потапова. Роман отрубил голову у трупа Ивана Потапова. Роман взял голову Ивана Потапова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ивана Потапова на кирпич Ивана Потапова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марея Сухорукова. Роман вошел в дом Марея Сухорукова. Роман отрубил голову у трупа Марея Сухорукова. Роман взял голову Марея Сухорукова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Марея Сухорукова на кирпич Марея Сухорукова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Аграфены Шубенкиной. Роман вошел в дом Аграфены Шубенкиной. Роман отрубил голову у трупа Аграфены Шубенкиной. Роман взял голову Аграфены Шубенкиной и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Аграфены Шубенкиной на кирпич Аграфены Шубенкиной. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Самсонова. Роман вошел в дом Ивана Самсонова. Роман отрубил голову у трупа Ивана Самсонова. Роман взял голову Ивана Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ивана Самсонова на кирпич Ивана Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Алексея Самсонова. Роман вошел в дом Алексея Самсонова. Роман отрубил голову у трупа Алексея Самсонова. Роман взял голову Алексея Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Алексея Самсонова на кирпич Алексея Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Кузьмы Самсонова. Роман вошел в дом Кузьмы Самсонова. Роман отрубил голову у трупа Кузьмы Самсонова. Роман взял голову Кузьмы Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Кузьмы Самсонова на кирпич Кузьмы Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Георгия Самсонова. Роман вошел в дом Георгия Самсонова. Роман отрубил голову у трупа Георгия Самсонова. Роман взял голову Георгия Самсонова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Георгия Самсонова на кирпич Георгия Самсонова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марка Твердохлебова. Роман вошел в дом Марка Твердохлебова. Роман отрубил голову у трупа Марка Твердохлебова. Роман взял голову Марка Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Марка Твердохлебова на кирпич Марка Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Марея Твердохлебова. Роман вошел в дом Марея Твердохлебова. Роман отрубил голову у трупа Марея Твердохлебова. Роман взял голову Марея Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Марея Твердохлебова на кирпич Марея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Горохова. Роман вошел в дом Ивана Горохова. Роман отрубил голову у трупа Ивана Горохова. Роман взял голову Ивана Горохова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ивана Горохова на кирпич Ивана Горохова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Козьмы Твердохлебова. Роман вошел в дом Козьмы Твердохлебова. Роман отрубил голову у трупа Козьмы Твердохлебова. Роман взял голову Козьмы Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Козьмы Твердохлебова на кирпич Козьмы Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Пантелея Твердохлебова. Роман вошел в дом Пантелея Твердохлебова. Роман отрубил голову у трупа Пантелея Твердохлебова. Роман взял голову Пантелея Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Пантелея Твердохлебова на кирпич Пантелея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Твердохлебова. Роман вошел в дом Ивана Твердохлебова. Роман отрубил голову у трупа Ивана Твердохлебова. Роман взял голову Ивана Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ивана Твердохлебова на кирпич Ивана Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Тимофея Твердохлебова. Роман вошел в дом Тимофея Твердохлебова. Роман отрубил голову у трупа Тимофея Твердохлебова. Роман взял голову Тимофея Твердохлебова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Тимофея Твердохлебова на кирпич Тимофея Твердохлебова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Степана Гудина. Роман вошел в дом Степана Гудина. Роман отрубил голову у трупа Степана Гудина. Роман взял голову Степана Гудина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Степана Гудина на кирпич Степана Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Василия Гудина. Роман вошел в дом Василия Гудина. Роман отрубил голову у трупа Василия Гудина. Роман взял голову Василия Гудина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Василия Гудина на кирпич Василия Гудина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Гирина. Роман вошел в дом Ивана Гирина. Роман отрубил голову у трупа Ивана Гирина. Роман взял голову Ивана Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ивана Гирина на кирпич Ивана Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Пантелея Гирина. Роман вошел в дом Пантелея Гирина. Роман отрубил голову у трупа Пантелея Гирина. Роман взял голову Пантелея Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Пантелея Гирина на кирпич Пантелея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Семена Гирина. Роман вошел в дом Семена Гирина. Роман отрубил голову у трупа Семена Гирина. Роман взял голову Семена Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Семена Гирина на кирпич Семена Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Алексея Гирина. Роман вошел в дом Алексея Гирина. Роман отрубил голову у трупа Алексея Гирина. Роман взял голову Алексея Гирина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Алексея Гирина на кирпич Алексея Гирина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Ивана Егорова. Роман вошел в дом Ивана Егорова. Роман отрубил голову у трупа Ивана Егорова. Роман взял голову Ивана Егорова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил голову Ивана Егорова на кирпич Ивана Егорова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Антона Петровича Воспенникова. Роман вошел в дом Антона Петровича Воспенникова. Роман отрубил семенники у трупа Антона Петровича Воспенникова. Роман взял семенники Антона Петровича Воспенникова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Антона Петровича Воспенникова на пол. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Антона Петровича Воспенникова. Роман отрубил семенники у трупа Адама Ильича Куницына. Роман взял семенники Адама Ильича Куницына и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Адама Ильича Куницына на пол рядом с семенниками Антона Петровича Воспенникова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Антона Петровича Воспенникова. Роман вошел в дом Антона Петровича Воспенникова. Роман отрубил семенники у трупа Петра Игнатьевича Красновского. Роман взял семенники Петра Игнатьевича Красновского и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Петра Игнатьевича Красновского на пол рядом с семенниками Адама Ильича Куницына. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Антона Петровича Воспенникова. Роман вошел в дом Антона Петровича Воспенникова. Роман отрубил семенники у трупа Николая Ивановича Рукавитинова. Роман взял семенники Николая Ивановича Рукавитинова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Николая Ивановича Рукавитинова на пол рядом с семенниками Петра Игнатьевича Красновского. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Антона Петровича Воспенникова. Роман вошел в дом Антона Петровича Воспенникова. Роман отрубил семенники у трупа Андрея Викторовича Клюгина. Роман взял семенники Андрея Викторовича Клюгина и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Андрея Викторовича Клюгина на пол рядом с семенниками Николая Ивановича Рукавитинова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Антона Петровича Воспенникова. Роман вошел в дом Антона Петровича Воспенникова. Роман отрубил семенники у трупа Федора Христофоровича Огурцова. Роман взял семенники Федора Христофоровича Огурцова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Федора Христофоровича Огурцова на пол рядом с семенниками Андрея Викторовича Клюгина. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Христофоровича Огурцова. Роман вошел в дом Федора Христофоровича Огурцова. Роман отрубил семенники у трупа Ильи Спиридоновича Реброва. Роман взял семенники Ильи Спиридоновича Реброва и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Ильи Спиридоновича Реброва на пол рядом с семенниками Федора Христофоровича Огурцова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Христофоровича Огурцова. Роман вошел в дом Федора Христофоровича Огурцова. Роман отрубил семенники у трупа Валентина Евграфовича Толстикова. Роман взял семенники Валентина Евграфовича Толстикова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Валентина Евграфовича Толстикова на пол рядом с семенниками Ильи Спиридоновича Реброва. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из церкви и пошел к дому Федора Христофоровича Огурцова. Роман вошел в дом Федора Христофоровича Огурцова. Роман отрубил семенники у трупа Ивана Ивановича Златовратова. Роман взял семенники Ивана Ивановича Златовратова и пошел к церкви. Роман вошел в церковь. Роман положил семенники Ивана Ивановича Златовратова на пол рядом с семенниками Валентина Евграфовича Толстикова. Татьяна трясла колокольчиком. Роман подошел к иконостасу и открыл царские врата. Роман вошел в алтарь. Татьяна вошла в алтарь. Роман подошел справа к престолу. Татьяна подошла слева к престолу. Роман снял с престола покрывало и положил на пол. Татьяна затрясла колокольчиком. Роман снял с престола крест и положил на пол. Роман снял с престола Евангелие и положил на пол. Роман снял с престола дарохранительницу и поставил на пол. Роман снял с престола антиминс и положил на пол. Роман положил топор на Евангелие. Татьяна трясла колокольчиком. Роман принес головы Николая Горохова, Федора Косорукова, Степана Чернова, Саввы Ермолаева и уложил их на престоле первым рядом. Роман принес головы Петра Егорова, Парамона Гудилина, Матвея Костичкова, Фаддея Гирина и уложил их на престоле вторым рядом. Роман принес головы Федора Самсонова, Исайи Гудина, Степаниды Егоровой, Ермолая Кузнецова и уложил их на престоле третьим рядом. Роман принес головы Степана Кузнецова, Авдея Коновалова, Акима Самсонова, Петра Чернова и уложил их на престоле четвертым рядом. Роман принес головы Кузьмы Твердохлебова, Ивана Шубенкина, Сергея Волкова, Ивана Потапова и уложил их на престоле пятым рядом. Роман принес головы Марея Сухорукова, Аграфены Шубенкиной, Ивана Самсонова и уложил их на ранее уложенные головы первым рядом второго яруса. Роман принес головы Алексея Самсонова, Кузьмы Самсонова, Георгия Самсонова и уложил их вторым рядом второго яруса. Роман принес головы Марка Твердохлебова, Марея Твердохлебова, Ивана Горохова и уложил их третьим рядом второго яруса. Роман принес головы Козьмы Твердохлебова, Пантелея Твердохлебова, Ивана Твердохлебова и уложил их четвертым рядом второго яруса. Роман принес головы Тимофея Твердохлебова, Степана Гудина и уложил их первым рядом третьего яруса. Роман принес головы Василия Гудина, Ивана Гирина и уложил их вторым рядом третьего яруса. Роман принес головы Пантелея Гирина, Семена Гирина и уложил их третьим рядом третьего яруса. Роман принес голову Алексея Гирина и уложил ее первой в четвертом ярусе. Роман принес голову Ивана Егорова и уложил ее второй в четвертом ярусе. Татьяна трясла колокольчиком. Роман взял топор и вышел из алтаря. Роман вышел из церкви и подошел к церковной сторожке. Роман сбил замок с двери церковной сторожки. Роман вошел в церковную сторожку. Роман взял крестильную купель и вышел из церковной сторожки. Роман вошел в церковь, прошел в алтарь и поставил крестильную купель напротив престола. Татьяна трясла колокольчиком. Роман принес кирпич Николая Горохова. Роман отколол угол от кирпича Николая Горохова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Федора Косорукова. Роман отколол угол от кирпича Федора Косорукова и бросил в купель. Роман принес кирпич Степана Чернова. Роман отколол угол от кирпича Степана Чернова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Саввы Ермолаева. Роман отколол угол от кирпича Саввы Ермолаева и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Петра Егорова. Роман отколол угол от кирпича Петра Егорова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Парамона Гудилина. Роман отколол угол от кирпича Парамона Гудилина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Матвея Костичкова. Роман отколол угол от кирпича Матвея Костичкова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Фаддея Гирина. Роман отколол угол от кирпича Фаддея Гирина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Федора Самсонова. Роман отколол угол от кирпича Федора Самсонова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Исайи Гудина. Роман отколол угол от кирпича Исайи Гудина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Степаниды Егоровой. Роман отколол угол от кирпича Степаниды Егоровой и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ермолая Кузнецова. Роман отколол угол от кирпича Ермолая Кузнецова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Степана Кузнецова. Роман отколол угол от кирпича Степана Кузнецова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Авдея Коновалова. Роман отколол угол от кирпича Авдея Коновалова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Акима Самсонова. Роман отколол угол от кирпича Акима Самсонова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Петра Чернова. Роман отколол угол от кирпича Петра Чернова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Кузьмы Твердохлебова. Роман отколол угол от кирпича Кузьмы Твердохлебова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ивана Шубенкина. Роман отколол угол от кирпича Ивана Шубенкина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Сергея Волкова. Роман отколол угол от кирпича Сергея Волкова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ивана Потапова. Роман отколол угол от кирпича Ивана Потапова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Марея Сухорукова. Роман отколол угол от кирпича Марея Сухорукова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Аграфены Шубенкиной. Роман отколол угол от кирпича Аграфены Шубенкиной и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ивана Самсонова. Роман отколол угол от кирпича Ивана Самсонова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Алексея Самсонова. Роман отколол угол от кирпича Алексея Самсонова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Кузьмы Самсонова. Роман отколол угол от кирпича Кузьмы Самсонова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Георгия Самсонова. Роман отколол угол от кирпича Георгия Самсонова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Марка Твердохлебова. Роман отколол угол от кирпича Марка Твердохлебова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Марея Твердохлебова. Роман отколол угол от кирпича Марея Твердохлебова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ивана Горохова. Роман отколол угол от кирпича Ивана Горохова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Козьмы Твердохлебова. Роман отколол угол от кирпича Козьмы Твердохлебова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Пантелея Твердохлебова. Роман отколол угол от кирпича Пантелея Твердохлебова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ивана Твердохлебова. Роман отколол угол от кирпича Ивана Твердохлебова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Тимофея Твердохлебова. Роман отколол угол от кирпича Тимофея Твердохлебова и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Степана Гудина. Роман отколол угол от кирпича Степана Гудина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Василия Гудина. Роман отколол угол от кирпича Василия Гудина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ивана Гирина. Роман отколол угол от кирпича Ивана Гирина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Пантелея Гирина. Роман отколол угол от кирпича Пантелея Гирина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Семена Гирина. Роман отколол угол от кирпича Семена Гирина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Алексея Гирина. Роман отколол угол от кирпича Алексея Гирина и бросил угол в купель. Роман принес кирпич Ивана Егорова. Роман отколол угол от кирпича Ивана Егорова и бросил угол в купель. Роман положил топор на Евангелие. Татьяна трясла колокольчиком. Роман вышел из алтаря в придел. Роман взял кишки Николая Егорова и повесил их на икону «Святой великомученик Пантелеймон». Роман взял кишки Федора Косорукова и повесил их на икону «Рождество Иоанна Предтечи». Роман взял кишки Степана Чернова и повесил их на икону «Параскева Пятница, с житием». Роман взял кишки Саввы Ермолаева и повесил их на икону «Почаевская Божья Матерь». Роман взял кишки Петра Егорова и повесил их на икону «Иоанн Богослов». Роман взял кишки Парамона Гудилина и повесил их на икону «Нил Столбенский». Роман взял кишки Матвея Костичкова и повесил их на икону «Успение Богородицы». Роман взял кишки Фаддея Гирина и повесил их на икону «Усекновение главы Иоанна Предтечи». Роман взял кишки Федора Самсонова и повесил их на икону «Три Святителя». Роман взял кишки Исайи Гудина и повесил их на икону «Не рыдай мине, мати». Роман взял кишки Степаниды Егоровой и повесил их на икону «Воскресение Христово». Роман взял кишки Ермолая Кузнецова и повесил их на икону «Николай Зарайский, с житием». Роман взял кишки Степана Кузнецова и повесил их на икону «Божья Матерь Неопалимая Купина». Роман взял кишки Авдея Коновалова и повесил их на икону «Святой преподобный Иоанн Многострадальный». Роман взял кишки Акима Самсонова и повесил их на икону «Рождество Христово». Роман взял кишки Петра Чернова и повесил их на икону «Святой преподобный Иоанн Дамаскин». Роман взял кишки Кузьмы Твердохлебова и повесил их на икону «Божья Матерь о тебе радуется». Роман взял кишки Ивана Шубенкина и повесил их на икону «Сергий Радонежский, с житием». Роман взял кишки Сергея Волкова и повесил их на икону «Святые мученики и исповедники Гурий, Самон, Авив». Роман взял кишки Ивана Потапова и повесил их на икону «Божья Матерь Знамение». Роман взял кишки Марея Сухорукова и повесил их на икону «Никола Можайский». Роман взял кишки Аграфены Шубенкиной и повесил их на икону «Преображение Господне». Роман взял кишки Ивана Самсонова и повесил их на икону «Иоанн Предтеча ангел пустыни». Роман взял кишки Алексея Самсонова и повесил их на икону «Божья Матерь Всех Скорбящих». Роман взял кишки Кузьмы Самсонова и повесил их на икону «Никола с избранными святыми». Роман взял кишки Георгия Самсонова и повесил их на икону «Троица Ветхозаветная». Роман взял кишки Марка Твердохлебова и повесил их на икону «Божья Матерь Одигитрия». Роман взял кишки Марея Твердохлебова и повесил их на икону «Обретение главы Иоанна Предтечи». Роман взял кишки Ивана Горохова и повесил их на икону «Святой священномученик Киприан». Роман взял кишки Козьмы Твердохлебова и повесил их на икону «Спас Иммануил». Роман взял кишки Пантелея Твердохлебова и повесил их на икону «Святой мученик Вонифатий». Роман взял кишки Ивана Твердохлебова и повесил их на икону «Святой преподобный Моисей Угрин». Роман взял кишки Тимофея Твердохлебова и повесил их на икону «Божья Матерь Владимирская». Роман взял кишки Степана Гудина и повесил их на икону «Спас Смоленский». Роман взял кишки Василия Гудина и повесил их на икону «Собор Архангелов». Роман взял кишки Ивана Гирина и повесил их на икону «Святая великомученица Екатерина». Роман взял кишки Пантелея Гирина и повесил их на икону «Святые мученики Флор и Лавр». Роман взял кишки Семена Гирина и повесил их на икону «Святая великомученица Варвара». Роман взял кишки Алексея Гирина и повесил их на икону «Божья Матерь Казанская». Роман взял кишки Ивана Егорова и повесил их на икону «Святой и праведный Симеон». Роман вошел в алтарь. Татьяна трясла колокольчиком. Роман принес семенники Антона Петровича Воспенникова и бросил их в купель. Роман принес семенники Адама Ильича Куницына и бросил их в купель. Роман принес семенники Петра Игнатьевича Красновского и бросил их в купель. Роман принес семенники Николая Ивановича Рукавитинова и бросил их в купель. Роман принес семенники Андрея Викторовича Клюгина и бросил их в купель. Роман принес семенники Федора Христофоровича Огурцова и бросил их в купель. Роман принес семенники Ильи Спиридоновича Реброва и бросил их в купель. Роман принес семенники Валентина Евграфовича Толстикова и бросил их в купель. Роман принес семенники Ивана Ивановича Златовратова и бросил их в купель. Татьяна трясла колокольчиком. Роман подошел к жертвеннику. Роман снял с жертвенника покрывало и положил на пол. Роман снял с жертвенника чашу и поставил на пол. Роман снял с жертвенника блюдо и поставил на пол. Роман снял с жертвенника копие и подошел с ним к Татьяне. Татьяна трясла колокольчиком. Роман приложил копие к левой щеке Татьяны. Татьяна трясла колокольчиком. Роман положил копие на пол. Роман подошел к горну для разжигания кадил. Роман разжег горн. Роман взял копие и раскалил его на огне. Татьяна трясла колокольчиком. Роман взял копие и подошел к Татьяне. Роман приложил копие к левой щеке Татьяны. Татьяна трясла колокольчиком. Роман подошел к горну и раскалил копие на огне. Роман взял копие и подошел к Татьяне. Татьяна трясла колокольчиком. Роман приложил копие к губам Татьяны. Татьяна трясла колокольчиком. Роман подошел к горну и раскалил копие на огне. Роман взял копие и подошел к Татьяне. Роман приложил копие к шее Татьяны. Татьяна трясла колокольчиком. Роман подошел к горну и раскалил копие на огне. Роман подошел к Татьяне и приложил копие к правому уху Татьяны. Татьяна трясла колокольчиком. Роман подошел к горну и раскалил копие на огне. Роман подошел к Татьяне и при помощи копия срезал с нее одежду. Татьяна трясла колокольчиком. Роман подошел к горну и раскалил копие на огне. Роман подошел к Татьяне и сделал копием разрез на ее животе. Татьяна трясла колокольчиком. Роман взял колокольчик из руки Татьяны и запихнул его в разрез на животе Татьяны. Роман взял топор и подошел к жертвеннику. Роман положил копие на жертвенник. Роман разрубил топором копие на две части. Роман подошел к Татьяне. Роман наклонил Татьяну над купелью и отрубил ей топором голову. Голова Татьяны упала в купель. Роман поднял тело Татьяны и держал его над купелью. Кровь из тела Татьяны стекла в купель. Роман опустил тело Татьяны на пол. Роман положил топор на пол. Роман снял с себя одежду. Роман взял свою одежду и подошел к горну. Роман сжег свою одежду. Роман взял одежду Татьяны и подошел к горну. Роман сжег одежду Татьяны. Роман взял топор и подошел к телу Татьяны. Роман отрубил левую ногу у тела Татьяны. Роман отрубил правую ногу у тела Татьяны. Роман взял левую ногу Татьяны и положил ее на жертвенник. Роман взял правую ногу Татьяны и подошел к рукомойнику. Роман обмыл правую ногу Татьяны. Роман положил правую ногу Татьяны на топор. Роман подошел к семисвечнику. Роман положил семисвечник на пол. Роман взял с пола крест и положил его на семисвечник. Роман подошел к жертвеннику. Роман снял левую ногу Татьяны с жертвенника. Роман подошел к купели. Роман положил левую ногу Татьяны под купель. Роман вынул из купели голову Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл водой голову Татьяны. Роман подошел к престолу. Роман уложил голову Татьяны на головы Алексея Гирина и Ивана Егорова. Роман подошел к купели. Роман взял левую ногу Татьяны. Роман стал толочь левой ногой Татьяны содержимое купели. Роман оставил левую ногу Татьяны в купели. Роман подошел к телу Татьяны. Роман поднял тело Татьяны и перенес его на два шага ближе к царским вратам. Роман положил тело Татьяны на пол. Роман взял правую ногу Татьяны. Роман взял топор. Роман подошел к жертвеннику. Роман стал рубить правую ногу Татьяны на жертвеннике. Роман разрубил правую ногу Татьяны на куски. Роман сложил куски на жертвеннике горкой. Роман подошел к телу Татьяны. Роман отрубил правую руку у тела Татьяны. Роман положил топор на тело Татьяны. Роман взял правую руку Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл правую руку Татьяны водой. Роман подошел к купели. Роман обмакнул кисть правой руки Татьяны в содержимое купели. Роман подошел к иконе «Божья Матерь Иверская». Роман замазал верхнюю часть иконы кистью правой руки Татьяны. Роман подошел к купели. Роман обмакнул кисть правой руки Татьяны в содержимое купели. Роман подошел к иконе «Божья Матерь Иверская». Роман замазал среднюю часть иконы кистью правой руки Татьяны. Роман подошел к купели. Роман обмакнул кисть правой руки Татьяны в купель. Роман подошел к иконе «Божья Матерь Иверская». Роман замазал нижнюю часть иконы кистью правой руки Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман помыл водой правую руку Татьяны. Роман подошел к платяному шкафу. Роман открыл дверь платяного шкафа. Роман вынул из шкафа фиолетовую рясу. Роман завернул правую руку Татьяны в фиолетовую рясу. Роман положил завернутую правую руку Татьяны в правый дальний угол алтаря. Роман подошел к телу Татьяны. Роман взял топор. Роман отрубил левую руку у тела Татьяны. Роман положил топор на тело Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл водой левую руку Татьяны. Роман вышел из алтаря в придел. Роман подошел к иконе «Спас Иммануил». Роман коснулся нижнего левого угла иконы большим пальцем левой руки Татьяны. Роман коснулся кишок Козьмы Твердохлебова большим пальцем левой руки Татьяны. Роман коснулся пола большим пальцем левой руки Татьяны. Роман коснулся середины своей груди большим пальцем левой руки Татьяны. Роман подошел к двери придела. Роман выбросил левую руку Татьяны из церкви. Роман вошел в алтарь. Роман подошел к телу Татьяны. Роман взял топор. Роман сделал на теле Татьяны пять надрезов. Роман стал сдирать кожу с тела Татьяны. Роман содрал кожу с тела Татьяны. Роман положил топор на тело Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл водой кожу Татьяны. Роман подошел к телу Татьяны. Роман коснулся левой рукой кишок Татьяны. Роман подошел к царским вратам. Роман коснулся левой рукой царских врат. Роман повесил кожу Татьяны на левую створу царских врат. Роман подошел к телу Татьяны. Роман взял топор. Роман разрубил грудную клетку тела Татьяны. Роман вынул сердце Татьяны. Роман положил топор на тело Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл сердце Татьяны водой. Роман подошел к семисвечнику. Роман коснулся сердцем Татьяны семисвечника. Роман подошел к дарохранительнице. Роман коснулся сердцем Татьяны дарохранительницы. Роман поднял с пола антиминс. Роман запихнул антиминс в сердце Татьяны. Роман положил сердце Татьяны в левом дальнем углу алтаря. Роман подошел к телу Татьяны. Роман вынул кишки из брюшной полости тела Татьяны. Роман положил кишки на пол рядом с телом Татьяны. Роман подошел к царским вратам. Роман снял кожу Татьяны с левой створы царских врат. Роман подошел к телу Татьяны. Роман наклонился. Роман набросил кожу Татьяны себе на спину. Роман взял кишки Татьяны. Роман привязал кишками Татьяны кожу Татьяны к своей спине. Роман подошел к купели. Роман стал толочь содержимое купели левой ногой Татьяны. Роман подошел к телу Татьяны. Роман взял топор. Роман вырубил из тазовой части тела Татьяны кусок в форме куба. Роман положил куб на пол рядом с телом Татьяны. Роман вырубил из левого плеча тела Татьяны кусок в форме шара. Роман положил шар на пол рядом с кубом. Роман вырубил из шеи тела Татьяны кусок в форме пирамиды. Роман положил пирамиду на пол рядом с шаром. Роман положил топор на тело Татьяны. Роман подошел к купели. Роман стал толочь содержимое купели левой ногой Татьяны. Роман подошел к телу Татьяны. Роман взял куб и подошел к купели. Роман опустил куб в купель. Роман вынул куб из купели. Роман подошел к телу Татьяны. Роман наклонился. Роман стал сосать куб. Роман обсосал весь куб. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл куб водой. Роман подошел к купели. Роман опустил куб в купель. Роман вынул куб из купели. Роман приложил куб к своей груди. Роман подошел к телу Татьяны. Роман встал на колени. Роман стал обтирать кубом свое лицо. Роман обтер все свое лицо кубом. Роман коснулся кубом печени Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл куб водой. Роман подошел к телу Татьяны. Роман положил куб на пол рядом с шаром. Роман взял шар и подошел к купели. Роман опустил шар в купель. Роман вынул шар из купели. Роман подошел к телу Татьяны. Роман наклонился над телом Татьяны. Роман стал сосать шар. Роман обсосал весь шар. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл шар водой. Роман вышел из алтаря. Роман прошел в придел и вышел из церкви. Роман обвалял шар в земляной пыли. Роман вошел в церковь. Роман прошел придел. Роман вошел в алтарь. Роман подошел к телу Татьяны. Роман наклонился над телом Татьяны. Роман стал лизать шар. Роман облизал весь шар. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл шар водой. Роман подошел к телу Татьяны. Роман положил шар на пол рядом с кубом. Роман взял пирамиду и подошел к купели. Роман опустил пирамиду в купель. Роман вынул пирамиду из купели. Роман подошел к телу Татьяны. Роман лег на пол рядом с телом Татьяны. Роман стал сосать пирамиду. Роман обсосал всю пирамиду. Роман встал с пола и подошел к рукомойнику. Роман обмыл пирамиду водой. Роман подошел к царским вратам. Роман обтер пирамидой обе створы царских врат. Роман подошел к телу Татьяны. Роман наклонился над телом Татьяны. Роман стал лизать пирамиду. Роман облизал всю пирамиду. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл пирамиду водой. Роман подошел к телу Татьяны. Роман положил пирамиду на пол рядом с шаром. Роман подошел к купели. Роман стал толочь содержимое купели левой ногой Татьяны. Роман подошел к жертвеннику. Роман поднял с пола чашу. Роман подошел к телу Татьяны. Роман поставил чашу на пол рядом с телом Татьяны. Роман взял топор. Роман вырубил желудок из брюшной полости тела Татьяны. Роман положил желудок Татьяны на пол. Роман разрубил желудок Татьяны пополам. Роман взял содержимое желудка Татьяны и положил в чашу. Роман взял обе половины желудка Татьяны и пошел к рукомойнику. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл обе половины желудка Татьяны водой. Роман подошел к телу Татьяны. Роман положил обе половины желудка Татьяны на пол рядом с чашей. Роман подошел к престолу. Роман сбросил все головы с престола на пол. Роман выбросил все головы из алтаря в придел. Роман подошел к телу Татьяны. Роман перенес тело Татьяны на престол. Роман взял топор. Роман стал рубить тело Татьяны. Роман разрубил тело Татьяны на крупные куски. Роман разрубил крупные куски тела Татьяны на мелкие куски. Роман изрубил мелкие куски тела Татьяны в кашицу. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл топор водой. Роман положил топор в рукомойник. Роман обмыл руки и лицо водой. Роман взял с пола чашу и одну из половин желудка Татьяны. Роман подошел к престолу. Роман зачерпнул половиной желудка Татьяны часть содержимого чаши. Роман съел часть содержимого чаши. Роман съел половину желудка Татьяны. Роман вывалил содержимое чаши на престол. Роман выбросил чашу из алтаря в придел. Роман поднял с пола Евангелие и выбросил его из алтаря в придел. Роман поднял с пола крест и выбросил его из алтаря в придел. Роман поднял с пола дарохранительницу и выбросил ее из алтаря в придел. Роман поднял с пола блюдо и выбросил его из алтаря в придел. Роман поднял с пола семисвечник и выбросил его из алтаря в придел. Роман поднял с пола обе половины копия и выбросил их из алтаря в придел. Роман поднял с пола вторую половину желудка Татьяны и подошел к престолу. Роман зачерпнул второй половиной желудка Татьяны кашицу с престола. Роман обмазал себе грудь кашицей. Роман зарыл вторую часть желудка Татьяны в кашицу на престоле. Роман взял с пола куб. Роман подошел к престолу. Роман зачерпнул кубом кашицу с престола. Роман облизал куб. Роман зачерпнул кубом кашицу с престола. Роман обмазал себе грудь кашицей. Роман зарыл куб в кашицу на престоле. Роман взял с пола шар. Роман подошел к престолу. Роман зачерпнул шаром кашицу с престола. Роман облизал шар. Роман зарыл шар в кашицу на престоле. Роман взял с пола пирамиду. Роман подошел к престолу. Роман зачерпнул пирамидой кашицу с престола. Роман облизал пирамиду. Роман зачерпнул пирамидой кашицу с престола. Роман обмазал пирамидой свой живот. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл пирамиду водой. Роман подошел к престолу. Роман съел пирамиду. Роман развязал кишки Татьяны и снял их с себя. Роман снял со своей спины кожу Татьяны. Роман подошел к жертвеннику. Роман положил кишки Татьяны и кожу Татьяны на пол рядом с жертвенником. Роман сбросил с жертвенника куски правой ноги Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман взял топор. Роман подошел к жертвеннику. Роман положил на жертвенник кожу Татьяны. Роман положил кишки Татьяны на кожу Татьяны. Роман завернул кишки Татьяны в кожу Татьяны. Роман стал рубить топором кожу и кишки Татьяны. Роман разрубил кожу и кишки Татьяны на мелкие кусочки. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл топор водой. Роман положил топор в рукомойник. Роман подошел к жертвеннику. Роман набрал две горсти мелких кусочков кожи и кишок Татьяны и съел их. Роман собрал остальные кусочки и перенес их на престол. Роман подошел к купели. Роман вынул из купели левую ногу Татьяны. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл левую ногу Татьяны водой. Роман подошел к царским вратам. Роман выбросил левую ногу Татьяны из алтаря в придел. Роман подошел к рукомойнику. Роман обмыл водой лицо и руки. Роман подошел к купели. Роман взял купель и поднес ее к престолу. Роман вывалил содержимое купели на престол. Роман поднес купель к царским вратам. Роман выбросил купель из алтаря в придел. Роман подошел к иконе «Божья Матерь Иверская». Роман снял со стены икону. Роман подошел к царским вратам. Роман выбросил икону «Божья Матерь Иверская» из алтаря в придел. Роман подошел к престолу. Роман стал перемешивать руками лежащее на престоле. Роман тщательно перемешал лежащее на престоле. Роман стал зачерпывать пригоршнями лежащее на престоле и разбрасывать по алтарю. Роман разбросал все лежащее на престоле по алтарю. Роман подошел к рукомойнику. Роман взял топор. Роман подошел к жертвеннику. Роман стал рубить жертвенник топором. Роман изрубил жертвенник на куски. Роман подошел к престолу. Роман стал рубить престол топором. Роман изрубил престол на куски. Роман подошел к платяному шкафу. Роман стал рубить шкаф топором. Роман изрубил шкаф на куски. Роман подошел к рукомойнику. Роман стал рубить рукомойник топором. Роман разбил рукомойник на куски. Роман подошел к горну для разжигания кадил. Роман стал рубить горн топором. Роман сломал горн. Роман подошел к царским вратам. Роман выбросил топор из алтаря в придел. Роман прошел в правый дальний угол алтаря. Роман взял правую руку Татьяны. Роман выбросил правую руку Татьяны из алтаря в придел. Роман прошел в левый дальний угол алтаря. Роман взял сердце Татьяны. Роман выбросил сердце Татьяны из алтаря в придел. Роман взял кусок дерева. Роман зачерпнул с пола кашицу куском дерева. Роман слизал кашицу с куска дерева. Роман взял в левую руку кусок мрамора. Роман взял в правую руку кусок дерева. Роман встал на колени. Роман зачерпнул куском мрамора кашицу с пола. Роман переложил кашицу с куска мрамора на кусок дерева. Роман слизал кашицу с куска дерева. Роман постучал куском мрамора по куску дерева. Роман зачерпнул с пола кашицу куском мрамора. Роман слизал кашицу с куска мрамора. Роман зачерпнул кашицу с пола куском дерева. Роман слизал кашицу с куска дерева. Роман прошел вправо. Роман опустился на корточки. Роман бросил кусок мрамора. Роман взял в левую руку кусок дерева. Роман взял в правую руку кусок дерева. Роман зачерпнул левым куском дерева кашицу с пола. Роман стряхнул кашицу с левого куска дерева себе на колено. Роман слизал кашицу с колена. Роман зачерпнул кашицу с пола правым куском дерева. Роман слизал кашицу с правого куска дерева. Роман бросил левый кусок дерева. Роман взял в левую руку кусок кирпича. Роман зачерпнул кашицу с пола куском кирпича. Роман приложил кусок кирпича себе к животу. Роман зачерпнул кашицу с пола куском кирпича. Роман облизал кусок кирпича. Роман бросил кусок кирпича. Роман взял кусок мрамора и кусок дерева. Роман зачерпнул кашицу с пола куском дерева и куском мрамора. Роман стряхнул кашицу с куска дерева себе на лицо. Роман слизал кашицу с куска мрамора. Роман зачерпнул кашицу с пола куском мрамора. Роман стряхнул кашицу с куска мрамора на пол. Роман зачерпнул кашицу с пола куском дерева. Роман слизал кашицу с куска дерева. Роман бросил кусок дерева. Роман бросил кусок мрамора. Роман встал. Роман пошел налево. Роман остановился. Роман подпрыгнул. Роман наклонился. Роман зачерпнул рукой с пола кашицу. Роман бросил кашицу вверх. Роман обтер ладони о лицо. Роман сел на пол. Роман взял кусок дерева. Роман потер руку куском дерева. Роман нагнулся. Роман зачерпнул с пола кашицу куском дерева. Роман облизал кусок дерева. Роман бросил кусок дерева. Роман лег на пол. Роман обмазал себя кашицей. Роман встал на колени. Роман взял кусок мрамора. Роман стал соскребать с себя кашицу куском мрамора. Роман соскребал с себя кашицу и бросал ее в стороны. Роман соскреб с себя кашицу. Роман бросил кусок мрамора. Роман взял кусок дерева. Роман постучал куском дерева по своему плечу. Роман встал с колен. Роман пошел прямо. Роман остановился. Роман махал куском дерева. Роман подпрыгнул. Роман махал куском дерева. Роман сел на пол. Роман потрогал пол куском дерева. Роман потрогал свои ноги куском дерева. Роман зачерпнул с пола кашицу куском дерева. Роман слизал кашицу с куска дерева. Роман встал с пола. Роман пошел налево. Роман стал хлопать в ладоши. Роман хлопал в ладоши. Роман стал бить себя ладонями по голеням. Роман прыгнул. Роман вытянул руки вверх. Роман хлопнул ладонями над головой. Роман шагнул вперед. Роман наклонился. Роман поднял с пола кусок железа. Роман облизал кусок железа. Роман присел на корточки. Роман зачерпнул кашицу с пола куском железа. Роман стер кашицу с куска железа тыльной стороной ладони. Роман опустился на колени. Роман стал бить куском железа по полу. Роман поднял кусок дерева. Роман стал тереть куском дерева по куску железа. Роман зачерпнул кашицу с пола куском дерева. Роман слизал кашицу с куска дерева. Роман стал тереть свою руку куском дерева. Роман постучал куском дерева по куску железа. Роман встал. Роман прошел назад. Роман подпрыгнул. Роман стукнул куском дерева по куску железа. Роман бросил кусок железа. Роман положил кусок дерева себе на голову. Роман снял кусок дерева со своей головы. Роман поднял кусок мрамора с пола. Роман бросил кусок дерева. Роман плюнул на кусок мрамора. Роман наклонился. Роман взял с пола немного кашицы. Роман плюнул на кашицу. Роман положил кашицу на кусок мрамора. Роман смешал кашицу со слюной. Роман плюнул на кашицу. Роман слизал кашицу с куска мрамора. Роман похлопал правой ладонью по куску мрамора. Роман наклонился. Роман коснулся куском мрамора пола. Роман прижал кусок мрамора к груди. Роман шагнул вправо. Роман положил кусок мрамора на пол. Роман опустился на корточки. Роман испражнился на кусок мрамора. Роман взял в руки кусок мрамора с калом. Роман взял с пола немного кашицы. Роман положил кашицу на кал. Роман перемешал кашицу с калом. Роман съел половину перемешанного с кашицей кала. Роман бросил кусок мрамора на пол. Роман сложил ладони вместе. Роман помочился в свои ладони. Роман выпил мочу из ладоней. Роман вытер свои ладони о щеки. Роман подпрыгнул. Роман наклонился. Роман коснулся ладонями пола. Роман облизал свои ладони. Роман плюнул на левую ладонь. Роман плюнул на правую ладонь. Роман плюнул на левую ладонь. Роман вытер ладони о свой живот. Роман наклонился. Роман опустился на колени. Роман стал лизать пол. Роман встал с колен. Роман подпрыгнул. Роман упал на пол. Роман встал с пола. Роман стер с себя кашицу ладонями. Роман облизал ладони. Роман поднял с пола кусок железа. Роман плюнул на кусок железа. Роман стер слюну с куска железа рукой. Роман подбросил вверх кусок железа. Роман поймал кусок железа. Роман пошел прямо. Роман похлопал себя куском железа по животу. Роман подпрыгнул. Роман прошел направо. Роман сел на пол. Роман постучал кулаком по полу. Роман встал. Роман бросил кусок железа. Роман зачерпнул ладонью кашицу с пола. Роман облизал ладонь. Роман стал хлопать себя ладонью по плечам. Роман похлопал себя ладонью по голове. Роман похлопал себя ладонью по коленям. Роман постучал ногой по полу. Роман наклонился и потрогал свою ногу. Роман поднял с пола кусок кирпича. Роман облизал кусок кирпича. Роман подбросил кусок кирпича. Роман поймал рукой кусок кирпича. Роман бросил на пол кусок кирпича. Роман сел на пол. Роман стал трогать пол. Роман трогал пол руками. Роман поднял с пола кусок дерева. Роман понюхал кусок дерева. Роман положил кусок дерева себе на пах. Роман зачерпнул пальцем кашицу с пола. Роман слизал с пальца кашицу. Роман высморкался в руку. Роман облизал руку. Роман взял кусок дерева. Роман постучал пальцем по куску дерева. Роман понюхал палец. Роман встал с пола. Роман положил кусок дерева на пол. Роман наступил ногой на кусок дерева. Роман шагнул вправо. Роман подпрыгнул. Роман упал на пол. Роман встал с пола. Роман наклонился. Роман поднял с пола кусок мрамора. Роман поднял с пола кусок дерева. Роман шагнул влево. Роман поднял с пола кусок дерева. Роман поднял с пола кусок железа. Роман положил на пол кусок мрамора. Роман положил кусок дерева на кусок мрамора. Роман положил кусок дерева на кусок дерева. Роман положил кусок железа на кусок дерева. Роман отошел вправо. Роман наклонился. Роман вложил себе в рот четыре пальца. Романа вырвало. Роман вложил себе в рот два пальца. Романа вырвало. Роман вложил себе в рот четыре пальца. Романа вырвало. Роман опустился на колени. Роман стал сгребать рвотные массы в кучу. Роман сгреб рвотные массы в кучу. Роман присел над кучей. Роман испражнился на кучу рвотных масс. Роман стал перемешивать кал с рвотными массами. Роман перемешал кал с рвотными массами. Роман зачерпнул пригоршню смеси. Роман намазал смесью кала и рвотных масс свой член. Роман встал на колени. Роман стал мастурбировать. Роман эякулировал в левую ладонь. Роман лег на спину. Роман стал пальцами заталкивать сперму себе в носовые проходы. Роман затолкал сперму в носовые проходы. Роман лег на живот. Роман подполз к смеси рвотных масс с калом. Роман стал есть смесь. Роман съел всю смесь. Роман стал вылизывать участок пола на месте смеси. Роман вылизал участок пола. Роман встал с пола. Роман подпрыгнул. Роман похлопал себя ладонями по щекам. Роман надул щеки. Роман хлопнул себя ладонями по щекам. Роман надул щеки. Роман хлопнул себя ладонями по щекам. Роман наклонился. Роман засунул себе указательный палец правой руки в задний проход. Роман вынул палец из заднего прохода. Роман засунул указательный палец правой руки себе в правую ноздрю. Роман облизал указательный палец правой руки. Роман присел на корточки. Роман помочился себе в ладонь. Роман вылил свою мочу себе на голову. Роман сел на пол. Роман разглядывал и трогал свои ноги. Роман зачерпнул кашицы с пола. Роман положил кашицу себе на ноги. Роман растер кашицу по ногам. Роман согнул ноги в коленях. Роман качал ногами. Роман лег на спину. Роман вытянул ноги. Роман поднял ноги. Роман запрокинул ноги себе за голову. Роман стал мастурбировать. Роман эякулировал себе на лицо. Роман опустил ноги. Роман растер сперму по лицу. Роман встал. Роман прошел направо. Роман подпрыгнул. Роман упал на пол. Роман повернулся на бок. Роман открыл рот. Роман хлопал ладонью по рту. Роман высморкался. Роман разглядывал пальцы рук. Роман трогал пальцами рук свои руки. Роман сел. Роман хлопал ладонями по коленям. Роман встал. Роман прошел налево. Роман подпрыгнул. Роман сел на пол. Романа вырвало. Роман лег на пол. Роман поднял ноги вверх. Роман разглядывал свои ноги. Роман опустил ноги. Роман хлопнул себя ладонью по животу. Роман хлопал в ладоши. Роман встал. Роман выпустил газы. Роман прыгал на месте. Роман встал на колени. Роман трогал руками пол. Роман облизывал свои руки. Роман лег на пол. Роман полз по полу. Роман нюхал пол. Роман закрыл глаза. Роман давил пальцами на глазные яблоки. Роман открыл глаза. Роман встал. Роман подпрыгнул. Роман упал на пол. Роман лег на живот. Роман трогал свою голову. Роман полз по полу. Роман целовал пол. Роман сел на пол. Роман обнюхивал свои ноги. Роман тер руками плечи. Роман хлопал в ладоши. Роман встал на колени. Роман засунул два пальца в задний проход. Роман обнюхивал пальцы. Роман плакал. Роман хлопал себя по щекам. Роман лег на пол. Роман лизал пол. Роман полз по полу. Роман дергался. Роман мастурбировал. Роман встал. Роман бил руками по члену. Роман прыгал. Роман сел на пол. Роман помочился. Роман лег в мочу. Роман полз по полу. Роман лег на спину. Роман поднял ноги. Роман выпустил газы. Роман хватал руками ноги. Роман хохотал. Роман разглядывал ноги. Роман встал. Роман ходил. Роман сморкался. Роман наклонился. Роман трогал пол. Роман трогал свой член. Роман подпрыгивал. Роман хлопал в ладоши. Роман ходил. Роман мастурбировал. Роман плакал. Роман подпрыгивал. Роман совал пальцы в уши. Роман целовал руки. Роман кланялся. Роман стоял на месте. Роман лег на пол. Роман поднял руку. Роман смотрел на руку. Роман поднял другую руку. Роман бил левой рукой по правой. Роман хохотал. Роман хлопал ладонью по рту. Роман лег на бок. Роман трогал член. Роман подтягивал колени к подбородку. Роман выпустил газы. Роман испражнился. Роман потер пол ногой. Роман встал. Роман подпрыгнул. Роман сел на пол. Роман засмеялся. Роман оттянул крайнюю плоть члена. Роман потрогал член. Роман хлопнул в ладоши. Роман послюнил палец. Роман засунул палец в задний проход. Роман засунул палец в ухо. Роман понюхал палец. Роман встал. Роман ударил себя по плечу. Роман наклонился. Роман поковырял ногти на ногах. Роман подпрыгнул. Роман пошел. Роман остановился. Роман заплакал. Роман стер со щек слезы. Роман облизал руки. Роман выпустил газы. Роман пошел. Роман остановился. Роман качнул головой. Роман закрыл глаза. Роман замахал руками. Роман стукнул ногой по полу. Роман лег на пол. Роман похлопал по полу руками. Роман лег на спину. Роман поднял руку. Роман поднял другую руку. Роман похлопал в ладоши. Роман опустил руки. Роман захохотал. Роман поднял ноги. Роман обхватил ноги руками. Роман подтянул ноги к лицу. Роман нюхал ноги. Роман опустил ноги. Роман перевернулся на живот. Роман пополз по полу. Роман остановился. Роман сжал голову руками. Роман заплакал. Роман постучал кулаком по полу. Роман понюхал пол. Роман пополз по полу. Роман остановился. Роман поднял голову. Роман надул щеки. Роман хлопнул ладонями по щекам. Роман затряс ногами. Роман помочился. Роман пополз по полу. Роман остановился. Роман лизнул пол. Роман лизнул ладонь. Роман перевернулся на бок. Роман засунул палец в пупок. Роман потрогал член. Роман облизал палец. Роман подтянул колени к подбородку. Роман понюхал колени. Роман засмеялся. Роман облизал колени. Роман вытянул ноги. Роман потрогал живот. Роман потрогал грудь. Роман поднес руки к лицу. Роман подул на руки. Роман похлопал руками по лицу. Роман перевернулся на спину. Роман поднял ноги. Роман потряс ногами. Роман опустил ноги. Роман похлопал себя по животу. Роман облизал палец. Роман пососал руку. Роман заплакал. Роман перевернулся на живот. Роман пополз. Роман остановился. Роман потрогал пол. Роман похлопал ладонями по полу. Роман пополз. Роман остановился. Роман послюнил палец. Роман потер пальцем пол. Роман обсосал палец. Роман понюхал пол. Роман понюхал палец. Роман потрогал губы. Роман засмеялся. Роман стукнул рукой по голове. Роман пополз. Роман остановился. Роман потерся об пол. Роман прижался щекой к полу. Роман поднял голову. Роман плюнул на пол. Роман слизал плевок с пола. Роман пополз. Роман остановился. Роман потерся животом об пол. Роман пополз. Роман остановился. Роман засмеялся. Роман перевернулся на спину. Роман потрогал член. Роман поднял ноги. Роман похлопал руками по ногам. Роман опустил ноги. Роман стукнул ногой по полу. Роман вытянул ноги. Роман перевернулся на бок. Роман махнул рукой. Роман похлопал себя по лицу. Роман пососал ладонь. Роман тронул рукой язык. Роман тряхнул ногой. Роман качнул головой. Роман заплакал. Роман перевернулся на живот. Роман пополз. Роман остановился. Роман подул на пол. Роман подул на пальцы. Роман постучал пальцами по зубам. Роман пополз. Роман остановился. Роман задрожал. Роман пополз. Роман потер рукой пол. Роман пососал руку. Роман заплакал. Роман пополз. Роман остановился. Роман потерся животом о пол. Роман постучал ногами по полу. Роман хлопнул рукой во лицу. Роман пополз. Роман остановился. Роман понюхал руку. Роман пососал руку. Роман понюхал пол. Роман стукнул ногами по полу. Роман вытянул руку. Роман потер рукой пол. Роман облизал руку. Роман пополз. Роман остановился. Роман потрогал голову. Роман перевернулся на спину. Роман пополз на спине. Роман остановился. Роман потрогал член. Роман хлопнул ладонями по груди. Роман засмеялся. Роман помочился. Роман перевернулся на живот. Роман пососал руку. Роман пополз. Роман похлопал себя по ягодицам. Роман пополз. Роман понюхал пол. Роман плюнул на пол. Роман растер плевок рукой. Роман пополз. Роман остановился. Роман заплакал. Роман покачал головой. Роман облизал пальцы. Роман пополз. Роман хлопал по полу. Роман дергал ногами. Роман остановился. Роман перевернулся на бок. Роман потрогал живот. Роман потряс ногой. Роман засмеялся. Роман замахал руками. Роман лег на живот. Роман пополз. Роман затряс головой. Роман остановился. Роман стукнул рукой по полу. Роман пополз. Роман остановился. Роман вздрогнул. Роман понюхал пол. Роман потер рукой лицо. Роман потер ногой пол. Роман пополз. Роман застонал. Роман остановился. Роман перевернулся на спину. Роман перевернулся на живот. Роман перевернулся на спину. Роман поднял ноги. Роман дернулся. Роман заплакал. Роман хлопнул рукой по члену. Роман плюнул. Роман перевернулся на живот. Роман пополз. Роман остановился. Роман подул на пол. Роман тряхнул головой. Роман дернулся. Роман царапнул пол ногтями. Роман пополз. Роман засмеялся. Роман остановился. Роман дернулся. Роман стукнул по полу. Роман понюхал. Роман облизал пальцы. Роман облизал пол. Роман пополз. Роман остановился. Роман вскрикнул. Роман потрогал зубы. Роман пополз. Роман постучал. Роман пополз. Роман остановился. Роман перевернулся. Роман перевернулся. Роман потрогал. Роман облизал плечо. Роман пополз. Роман остановился. Роман вздрогнул. Роман стукнул. Роман засмеялся. Роман пополз. Роман плюнул. Роман остановился. Роман помочился. Роман потер. Роман пососал. Роман задрожал. Роман царапнул. Роман застонал. Роман пополз. Роман обслюнявил. Роман остановился. Роман дернулся. Роман засунул. Роман пополз. Роман закричал. Роман понюхал. Роман постучал. Роман поскреб. Роман перевернулся. Роман поднял. Роман схватил. Роман вытянул. Роман плюнул. Роман размазал. Роман засмеялся. Роман хлопнул. Роман задергался. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман остановился. Роман погладил. Роман задрожал. Роман пополз. Роман остановился. Роман вытянул. Роман помахал. Роман царапнул. Роман понюхал. Роман перевернулся. Роман поднял. Роман потянулся. Роман замер. Роман захлопал. Роман выпустил. Роман поднял. Роман опустил. Роман засмеялся. Роман дернулся. Роман пополз. Роман остановился. Роман перевернулся. Роман потряс. Роман засмеялся. Роман вытянул. Роман поднял. Роман опустил. Роман повернул. Роман понюхал. Роман покачал. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман задрожал. Роман остановился. Роман вытянул. Роман поскреб. Роман плюнул. Роман вздрогнул. Роман нажал. Роман лизнул. Роман вскрикнул. Роман пополз. Роман остановился. Роман потерся. Роман стукнул. Роман перевернулся. Роман застонал. Роман махнул. Роман похлопал. Роман царапнул. Роман протянул. Роман замер. Роман повернулся. Роман пососал. Роман потрогал. Роман покачал. Роман опустил. Роман повернулся. Роман дернулся. Роман засмеялся. Роман потер. Роман положил. Роман коснулся. Роман обсосал. Роман пополз. Роман остановился. Роман закричал. Роман опустил. Роман раздвинул. Роман царапнул. Роман задрожал. Роман положил. Роман сжал. Роман полизал. Роман протянул. Роман понюхал. Роман ударил. Роман погладил. Роман похлопал. Роман потер. Роман нажал. Роман тронул. Роман пополз. Роман провел. Роман полизал. Роман вскрикнул. Роман заплакал. Роман покачал. Роман ударил. Роман остановился. Роман наклонил. Роман потерся. Роман перевернулся. Роман поднял. Роман подтянул. Роман качнул. Роман закричал. Роман потряс. Роман качнул. Роман тряхнул. Роман вскрикнул. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман потрогал. Роман полизал. Роман вытянул. Роман остановился. Роман повернул. Роман заплакал. Роман хлопнул. Роман помочился. Роман испражнился. Роман пополз. Роман заплакал. Роман остановился. Роман наклонил. Роман замер. Роман поднял. Роман повернул. Роман перевернулся. Роман полизал. Роман вытянул. Роман потрогал. Роман засмеялся. Роман покачал. Роман обсосал. Роман плюнул. Роман обтер. Роман перевернулся. Роман перевернулся. Роман замер. Роман потрогал. Роман наклонил. Роман коснулся. Роман ударил. Роман засунул. Роман потрогал. Роман вытянул. Роман потряс. Роман засмеялся. Роман пополз. Роман засмеялся. Роман замер. Роман перевернулся. Роман потрогал. Роман потер. Роман оцарапал. Роман вытянул. Роман потрогал. Роман засмеялся. Роман взмахнул. Роман качнул. Роман полизал. Роман вскрикнул. Роман потер. Роман понюхал. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман потрогал. Роман погладил. Роман ударил. Роман пополз. Роман остановился. Роман согнул. Роман коснулся. Роман вскрикнул. Роман задрожал. Роман замер. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман остановился. Роман протянул. Роман нажал. Роман коснулся. Роман нажал. Роман засмеялся. Роман вытянул. Роман лизнул. Роман засмеялся. Роман нажал. Роман закричал. Роман повернул. Роман пополз. Роман остановился. Роман поскреб. Роман наклонил. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман остановился. Роман качнул. Роман засмеялся. Роман коснулся. Роман наклонил. Роман потрогал. Роман застонал. Роман качнул. Роман обсосал. Роман качнул. Роман стукнул. Роман вскрикнул. Роман пополз. Роман остановился. Роман вытянул. Роман заплакал. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман остановился. Роман хлопнул. Роман повернул. Роман хлопнул. Роман потрогал. Роман погладил. Роман хлопнул. Роман покачал. Роман засмеялся. Роман помочился. Роман потряс. Роман пополз. Роман остановился. Роман помочился. Роман пополз. Роман замер. Роман закричал. Роман перевернулся. Роман погладил. Роман стукнул. Роман засунул. Роман облизал. Роман пополз. Роман замер. Роман постучал. Роман крикнул. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман замер. Роман перевернулся. Роман похлопал. Роман поднял. Роман потрогал. Роман согнул. Роман потер. Роман потрогал. Роман заплакал. Роман вытянул. Роман хлопнул. Роман застучал. Роман крикнул. Роман заплакал. Роман пополз. Роман остановился. Роман погладил. Роман облизал. Роман погладил. Роман потрогал. Роман облизал. Роман наклонил. Роман потряс. Роман дернулся. Роман потряс. Роман дернулся. Роман потряс. Роман дернулся. Роман закричал. Роман коснулся. Роман сжал. Роман потрогал. Роман сжал. Роман повернул. Роман наклонил. Роман сжал. Роман вскрикнул. Роман сжал. Роман засмеялся. Роман взмахнул. Роман стукнул. Роман сжал. Роман пососал. Роман плюнул. Роман вытер. Роман поправил. Роман пососал. Роман вскрикнул. Роман пополз. Роман замер. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман замер. Роман ударил. Роман закричал. Роман наклонил. Роман сжал. Роман вытянул. Роман ударил. Роман вытянул. Роман наклонил. Роман испражнился. Роман обмазал. Роман облизал. Роман вскрикнул. Роман облизал. Роман заплакал. Роман перевернулся. Роман закричал. Роман потряс. Роман закричал. Роман дернулся. Роман закричал. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман дернул. Роман выпустил. Роман испражнился. Роман пополз. Роман закричал. Роман заплакал. Роман пососал. Роман заплакал. Роман сжал. Роман вскрикнул. Роман хлопнул. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман согнул. Роман замер. Роман похлопал. Роман согнул. Роман похлопал. Роман потрогал. Роман сжал. Роман потеребил. Роман схватил. Роман вытянул. Роман пополз. Роман остановился. Роман пополз. Роман остановился. Роман погладил. Роман выпрямил. Роман наклонил. Роман схватил. Роман постучал. Роман вскрикнул. Роман ударил. Роман вскрикнул. Роман засмеялся. Роман пополз. Роман остановился. Роман протянул. Роман тронул. Роман сжал. Роман тронул. Роман потянул. Роман ударил. Роман сжал. Роман потер. Роман заплакал. Роман схватил. Роман вытянул. Роман поправил. Роман качнул. Роман заплакал. Роман закричал. Роман пополз. Роман закричал. Роман дернулся. Роман закричал. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман перевернулся. Роман закричал. Роман перевернулся. Роман ударил. Роман закричал. Роман вытянул. Роман закричал. Роман ударил. Роман застонал. Роман потрогал. Роман ударил. Роман закричал. Роман перевернулся. Роман пополз. Роман перевернулся. Роман протянул. Роман закричал. Роман дернулся. Роман оттянул. Роман вскрикнул. Роман заплакал. Роман перевернулся. Роман потер. Роман сжал. Роман заплакал. Роман вытянул. Роман дернул. Роман закричал. Роман замер. Роман потрогал. Роман застонал. Роман крикнул. Роман качнул. Роман коснулся. Роман застонал. Роман потрогал. Роман сжал. Роман вскрикнул. Роман затряс. Роман застонал. Роман коснулся. Роман помочился. Роман вытянул. Роман замахал. Роман замер. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман потрогал. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман вытянул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман коснулся. Роман сжал. Роман вскрикнул. Роман пошевелил. Роман протянул. Роман пошевелил. Роман потер. Роман коснулся. Роман застонал. Роман помочился. Роман вскрикнул. Роман замахал. Роман закричал. Роман замер. Роман пошевелил. Роман протянул. Роман коснулся. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман повернул. Роман вздрогнул. Роман застонал. Роман потрогал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман замер. Роман потрогал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман замер. Роман пошевелил. Роман коснулся. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман повернул. Роман пошевелил. Роман дернулся. Роман замер. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман замер. Роман потрогал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман качнул. Роман замер. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман дернулся. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман коснулся. Роман застонал. Роман замер. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман потрогал. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман потрогал. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман задрожал. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман дернулся. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман дернулся. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман потряс. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман качнул. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман дернулся. Роман пошевелил. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман застонал. Роман дернулся. Роман пошевелил. Роман дернулся. Роман качнул. Роман дернулся. Роман качнул. Роман пошевелил. Роман дернулся. Роман застонал. Роман пошевелил. Роман вздрогнул. Роман дернулся. Роман пошевелил. Роман дернулся. Роман умер.

 

1985—1989