В поле

— Чудесный аксессуар у вас, — Мейерхольд положил голую ногу на стул.

— Это называется «чемодан визажиста». Поднимите-ка...

Он приподнял ногу, Поля подложила под нее чистое вафельное полотенце:

— Спину потом сделаем.

— Чемоданчик... — Родос губами вытянул сигарету из пачки «Кента», протянул пачку сидящему Мейерхольду. — Без него никуда?
Они закурили.

— Не то слово, — Поля зачерпнула крем, стала быстро накладывать его на бедро Мейерхольда. — У меня подруга однажды в такси забыла. Ехала ночью с пьянки. Бывает такой облом. И все. Конец профессии.

— А новый купить?

— Он пустой-то стоит двадцать штук. А там же еще содержимое. Палитры, кисти, крема, техника. У меня шесть японских кистей по сто баксов каждая...

— Ну а... Занять бабок? Типа потом отработаю?

— Понимаете...

— Давай на «ты»?

— Да. Понимаешь, каждая собирает свой чемодан месяцами, годами. Это все сразу не купишь, надо пробовать, привыкать, выбирать, менять.

— Как гардероб, да? — Родос нервно прохаживался, поскрипывая только что начищенными сапогами. — Пиджачки, юбчонки, девчонки...

— Че, мандражишь? — Мейерхольд выпустил в него дым.

— Есть малек. Москва все-таки... Поль, а вы... Ой, ты москвичка?

— Подмосковье. Малаховка. Родители из Астрахани.

— Во! Тоже рыбное место! — засмеялся Мейерхольд.

— Да, с рыбой у нас в семье умеют обращаться. Не тряси ногой. Так, нога — поперечные синяки, спина — продольные, да?

— Да.

— Сделаем.

Родос отодвинул занавеску:

— Народ прет вовсю. Слышите?

— Слышим. У нас еще двадцать минут, чувак же сказал, — успокоил Мейерхольд. — Поль, у тебя нереально нежные руки.

— Спасибо. А кто вас в Оренбурге гримировал?

— Одна особа с телевидения. Но она с тобой не сравнится.

— Как вобла против стерлядки, — Родос стал застегивать китель капитана НКВД.

— Спасибо! Крутое сравнение! — засмеялась Поля, делая кровоподтеки.

— Он у нас вообще остроумный, — тряхнул кудрями Мейерхольд. — Калом бурит регулярно!

— И помногу. Фу-у-у-у... — Родос протянул руку, пальцы его дрожали. — Чего-то я давно так не мандражил, а?

— Главное — не промахнись! — засмеялся Мейерхольд.

— Ржешь, жопа, у тебя ж всего две фразы, а у меня их вон сколько...

— Ребята, не волнуйтесь, — Поля приступила к новому кровоподтеку. — А на лице не надо?

— Не, чел сказал, что лишнее. Лицо чистое. Кр-р-расивое! Хотя, дома меня та тетя сильно разукрасила.

— По теме, нам же микрофоны положены? — потер ладонями Родос. — С такой-то толпой! Тысячи людей!

— А на что тебе голос дан, Ди Каприо? Ори на полную!

— Придется... Блин, не знаю... — Родос глянул за занавеску. — Москва.

— Да. Столица нашей родины.

— Все что угодно может быть.

— Вот и постарайся, ептеть... Извини, Поль. Спиной?

— Да, повернись.

— Я не про это... — фыркнул Родос, отходя от занавески. — Башку могут проломить. Отморозков много...

— Не дади-и-и-им! — пропел Мейерхольд. — Поля! Какие ты мне красивые синячишки насажала, а? С меня причитается!

— Спина будет еще красивей.

— Договорились! Давай после всего пойдем куда-нибудь? Нам суточные выдали!

— Вдвоем?

— Зачем же? Втроем! В Москве первый раз, никого не знаем.

— Ну, я подумаю.

Вошел мужчина в сине-белом комбинезоне, с планшетом в руке:

— Так, парни, десять минут. Готовы?

— Олвейс! — тряхнув кудрями, Мейерхольд кинул окурок на пол, припечатал пяткой голой ноги.

— Грим, долго еще?

— Семь минут, — пробормотала Поля.

— Парни, время пошло! — мужчина скрылся.

— Ребята, а можно быстро селфи? — попросила Поля, проворно вытирая руки салфеткой. — А то потом не успею.

— Конечно!

Родос в кителе и полуголый Мейерхольд обняли ее с двух сторон, и она сделала селфи.

Через десять минут красную занавеску отдернули в сторону. Человек в сине-белом закричал через мегафон в пеструю праздничную толпу, колышущуюся на Тверской:

— Дорогие друзья! Перед вами камера знаменитой Бутырской тюрьмы, где в октябре 1939 года следователь НКВД капитан Родос проводил допрос известного советского режиссера Мейерхольда, которого подозревали в троцкизме и шпионаже! Метод допроса у Родоса был простым: бить подследственного резиновой палкой по старым кровоподтекам!

В собранной из ДСП и картона, выкрашенной под бетон камере Мейерхольд в одних черных сатиновых трусах лежал на кушетке. Руки его были пристегнуты браслетами к ножкам. Рядом стоял Родос в кителе, сапогах, с поролоновой палкой в руке. В углу лепился небольшой письменный стол с коричневой папкой «Дело No1939».

— Признавайся, гадина! — заревел Родос и стал размашисто и показательно наносить удары поролоновой палкой по спине с кровоподтеками.

— Я старый, больной челове-е-е-ек!! — завопил Мейерхольд с такой силой, что кудряшки на его голове затряслись.

Толпа возбужденно зашумела, сотни смартфонов, планшетов и фотокамер поднялись над ней.

— Признавайся! Я из тебя бифштекс сделаю!

— Я ни в чем не виноват! — вопил Мейерхольд.

Родос стал бить его по ногам:

— Оставлю только голову! И руку! А остальное... Вот! Вот! Вот! Сделаю бифштексом! И тебе, гадина троцкистская, скормлю!

— Я ни в чем, ни в чем не винова-а-а-ат!! — вопил Мейерхольд.

— Ты винова-а-а-ат! — ревел Родос. — Ты — скрытый враг народа!

Толпа одобрительно закричала и зааплодировала. Немногочисленные выкрикнули: «Позор!» — но их быстро выхватила из толпы полиция. Родос размахивался, слегка замедленно бил и рычал. Мейерхольд вопил, трясясь и суча голыми ногами. Человек с мегафоном повторял свой текст для вновь подходящих. Так продолжалось два часа и сорок две минуты.

Три запотевших пластиковых цилиндра с нефильтрованным. Сросшиеся скворцом брови официантки-узбечки. Два шашлыка. Один салат «Цезарь». Три порции помфри с кетчупом.

— Поль, а я, в натуре, не вдуплил, что ты незамужняя! — вороний нос Мейерхольда потно нависает над пивной пеной.

— И даже неразведенная... — глядя в смартфон, Поля из цилиндра отхлебывает.

— А я сразу догадался! — Родос жадно пьет, рыгает. — Ой, пардон...

— Сто двадцать пять уже, — Поля лайки считает пенными губами. — Нет, сто двадцать восемь!

— Поперло! — Мейерхольд шашлык жует.

Его узкое, носатое, смуглое, жилистое лицо. Большие глаза. Бисер пота на перекатывающихся желваках скул. Слипшиеся смоляные кудряшки.

Широколицый, лысоватый, белокожий Родос. Сует сигарету в лиловый маленький рот:

— Хорошо у вас на Арбате.

— Сто тридцать, ребята! — Поля смеется радостно. — Нет, ну это круть!

— То ли еще будет, — Родос помаргивает русыми ресницами, и щеки его быстро розовеют.

— Нет, ребята, я не смаю, не сваю... — пьяновато простонала Поля. — Я борела, брушала... Меня давно так ничего не восляло! Это круче товартра, урартра. Вы такие... Ну... Вощные!

— Вощные! А? — Мейерхольд шлепнул Родоса по пухлому плечу.

— Вощные! Хрощные! — быстро моргал захмелевший, розовый Родос.

Его желтая майка с китайской надписью. Белого шелка безрукавка Мейерхольда.

— И ты прям все время фросмояла? — Мейерхольд в упор буравил черными глазами.

— А куда мне с убопром? — Поля двумя пальцами боднула стоящий возле столика чемодан. — До метро не жолесть, не дулесть. Ну, и потом... — она глаза закатила. — Вы же меня волосили?

— Ртуто! Ты стояла, хрустела на нас, на сцас?

— Два часа, два голоса!

— Удольше, увоньше!

— У вас горло не хрело?

— В Оренбурге хрело! — с силой кивнул Родос. — Уросень!

Официантка нависла с тремя нефильтрованными цилиндрами.

— Во, мрасс... — Мейерхольд схватил, пролил, зацепил губой за край, отпил шумно.

— Не, давай, за Полю! За Молю! За Болю! — розовая рука Родоса приблизилась с желтым цилиндром.

— Харайте!

— Чтоб у тебя все смежилось!

— Ой, хорошо бы, норята! — она отхлебнула, вытерла губы пальцами. — Слушайте, а другие реконструкторы, убофрукторы, гогорукторы — там же много их слыло, ну, типа, в том же ухе, что и вы, ну, сталинские, робалинские, маралинские, хоралинские, брутые, где, где, как брак, как мрак, как... Ну... Барак?

— Две зоманды. У одних там Берия бьет Уборевича, Хоревича по жопе, гропе, европе и золучит: «Говори, как ты продал Дальний Восток, росток!» А тот орет, живет: «Сталин, видишь, как меня вазают?» А другая — с Вавиловым,
с Навиловым.

— Но они, Поля, не из Оренбурга, не из Бабобурга! — серьезно погрозил пальцем Родос и пьяно подмигнул.

— Блин, хребзя, а когда мы по смащику себя пожротрим?! — Мейерхольд кулаком по столу хватил, с кудряшек капли веером полетели.

— Вечером вас наважут.

— У нас гостиница до фратра. А мы там даже еще не были, не мыли! Это... как... этот... ну...

— Проспект Хроватского! — Родос подсказал.

— Там в номере ящик точно должен флать! Пешком отсюда малеко?

— Малеко, ребята. Ехать мадо. В Москве все пешком малеко.

— Малеко?

— Малеко, валеко!

— Поль, поехали к нам, к сцам!

— А утробно?

— Утробно, ватробно!

Плоский монитор. Бело-красно-голубая студия. Красивый, элегантно одетый молодой телеведущий на фоне праздничной толпы:

— ...А наша «Пятая колонна», чьи ряды тают, как прошлогодний грязный лед, уныло пропукавшись в тухлую либеральную лужу на своей единственной ржавой сетевой платформе, традиционно же и обосралась на всенародном празднике, безнадежно попытавшись сорвать номера реконструкторов, запечатлевших трагические, но героические эпизоды нашей великой истории, горячо приветствованные москвичами, некоторые из которых не удержались и навешали этим тухлым провокаторам легких пи***лей...

Полин чемодан распахнутый походным алтарем в полумраке номера бутылка крымского шампанского катящаяся по старому полу беззвучный сериал про спящую станицу в плоском мониторе скомканная простынь накрывшая брюки кроссовки трусы майку загримированное полей под самурая лицо родоса загримированное полей под карибского пирата лицо мейерхольда серебристая баночка французского крема в пальцах мейерхольда поль я смажу тебе заднюю дверцу а так надо да надо киса надо ну да это будет очень хорошо просто очень вот разведи ей зем помоги епте ой не ну не так совсем уж нежно нежно нежно ептеть ой ребята и что нет если надо конечно да надо так хорошо у тебя кругленькая такая вообще а круто ты ходишь куда нет нет совсем нет времени а покачаться да в москве просто да нет а нет такая наросла ну круто дар родителей да уж и кожа классная да нежно так ой как нежно нереально тут у тебя ой и тут а потом и так не вот здесь здесь здесь и да иди сюда вот так ноги к нему побольше подальше еще и грудь классная я раньше тебя заметил вот так киса короткий и толстый у родоса длинный и тонкий у мейерхольда поля ложащаяся на родоса ой мальчики это вообще у меня впервые так а у нас тоже мы же такие правильные добрые и это ребята подождите не бойся не бойся будет все хорошо это я я я все сделаю правильно так да нет оаа да да да так вот не ой хорошая ты нежная ой нет ой мальчики подождите а может опять по очереди просто нет не просто не просто а ой не не даже не пытайся нет киса расслабься ты в правильных руках легче не ну ребята ой давай давай киса мы же творческие люди ты художница ептеть ой ой как ты глубоко милый ой я крикну и кричи нет мммм да да да мммаа если нет вот чуть повыше киса погоди вот нежно а потом лягу медленно ложусь ложусь релакс релакс да да оооой да не больно же ведь не больно нет хорошо да мейерхольд ложащийся сзади на полю и мальчики ааа нет но подожди подожди зем ты не качай нас сильно я же навесу епте ой мальчики ой ребята ребята ой ребята я это сейчас взорвусь взорвусь взорвусь иииих ой аоаа нет нет это ааа ой неа ой неа ой неа ой неа ой неа да нет же ой да нет же да нет же ааа нет же ааа нет же да нет же да нет же да нет же да нет же аааах да нет же неа да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же да нет же родос и мейерхольд в поле.