Тридцатая любовь Марины / 9

Сергей Николаич нервно курил у подъезда, когда она выбежала, обняв угловатый пакет.

— Это что еще? — нахмурился он.

Марина улыбнулась:

— Это так... надо сжечь... ненужное прошлое...

— Аааа... — равнодушно протянул он и кивнул. — Ну, пошли быстрей.

Костер был по пути. Он пылал ярко и громко.

Два заспанных грузчика в рваных ватниках обрушили на него новые ящики и скрылись в черном дверном проеме.

Запыхавшаяся Марина подошла к костру, заметив как сильно растопил он подмерзший ледок, размахнулась и бросила набитый книгами пакет.

Пролетев сквозь порывистые желтые языки, он с хрустом провалился в рассыпчатый янтарный жар, и тут же целлофан пронзительно затрещал, свертываясь. Книги рассыпались, пламя охватило их.

Фотография скорчилась, треугольное лицо сверкнуло омерзительной гримасой и пропало навсегда.

Тетрадь зашевелилась, горящие страницы свертывались черными рассыпающимися трубочками, замелькали фотографии.

Вика... Наташка... Нина...

Два грязных поломанных ящика с треском рухнули в костер, накрыв горящие книги.

— Вот и все... — прошептала Марина, чувствуя на лице теплоту пламени.

Она устало улыбнулась.

— А Стендаля-то зачем? — усмехнулся Сергей Николаич, бросая в костер окурок.

— Надо, — бодро тряхнула головой она и облегченно вздохнула, — ну, пошли теперь...

На автобусной остановке толпился народ.

Рассвет набирал силу: грязный осевший снег побледнел, мутно-синие облака на востоке порозовели.

Отодвинув рукав, Сергей Николаич посмотрел на часы:

— Припаздываем. Плохи дела.

— Может, такси возьмем? — спросила зябко Марина.

— Ишь ты, таксошная какая! — усмехнулся он. — Привыкла деньгу проматывать! Нет, Марина. Такси — это баловство. Пролетариату общественный транспорт дан для передвижения. Так что, давай как все.

Подошел автобус.

Он был основательно переполнен и слегка осел на правый бок.

Его быстро обступили.

Разошлись двери, но никто не вышел, наоборот, — тесно стоящие пассажиры подались глубже.

— Вперед! — бодро взял Маринину руку Румянцев и, проталкиваясь, полез в автобус.

С трудом они втиснулись, поднялись по ступенькам, раздвигая и тесня стоящих.

— Чего толкаешься... — сонно повернулся к ним какой-то парень в синей нейлоновой куртке.

Ничего не ответив, Сергей Николаич обратился к Марине:

— У тебя проездной?

— Нет. Вот пятачок.

— Давай.

Его пальцы взяли пятак, рука потянулась над чужими плечами:

— Опустите пожалста...

Автобус резко качнуло, сзади навалились, Марина вцепилась в вертикальный поручень, облепленный многими руками.

Ей давно уже не приходилось ездить так рано — за мутными стеклами автобуса еще светились фонари и окна; то и дело вспыхивающий розовым восток мелькал за сероватыми коробками домов.

— Ну как, жива? — дохнул ей в затылок Сергей Николаич.

С трудом поворачиваясь к нему, она кивнула:

— Народу сколько...

— Ну и хорошо, — рассмеялся он, — в тесноте, да не в обиде.

Автобус стал поворачивать, их прижало к окну.

Сергей Николаич поднял руку и украдкой погладил Марину по щеке:

— Выспалась?

— Выспалась... — улыбнулась она.

— А я вот так каждый день. Хоть мне и к девяти положено.

— Почему?

— Да не могу и все тут. Как привык, так и встаю в шесть. По будильнику. Не могу валяться, когда другие работают.

— А машины персональной нет у тебя?

— Отказался. У нас заводик небольшой. Всего-то три волги прикрепили. Директору, главному механику, ну и мне полагалась. Только я нашему главному инженеру уступил. Он в Красногорске живет. Человек пожилой. А ему-то к семи обязательно нужно, как штык. Вот я и уступил...

— Но тебе от нового дома совсем близко...

— Да. Близко. Зато в райком несподручно. На двух автобусах...

Автобус остановился, медленно расползлись половинки дверей, пассажиры стали выходить.

— А у тебя метро-то совсем рядом, — пробормотал Сергей Николаич, помогая ей сойти.

— Да. Десять минут езды.

— Счастливая, — засмеялся он, заправляя выбившийся во время автобусной давки шарф.

В метро было так же тесно, как и в автобусе. Полусонные люди стояли в поезде близко друг к другу.

Марина с интересом разглядывала их и улыбалась самой себе.

Раньше она косилась на них с презрением, старалась ездить на такси, чтобы не видеть близко эти заспанные лица.

А теперь... Это было так ново, что улыбка недоумения все сильнее растягивала ее губы.

— Ты что смеешься? — наклонился к ней Сергей Николаич.

— Да так... ничего... — облегченно вздохнула она.

Неожиданно поезд остановился между двумя станциями.

В окнах застыли какие-то сумрачные трубы и кабели, тишина повисла в вагоне, только шуршала одежда переминающихся людей.

Марина продолжала рассматривать их неподвижные фигуры.

Они были близки ей, как никогда, но их молчание становилось гнетущим.

Марина повернулась к Сергею Николаичу, чтобы не нарушить тишины, еле слышно спросила:

— Разве нечего сказать?

Он вздохнул, лицо стало серьезным:

— Время еще не пришло. А сказать есть что.

Поезд дернулся, пополз и стал набирать скорость:

— А что мешает? — спросила Марина.

— Америка! — серьезно ответил он и снова вздохнул: — Ты это поняла?

Она кивнула.

Завод Малогабаритных Компрессоров стоял недалеко от метро, — свернули за угол большого старого дома, пересекли трамвайную линию и оказались у проходной.

На больших сетчатых воротах висели крупные облупившиеся буквы: ЗМК.

Возле проходной никого не было.

— Припоздали, — пробормотал Сергей Николаич, глядя на часы, — ну, ничего. День сегодня особый.

Открыв дребезжащую дверь, он пропустил Марину вперед, кивнул сидящему возле вертушки вахтеру:

— Привет, Михалыч.

— Доброго здоровья, Сереж, — улыбнулся старик, — что-то сегодня поздновато...

— Правильно. А потому что день исключительный.

— Да?

— Ага. Вот этот товарищ со мной.

— Понял, — улыбнулся вахтер.

Миновав вертушку, они прошли по широкому коридору, потом оказались на лестнице.

— Видишь — нет никого. Все уж на своих местах. Дисциплина...

— Это завод шумит? — спросила Марина, прислушиваясь к равномерному гулу.

— Да. На первом у нас все цеха. А на втором — администрация... — проговорил Сергей Николаич, на ходу расстегивая пальто. — Пошли!

Они поднялись на второй этаж.

Им встретились несколько человек, все они приветливо поздоровались с Румянцевым.

— Сереж, а сколько у вас человек на заводе? — спросила Марина.

— Тысяча семьсот сорок.

— Много.

— Не очень. У нас заводик небольшой. Но зато среди районных предприятий третье место держим. Вот как.

— Молодцы...

Прошли по ярко освещенному коридору с множеством обитых дверей, Сергей Николаич вынул ключи.

Его кабинет был у самого поворота — коричневая дверь с застекленной табличкой:

секретарь парткома
РУМЯНЦЕВ С. Н.

Он сунул ключ в замок, повернул и решительно распахнул дверь:

— Входи.

Марина вошла.

Кабинет был небольшим — два стола, два коричневых сейфа, портрет Ленина на стене, вешалка в углу.

— Раздевайся, — проговорил Сергей Николаич, рывком сбрасывая с себя пальто. — Как тебе мои апартаменты?

— Уютный кабинетик, — улыбнулась Марина, раздеваясь, — а второй стол зачем?

— Тут секретарша сидит. Зиночка. Но она к девяти приходит. Как и положено.

Повесив свой плащ рядом с его пальто, Марина сняла платок, поправила волосы.

Сергей Николаич достал расческу, быстро причесался, снял трубку телефона, набрал номер:

— Люся? Доброе утро... Владимир Иваныч у себя? Да? Куда? Аааа... Ясно... а во сколько теперь?.. Вот как... А как же с планеркой? Он успеет к одиннадцати? Точно? Ну, хорошо... всего...

Положив трубку, он улыбнулся Марине:

— Отбой. Планерка в одиннадцать.

Марина рассматривала почетную грамоту, висящую на стене под портретом:

— Ты начальником цеха был?

— Да. Вот отметили.

— Молодец...

Он достал сигареты, протянул ей, но она отрицательно покачала головой.

— Знаешь, — пробормотал он, закуривая, — пойдем-ка по заводу пройдемся. Я тебе весь наш улей покажу, все хозяйство... Только ты волосы повяжи чем-нибудь. У нас таких русалок к станкам не подпускают.

Марина повязала волосы платком, стянув его узлом на затылке.

— Вот, порядок, — улыбнулся Сергей Николаич. — Пошли!

Они двинулись по коридору, спустились по лестнице, повернули и оказались в большом просторном цехе.

Здесь громко работали какие-то высокие, похожие на муравьев машины, непрерывно долбя по чему-то громко лязгающему.

Возле машин суетились рабочие. В основном это были мужчины.

Заметив вошедших, кое-кто из них приветливо помахал Сергею Николаичу. Он ответно потряс сцепленными замком руками:

— Салют!

Марина с радостным удивлением рассматривала цех.

Машины-муравьи стояли двумя рядами по четыре в каждом.

— Что это за чудеса? — прокричала она на ухо Сергею Николаичу.

— Это цех штамповки! — так же громко ответил он. — Здесь штампуют некоторые детали для компрессора. Пошли, посмотришь!

Они приблизились к крайней машине.

За ней стоял рослый широкоплечий парень с копной курчавых волос.

Схватив рукавицами два небольших желтых листа, он положил их под пресс в специальные выемки, повернул рычажок.

Круглый пресс со свистом опустился. Потом быстро отошел.

В выемках остались лежать, дымясь, желтые замысловатые крышки.

— Здорово... — пробормотала Марина, но никто не услышал.

Парень забрал крышки, бросил их в полупустой ящик, а из другого снова вытащил две полоски.

Опять они послушно легли в выемки, опять опустился пресс, отошел, и новые крышки со звоном полетели в ящик.

«Как просто и гениально, — подумала Марина. — Наверно, так же и крышки для кастрюль делают. А я вообще не представляла себе это...»

Сергей Николаич вынул из ящика одну из желтых крышек, положил Марине на ладонь.

Крышка была теплой и очень красивой. Неоновый свет играл на ее изгибах и выпуклостях.

— Это верхний корпус компрессора! — прокричал Румянцев.

— Очень похоже на крышку!

— Так это и есть практически — крышка! А нижний корпус льется из чугуна! Красивая?

— Да! А почему и нижнюю часть штамповать нельзя?

— Она более сложная! Там в ней все основные узлы крепятся! Без литья не обойтись!

— А та машина что делает?

— Обратные клапаны штампует!

— А почему так громко?

— Так уж получается! — засмеялся Румянцев и взял Марину под локоть. — Ну, идем в литейку!

Литейный цех был рядом.

В нем пахло чем-то теплым и кисловатым, высились две громадины, стояли железные ящики, полные грубых сероватых деталей, тянулся ленточный конвейер.

— Это печи, — проговорил Сергей Николаич, указывая на громадины, — там чугун плавится, потом разливается вон там по опокам. Их после разламывают, детали чистят — и дальше.

— Как тут душно... — пробормотала Марина.

— А как же. Температура в печах большая. Но вообще-то это потому, что вентиляторы еще не включены.

— А там что за цех? — показала Марина на распахнутую дверь.

Сергей Николаич улыбнулся и вздохнул:

— А это мой. Бывший мой.

Они двинулись вперед, пропуская нагруженную деталями электротележку с высоким худым парнем на подножке.

Парень проехал, Марина вошла и ахнула, подняв руки к лицу.

Они оказались в просторном светлом помещении, полном станков, людей, света, звуков и запахов. Здесь все двигалось, мелькало, блестело, гудело и грохотало, посверкивая подвижным металлом.

Необычное зрелище настолько поразило Марину, что она не сразу обрела дар речи: глаза жадно смотрели, в ушах звучала чудесная музыка машин.

— Что это? — разлепила она пересохшие губы.

— Механический цех, — бодро проговорил Румянцев. — Я сюда еще мальчишкой пришел. Сразу после техникума.

Стоящие за станками рабочие заметили его.

— Николаичу привет! — крикнул белобрысый парень и поднял сжатый кулак.

— Привет, ударник! — ответно крикнул Сергей Николаич, ближе подходя с Мариной.

— Сереж, это твой новый заместитель? — улыбнулся, сдвигая защитные очки на лоб, широколицый усатый рабочий.

— Нет. У меня пока замов не предвидится. Просто хочет человек завод посмотреть.

— Что ж, дело хорошее, — подмигнул широколицый и стал вытирать руки ветошью. — Тут посмотреть есть что.

Его длинный, покрашенный голубоватой краской станок неимоверно быстро вращал что-то продолговатое, похожее на небольшой валик. Вокруг валика дрожала, отслаиваясь, ровная стружка, что-то поскрипывало и лилась из краника мутная, остро пахнущая жидкость.

Усатый рабочий приветливо рассматривал Марину:

— Интересно?

— Очень, — искренне улыбнулась она. — А что это такое?

— Токарный полуавтомат, — ответил Сергей Николаич. — Он обрабатывает стальной валик, который потом разрезается на поршни.

— А вода зачем льется?

— Это не вода, а эмульсия. Она охлаждает резец. Здесь скорость резания большая, резец может сгореть. Чтоб это не случилось — его охлаждают.

— Здорово...

Сзади подошли двое рабочих в синих комбинезонах:

— Здравствуйте, Сергей Николаич.

— С добрым утром. Как работается?

— Хорошо. Только Селезнев болеет.

— Мастер?

— Ага.

— А заменяет кто?

— Бахирев, а кто же еще...

— Понятно.

Марина любовалась пляской отслаивающейся стружки. Извиваясь и крутясь, стружка падала на широкую ленту, которая медленно ползла и сваливала ее в просторный ящик.

— Сергей Николаич! — закричал из-за станка полный лысоватый рабочий. — Ты потряс бы Кузовлева, пусть нам еще пару наладчиков подкинут, а то вон фрезерный как стоял, так и стоит! Потом руками разводить начнут!

— А что — сломался? — нахмурился Румянцев.

— Еще вчера. А их не допросишься, бригада Габрамяна заарканила, и привет!

— А что ж вы Бахиреву не скажете?

— Так он к ним ходил — отмахиваются, и все.

— Ладно, я разберусь.

Марина осторожно шла по цеху, разглядывая станки.

— Что, дочка, подмогнуть пришла? — улыбнулась ей полная розовощекая женщина, ловко вынимающая из лап станка обработанную деталь и вставляя новую.

Марина подошла ближе.

— На практику? — еще шире улыбнулась женщина, пуская станок.

— Да нет. Я просто так, — пробормотала Марина.

— Я уж думала — студенты. Только они ведь обычно летом приходят.

— Я не студентка, — рассмеялась Марина и добавила: — Какой хороший завод у вас.

— Да. Завод хороший, — с гордостью согласилась женщина, — хоть и небольшой, а передовой. А цех наш — образцовый. Лучший цех. Видишь — светлый какой, любо-дорого здесь работать.

— Да. Здесь мило, — вздохнула Марина.

Солнце уже взошло, длинные лучи протянулись от высоких больших окон, упали на станки и рабочих, смешиваясь с холодноватым неоновым светом.

Подошел Сергей Николаич.

— Товарищу Румянцеву привет! — улыбнулась женщина.

— Здравствуй, Зиночка, здравствуй. Вы уже знакомы?

— Да... то есть... нет... — забормотала Марина.

Но работница просто протянула ей руку:

— Зина Космачева.

— Марина Алексеева, — пожала руку Марина.

— Вон на том станке я работал, — показал пальцем Сергей Николаич. — Правда, его обновили, мой старого выпуска был. Но операция та же. Пошли покажу.

Они двинулись меж рядов и свернули к двум одинаковым станкам.

Один пустовал, за другим работал молодой коренастый парень.

— Здрасьте, Сергей Николаич.

— Здравствуй, Володя. Как работается?

— Спасибо, хорошо. Что-то редко заходить стали к нам, — улыбнулся парень, подвозя поближе тележку с необработанными еще деталями.

— А что ж вы, без меня пропадете? У вас свое начальство есть.

— Начальство начальством, а вы уж не забывайте, — парень склонился над станком.

— Не бойсь, не покину, — пошутил Сергей Николаич и подвел Марину к свободному. — Это расточный станок чешского производства. Очень путевая машина.

Он любовно похлопал станок ладонью.

— Помнишь, мы в литейке были?

— Помню.

— Там корпуса льют, а в этом цехе их обрабатывают, делают другие детали и собирают все вооон там, в сборочном.

— А почему этот станок не работает? — спросила Марина, с интересом разглядывая необыкновенную машину.

— Он-то работает, да рабочего нет.

— Почему?

— Рук не хватает. Работал тут один, да ушел потом. Так что теперь Володька за двоих пашет.

— Тяжело ему?

— Ничего, он парень крепкий. Тем более платят у нас сдельно. Не жалуется. Ну что... тряхнуть стариной, что ли?

Сергей Николаич быстро снял пиджак, передал Марине:

— Ну-ка, подержи...

Она приняла этот пахнущий табаком и мужчиной пиджак, повесила на руку.

— Ну! Сергей Николаич! Теперь живем! — задорно подмигнул Володя.

Румянцев засучил рукава, нажал красную кнопку и рывком придвинул к себе одну из переполненных заготовками тележек.

Подхватив деталь, он одел ее на два штырька, повернул рычажок. Металлические лапы намертво прижали, рука повернула другой рычажок. Ожили два валика, завертелись и двинулись. Вскоре они коснулись детали, послышалось шипение разрезаемого металла, на брезентовую ленту посыпалась мелкая стружка.

Через минуту Сергей Николаич заменил деталь и снова резцы с жадностью врезались в нее.

Марина смотрела, затаив дыхание.

Его мускулистые смуглые руки с каждым новым движением обретали изумительную ловкость и проворство, детали послушно одевались на штырьки, рычажки мгновенно поворачивались, резцы яростно крутились, стружки струйками сыпались из-под них.

Руки, крепкие мужские руки... Как все получалось у них! Как свободно обращались они с грозной машиной, легко и уверенно направляя ее мощь.

Лоб его покрылся испариной, губы сосредоточенно сжались, глаза неотрывно следили за станком.

Марина смотрела, забыв про все на свете.

Ее сердце радостно билось, кровь прилила к щекам, губы раскрылись.

Перед ней происходило что-то очень важное, она чувствовала это всем существом.

Эти мускулистые решительные руки подробно и обстоятельно рассказывали ей то, что не успел или не сумел рассказать сам Сергей Николаич. Монолог их был прост, ясен и поразителен.

Марина поняла суть своим сердцем, подалась вперед, чтобы не пропустить ни мгновения из чудесного танца созидания.

А танец длился и длился, груда обработанных корпусов росла, казалось, она займет все пространство вокруг станка, но вдруг, сняв последний корпус, руки нажали черную кнопку, гудение оборвалось, резцы стали крутиться медленней, а когда остановились, Марина подняла голову и удивленно вздрогнула: станок со всех сторон окружали люди.

Все они смотрели на Румянцева.

— Все... — устало выдохнул он, тяжело дыша и вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.

— Ну, ты герой, Сергей Николаич! — нарушил тишину пожилой седовласый человек в элегантном сером костюме и, улыбаясь, захлопал в ладоши. — Вот как работать надо, товарищи!

Все оживленно зааплодировали, только Марина, как завороженная, смотрела на груду деталей.

Румянцев вытер руки протянутой кем-то тряпкой и взял у Марины пиджак.

— Забрали у нас такого парня! — смеясь, обратилась к седовласому Зина. — Он бы нам один полплана дал!

— Это кто ж забрал-то?! — по-петушиному тряхнул головой седовласый. — Сами выбрали секретарем! А то — забрали! Раньше думать надо было!

Обступившие их рабочие засмеялись еще сильнее.

Седой хлопнул Сергея Николаича по плечу:

— За таким секретарем — в огонь и в воду! Молодец!

Сергей Николаич примирительно поднял руки:

— Валентин Андреич, не сглазь. Да и я... я ведь просто, чтобы человеку показать, как станок работает. Кстати, познакомьтесь: Марина Алексеева. Первый раз у нас на заводе.

Все повернулись к Марине, а седой протянул свою сухонькую, но крепкую руку:

— Черкасов Валентин Андреич. Главный инженер завода.

— Марина...

— А по батюшке?

— Ивановна.

— Совсем хорошо! — улыбнулся Черкасов и быстро спросил: — Просто полюбопытствовать пришли?

Она замялась:

— Я... я вообще-то...

Все кругом смотрели на нее.

Она глянула в глаза Сергея Николаича, он ответил сосредоточенным серьезным взглядом.

Сдерживая внезапно охватившую ее дрожь, Марина набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:

— Я хочу работать на этом станке.

Черные глаза Черкасова потеплели, вокруг них собрались мелкие морщинки:

— Вот это деловой разговор! Молодежь нам во как нужна! Раньше где работали?

— Я... в студии...

— Значит, на заводе первый раз?

— Да.

— Образование?

— Среднее. Среднее специальное.

— Так. Ну, что ж, оформляйтесь.

Улыбнувшись, он снова крепко пожал ей руку:

— Желаю успеха, Марина Ивановна! Сергей Николаич, я пойду, там на планерке поговорим...

Пружинистой походкой он направился к выходу.

Все оживленно обступили Марину:

— Ну вот, женского пола прибыло!

— Теперь мы всех перегоним, правда, Лен?

— С такими красавицами как не перегнать!

— Ну, мужики, держитесь!

Сергей Николаич улыбнулся Марине:

— Пошли оформляться?

— Оформляться? — торопливо переспросила раскрасневшаяся, блестящая влажными глазами Марина и тут же добавила: — А может... может, я сразу начну?

— Прямо сейчас?

— А что такого. Все равно у меня трудовая книжка в студии...

— Да конечно, пусть начинает! — хлопнула ее по плечу смуглая невысокая девушка. — Что с бумажками возиться! Зин, возьми у Кузьминичны комбинезон новый, рукавицы и очки. В нашей бригаде работать будешь.

Розовощекая Зина пошла за комбинезоном.

— А действительно, становись-ка прямо сейчас, — согласился Румянцев, — А я в отделе кадров все улажу. Потом трудовую привезешь им. У тебя паспорт где?

— В плаще там остался.

— Ладно. Я возьму. Вот — Лена Туруханова, твой бригадир, — повернулся он к смуглой девушке. — Бригада у нее комсомольская, отличная. Записывай, Лена, в свою бригаду товарища Алексееву, учи уму-разуму.

— Научим, Сергей Николаич, научим! — засмеялась девушка.

— А теперь — по местам, товарищи! — громко проговорил Румянцев и махнул рукой Марине. — В обед увидимся. Осваивайся...

Минут через пятнадцать, затянутая в новенький синий комбинезон, повязавшая волосы такой же синей косынкой, опустившая на глаза большие защитные очки, Марина осторожно одела на штырьки свою первую деталь, повернула один рычажок, потом другой и, затаив дыхание, замерла.

Ожившие резцы с шипением вошли в корпус, сероватая стружка посыпалась на ленту.

Пройдя корпус насквозь, резцы отошли в первоначальное положение.

Марина повернула другой рычажок и сняла деталь.

— Поздравляю! — улыбнулся стоявший рядом мастер.

— Спасибо, — радостно ответила она, рассматривая два сверкающих отверстия в корпусе.

— Клади их прямо вон на ту тележку, — показал Соколов, — как наполнится — у тебя Витя заберет.

Марина кивнула.

— Ну как, получается? — крикнул из-за станка Володя.

— Она скоро тебя перегонит, — ответил ему мастер и наклонился к Марине: — Главное — не спеши. Пообвыкни, приладься к станку. И за Володькой не гонись, он тут пятый год работает. Если сначала по сто за смену будешь делать — и то хорошо.

— А какая норма? — спросила Марина, поворачивая рычажок.

— Триста пятьдесят.

— А Володя сколько делает?

— Пятьсот.

Марина удивленно покачала головой.

— Не удивляйся, — успокоил ее Соколов, подвозя поближе тележку, — Сергей Николаич когда у нас работал — шестьсот выдавал. Да и я в свое время от него не отставал. На пару работали. Так что — освоишься — наверстаешь.

Искоса Марина следила за уверенными Володиными движениями.

Его руки все делали мгновенно — детали и рычажки мелькали в них.

Сняв корпус, она закрепила новый.

— Если что — я рядом, — проговорил Соколов. — И повторяю, не торопись. Спешка на первых порах не помощник...

Он пошел к другим станкам, а Марина продолжала работать.

Вначале ей все казалось простым и легким — заменяй побыстрее детали — и все. Но в один момент она забыла закрепить корпус и от прикосновения резцов он сорвался вниз. В другой раз зацепила коленом за рычаг возврата и резцы, не обработав до конца отверстия, отошли назад.

Потом ей стала мешать правая рукавица — при закреплении детали она задевала острый угол.

Вскоре у Марины заболела спина и появилась усталость в руках — корпусы стали казаться тяжелыми, непослушными. Им так не хотелось одеваться на штырьки, прижиматься металлическими лапами и пропускать сквозь себя воющие резцы.

Неожиданно по цеху поплыл мягкий продолжительный сигнал.

Марина подняла глаза: часы над входом показывали двенадцать.

— Как дела? — раздался рядом веселый голос Лены-бригадирши.

Марина остановила станок, повернулась:

— Стараемся...

— Получается?

— Вроде...

— Сколько успела сделать?

— Не знаю.

— Давай-ка посчитаем...

Лена наклонилась над тележкой, и ее маленькие проворные пальцы забегали по деталям:

— Пять... десять... пятнадцать... Сорок шесть.

— Как? Всего сорок шесть? — растерянно смотрела Марина.

— Нормально, — решительно успокоила ее Лена, — ты ведь первый раз вообще на заводе, да?

— Да...

— Молодцом. Я когда пришла сюда — станок запорола. На меня мастер знаешь как кричал! А ты вон как приноровилась.

— Да мало ведь. Володя наверно сотни три уж сделал.

— Володя! Так он тут уж который год. А ты — полдня. Ладно, смети стружку и пошли обедать... или дай-ка я смету.

Лена сняла с гвоздика металлическую щетку и быстро-быстро очистила станок.

Подошел Соколов:

— Ух ты. Полная тележка. Славно.

— Чего ж славного? — усмехнулась Марина, поправляя съехавшую косынку. — Всего сорок шесть.

— Нормально. Для начала, я говорю, сотню за смену сделаешь — и то хорошо. Быстро ничего не дается. Лен, как у Зины подача, в норме?

— Все в порядке, Иван Михалыч. Отремонтировали.

— Лады. Шестой не барахлит?

— Нет.

— Если что — я после обеда в инструменталке.

— Хорошо.

— Ну, идите, а то щи простынут, — улыбнулся он.

— Пошли! — Лена взяла Марину за руку, и они двинулись к выходу.