Ледовый поход против мясных машин

Писатель Владимир Сорокин написал новый роман «Путь Бро» (М.: Захаров, 2004). Неделю назад книга поступила в продажу. День ее выхода в свет превратился в небольшой литературный праздник — дружный и очень серьезный.

Печать встретила явление нового романа многочисленными интервью с самим писателем, с покинутым им издателем и букетом рецензий. Создалось устойчивое впечатление, что именно Владимир Сорокин — сегодняшний властитель дум, а его переход из издательства Ad Marginem в издательство «Захаров» — событие первостепенной культурной значимости. Как мрачно пошутил один знакомый, с тех пор, как «Идущие вместе» спустили книги Сорокина в унитаз, каждое новое его произведение вызывает в публике неподдельный интерес. Шутки в сторону, в грамотной PR-компании, сопровождавшей выход новой книги, нет ничего дурного. Дело издателей и рекламщиков раздувать и приукрашать, дело читателей читать и адекватно реагировать на самовитое писательское слово. Ну, а дело критиков читателям незаметно ассистировать. Однако на этот раз критика точно бы оробела перед маститым автором и, послушно следуя его собственным подсказкам (вот как вредно брать у писателя интервью перед чтением его романа!), заговорила о другом, новом Сорокине, который на этот раз отказался от деконструкции и экспериментов со стилем, а захотел просто «рассказать историю». Хорошо просчитанную постмодернистскую игру, которой и в «Пути Бро» предостаточно, все, точно сговорившись, проигнорировали.

Сюжет

«Путь Бро» — это приквелл романа «Лед», вышедшего два года назад; писатель обещает и третью, заключительную часть эпопеи. «Лед» рассказывал о существовании секты братьев Света в наши дни, «Путь Бро» переносит нас к ее истокам, на десятилетия назад. Саша Снегирев, родившийся 30 июня 1908 года, в день падения Тунгусского метеорита юношей отправляется в экспедицию, разыскивающую загадочное небесное тело. Здесь, в сибирской тайге, герой понимает, что его истинное имя Бро, а метеорит — циклопическая глыба Льда, порожденного Светом Изначальным и застрявшим в сибирских болотах. Лучи Света рассеялись по земле и поселились в сердцах 23 тысяч избранников, братьев и сестер, которых Бро и ищет по свету. Чтобы сердце заговорило в избранном, нужно хорошенько ударить его в грудь молотком из тунгусского льда. Когда все 23 тысячи братьев и сестер обретут друг друга, встанут в круг и произнесут двадцать три слова на языке Света, утраченная космическая гармония восстановится, Земля («единственная ошибка Света») исчезнет, братья и сестры превратятся в лучи, а Свет породит Новую Вселенную, Прекрасную и Вечную. Миф разворачивается на добросовестно прописанном историческом фоне — годы революции, сталинского террора, затем Второй мировой войны.

Серьезность

Критика восприняла «Путь Бро» с какой-то подозрительной серьезностью, заговорив о смене нарративной стратегии, прощании с концептуализмом, нацистской космогонии и внутреннем трагизме романа, совершенно не принимая в расчет, как коварен и амбивалентен постмодернистский текст. Каковым «Путь Бро», безусловно, является. В роман действительно легко вчитать глубокий философский подтекст: увидеть в квазимифологии о Новой Вселенной тоску человечества по неземному и усталость от дряхлеющих культурных и религиозных мифов. Указать на тотальное разочарование автора в цивилизации и земной истории, описанной в романе как бессмысленная цепь половых актов, рождений, болезней, смертей, убийств, предательств, обманов и снова убийств. Заодно можно попытаться разобраться, насколько гуманистичны позиции Бро, который видит в людях лишь «мясные машины». Все это имело бы смысл, будь текст Сорокина трехмерен. Однако за бесстрастной повествовательной маской, за энергичным, затягивающим ритмом, за мастерской имитацией линейного действия проступает копошащаяся, множащаяся на глазах смысловая перспектива. Сквозь тяжкий вздох о падшем человечестве прорывается жесткий, мгновенно узнаваемый сорокинский смех.

Несерьезность,
или Наташа Ростова в опере

В космогонии («Сначала был только Свет Изначальный. И свет сиял в Абсолютной Пустоте») нетрудно обнаружить пародию как на Евангелие от Иоанна, так и на «шершаво-декадентные» мечты о далеких зорях и утраченном свете. Появляющиеся в «Пути Бро» железные трубки, плюющие металлом, и тени, которые проецируют из специального ящика на белую ткань, явно не случайно напоминают пацифистские рассуждения Льва Толстого и знаменитое «наивное» описание оперы глазами Наташи Ростовой. В «мясных машинах» различима аллюзия на «пушечное мясо», увиденное в купающихся солдатах князем Андреем.

И хотя в «Пути Бро» количество матерных слов и испражнений сведено к минимуму, а манипуляций с различными литературными стилями действительно меньше, чем, например, в «Норме», «Романе», «Пире» или «Голубом сале», однако и здесь Сорокин продолжает тасовать культурные тексты, горько посмеиваясь над безъязыкостью автора начала ХХI века. Отзвуки его смеха вспыхивают повсюду. Посмотрите, как комичны имена братьев Света — Бро, Фер, Уб, Пило, Ковро… И, кстати, почему их в итоге должно быть ровно 23 тысячи, что за цифра, откуда? А что за таинственные 23 слова на «языке Света» они произносят? А постоянно возникающие в тексте курсивы, явно издевающиеся над ложной значительностью чего бы то ни было?

Возможно, Сорокин и в самом деле захотел писать по-другому, рассказать своим языком свою историю и проститься с концептуализмом — не получилось. Всю жизнь убегая от ненавистных традиций и нравственных императивов русской классической литературы, писатель вновь запутался в ее сетях. Он так и остался верным учеником своего великого предшественника, героя знаменитого романа Германа Гессе Иозефа Кнехта, который, как мы помним, не смог оторваться от игры в стеклянные бусы, игры «со всеми смыслами и ценностями нашей культуры». Слишком уж это занятие оказалось захватывающим — и лишь в этом смысле путь Бро и Владимира Сорокина действительно трагичны.

22.09.2004