Сердобольный каннибал

Ездят по Москве некие серьезные люди, голубоглазые блондины, ищут таких же светловолосых и голубоглазых, привязывают их к деревьям и с криками «Говори!» проламывают им грудину ледяными молотами. Потом прижимаются к груди ушами и слушают сердце. Если сердце заговорит, — человек избранный, и его откачивают. Нет — пристреливают. На земле таких избранных с говорящим сердцем немного, всего 23 тысячи. Они — бывшие лучи света, которые однажды совершили непоправимую ошибку: создали планету с водой (третью от Солнца) и тем самым закабалили себя в земной юдоли. Теперь среди людей (мясных машин) они ищут своих соплеменников и будят их спящие сердца ударами молотов, сделанных из обломков тунгусского метеорита. А когда все они, эти 23 тысячи, проснутся и узнают 23 сердечных слова, то соберутся в круг, произнесут эти слова и уничтожат окружающий их мертвый мир, чтобы снова стать лучами света.

Судя по всему, Владимир Сорокин наш мир не особенно любит. Пару месяцев назад он приезжал в Киев как сценарист фильма «Москва». На пресс-конференции кто-то заметил, что в картине доминирует образ пустоты, на что Сорокин тихим и спокойным голосом подтвердил: «Ну, видимо, мы такие люди, что чувствуем окружающую нас пустоту; Земля — это маленький шарик, вращающийся в огромной пустоте». И продолжил в том роде, что и среди людей — такая же пустота. К слову, большая часть нового романа Сорокина «Лед» написана, словно сценарий. Видимо, сказывается опыт работы в кино (недавно к «Москве» Александра Зельдовича прибавилась уже вышедшая на российские экраны «Копейка» Ивана Дыховичного, а писатель тем временем завершил новый сценарий — «Crashfire»).

Сорокин использует сухой, отстраненный, телеграфный стиль. Взять хотя бы начало романа: «23.42. Подмосковье. Мытищи. Силикатная ул., д. 4, стр. 2. Здание нового склада „Мособлтелефонтреста“. Темно-синий внедорожник „линкольн-навигатор“. Въехал внутрь здания. Остановился». Ну, и так далее. В текст временами вклиниваются досье на персонажей: «Уранов: 30 лет, высокий, узкоплечий, лицо худощавое, умное, бежевый плащ». Или «Илона: 17 лет, высокая, худая, с живым смешливым лицом, кожаные брюки, ботинки на платформе, белая кофта». По духу книга очень напоминает предыдущий роман писателя «Голубое сало», а также основными мотивами перекликается со сборником рассказов «Пир». Те же бессмысленные, казалось бы, перемещения героев, тоталитарный дух, налет криминальности и отвращение к пище. Сны пробужденных избранных во «Льде» заменяют «клонированные» литературные фрагменты из «Голубого сала».

Словно художник, который, готовясь к работе над большой картиной, делает десятки эскизов и зарисовок, Владимир Сорокин готовил себя к роману «Лед» в новеллах «Пира». «Время: 3 октября. 19.04. Место: Москва. Манежная площадь. Concretные: Mashenka — 15 л. 172 см. 66 кг. Одж: тигровые лохмотья на proto-шелке, бронзовый жилет, медвежьи унты» («Concretные»). Или «тысяча девятьсот восьмидесятый год, июль, поезд Симферополь — Москва, 14.35, переполненный вагон-ресторан…» («Лошадиный суп»).

После «Голубого сала» на Сорокина накинулись, обвиняя его в «попсовости». «Льду», вероятно, также не избежать подобных обвинений. По словам самого автора, его новый роман — «прощание с концептуализмом», «движение в сторону нового содержания, а не формы текста». Наверное, в этой книге он действительно высказался по поводу нашего мира с предельной откровенностью. Беспорядочные половые связи и бессмысленно жестокие отношения криминального мира, характерные для романов Сорокина и отмеченные печатью пустоты и бесчувственности, в романе «Лед» приобретают смысловую четкость и прямоту. Люди в нем — всего лишь живые трупы, мясные машины; само их существование, по большому счету, является ошибкой.

Без всякого умиления описывает Сорокин и Москву: от особняков новых русских до туалета в МГУ. Москва в романе — огромное полукриминальное место, кишащее бритоголовыми преступниками, валютными проститутками, наркоманами, скинхедами и сектантами; город бессердечный, как бессердечны все, в нем живущие. Разбивая грудные клетки, сотрясая сердца и оживляя их, голубоглазые блондины готовят этот мир к смерти, которой он достоин. Ведь «абсолютное большинство людей на земле — ходячие мертвецы. Они рождаются мертвыми, женятся на мертвых, рожают мертвых, умирают. Это круговорот их мертвой жизни. Из него нет выхода». Мертвы люди, по приговору Сорокина, потому что не умеют любить. «Для сотен миллионов мертвых людей любовь — это просто похоть, жажда обладания чужим телом». Для избранных же любовь «огромна как небо и прекрасна как Свет Изначальный. Она глубока и сильна». Разговор сердца с сердцем для избранных — наибольшее наслаждение. Они прекрасно видят истинные сущности «живых мертвецов», читая, как в открытой книге, все их страхи, примитивные желания и раскрывая подноготную всех их поступков. Люди мелочны, трусливы и лицемерны. Их сердца мертвы, они живут не чувствами, а умом, закрывая состраданию и истинной любви доступ в себя. И все-таки, вволю помизантропствовав, Сорокин, возможно, и из уважения к читателям не блондинам, покупающим каждую его новую книгу, предлагает им если и не путь спасения (мир ничего уже не исправит), то хотя бы честный смысл существования. Нужно просто время от времени испытывать жалость и сострадание. И слушать свое сердце. Тогда, возможно, этот мертвый мир станет чуточку живее.

11—17 июня 2002 года