«Самое некрасивое в мире — это говно»: Валерий Печейкин — о Владимире Сорокине

Сатира

Сорокин — сатирик гоголевского типа. Наверное, поэтому в «Голубом сале» он не изображает ни Пушкина, ни Гоголя. Пушкин находится в недосягаемо иной весовой категории, а Гоголь, собственно, и дал Сорокину метод. Гоголь пользуется «методом вычитания», он как бы говорит: «Все, что я вам покажу, — отрицательное, не делайте так». У Сорокина во всех текстах такая оптика вычитания. Он описывает только то, что отрицает. Поэтому так легко вычислить то, что он считает правильным.

Просто посмотрите, как живет сам автор. Семейно, спокойно, в Берлине. Так и надо жить по Сорокину в 2020 году.

Сорокин в этом смысле моралист, как и всякий сатирик. Главный предмет его сатиры — это норма. А весь корпус его текстов — это нормопатология.

Роман «Голубое сало» заканчивается сценой, где Сталин прислуживает некому прекрасному юноше — собственно, ему и адресованы письма, открывающие роман. Последние слова романа: «Как двэ капли», — ответил Сталин и с хорошо скрытой ненавистью посмотрел на него».

Сатира Владимира Сорокина — это такая вот «хорошо скрытая ненависть».

Стиль

Вагрич Бахчанян в 1986 году выпустил книгу под названием «Стихи разных лет». В ней собраны самые известные стихотворения русской поэзии — от крыловской басни до Маяковского и Хлебникова. Все это издано под фамилией Бахчанян. Смысл концептуальной акции в том, чтобы читатель составил в своем воображении автора, который в одиночку смог бы написать всю русскую литературу.

Сорокин — это вот такой автор, который в одиночку написал для нас заново всю русскую литературу — под именем Владимир Сорокин.
Прежде всего сорокинский метод основан на языке. Сорокин блестящий стилист, который разбирается в «пятидесяти оттенках коричневого». Например, я могу только догадываться, кого из советских поэтов он изображает во «Временах года» — 12 стихотворениях о месяцах в романе «Норма». Для Сорокина же это все конкретные имена и объекты пародии — от Пастернака и Долматовского (Евгений Долматовский, автор песен «А годы летят» и «Если бы парни всей земли». — Прим. ред.) до андеграунда и диссидентской литературы.

Главные события происходят у Сорокина внутри самого языка. Он применяет интеллектуальный метод европейской философии к радикально советскому материалу — и показывает, как именно выглядит «смерть автора». Язык у него — полностью автономная и живая система, которая как бы протекает через конкретных авторов.

Сорокин называл литературу «кладбищем стилистических находок». Я думал о том, как сам Сорокин относится к этому кладбищу: он некрофил? Нет, сам автор не равен своему тексту и всячески демонстрирует к нему отношение как к «буквам на бумаге», в Сорокине нет патологии. Он приходит на это кладбище, чтобы положить цветы на какую‑то из могил? Нет, у Сорокина нет идолов. Он начинает «Голубое сало» с цитаты Ницше: «В мире больше идолов, чем реальных вещей; это мой „злой взгляд“ на мир, мое „злое ухо“…» Сорокин, как и Ницше, «философствует молотом» (отсылка к названию сборника эссе «Сумерки идолов, или Как философствуют молотом». — Прим. ред.). Тогда, может быть, он вандал? Нет, он не уничтожает памятники. Если бы хотел, то, наверное, занялся бы не литературой, а литературной критикой. Кто же он?

Помню, как пару лет назад я был в Германии, которую Сорокин очень любит. И вот я шел со своей подругой Ларисой Бельцер-Лисюткиной мимо кладбища и восхищался тем, как оно прекрасно и ухожено. Лариса сказала, что в Германии, в отличие от России, со вниманием относятся к кладбищам и отхожим местам. То, что русские просто выбрасывают, — немцы анализируют.

Сорокин не просто патологоанатом, он ученый. Холодный и спокойный. Он сам напоминает свое голубое сало — вещество с нулевой энтропией, которое всегда одной температуры с окружающей средой. Поэтому его нельзя взорвать. Оно абсолютно «нормально».

И Сорокин абсолютно нормален. Он пошел в патанатомическую литературу не затем, чтобы оставаться ночью в морге и заниматься сексом с трупами. Это просто его работа — он ходит в литературу как на работу.

Книга — это просто книга.
Хочу, чтобы вы расслышали эту простую мысль: книга — это просто книга. Именно поэтому она может быть сколько угодно дикой, тренажером фантазий. Она как раз нужна для того, чтобы не быть жизнью, — а вот жизнь как раз и должна быть нормальной.

Сорокин, собственно, и живет в Германии, потому что она дает ему необходимый уровень личного комфорта, городскую среду и дистанцию от сумасшедших, которые будут бросать его книги в унитаз.

Красивый мужчина

Сорокин — красивый писатель. Этого нельзя не отметить. Например, Иосиф Бакштейн так пишет о Сорокине: «Женат, две дочери-близняшки. Очень хорошо готовит. Музицирует на фортепиано. Посещает фитнес-клуб. Одевается очень прилично».

Посмотрите на Дмитрия Быкова* и на Сорокина. Посмотрите на Захара Прилепина и снова на Сорокина. Пожалуй, только покойный Лимонов понимал что‑то в прическе и красоте.

Сорокин весь выстроен как единый арт-проект. Если бы он выглядел как Быков* и написал «Норму», мы бы читали этот же текст несколько иначе. Но ее написал высокий красавец с невероятным лицом и гривой седых волос.

Красивый Сорокин живет в красивой квартире. «Отличная квартира с неубранной кроватью, все белое, и левретка Савва. Кстати, стало понятно, откуда берутся идеи у автора „Голубого сала“. Встанешь с утра, посмотришь на Савву, на то, как он трясется, писается, тявкает, и сразу же рождается сюжет порносцены между Иосифом Сталиным и Никитой Хрущевым». Это вспоминает, кстати, не кто‑нибудь, а Ольга Любимова, нынешний министр культуры.

У красивого Сорокина красивая жена, красивые дочки и красивая левретка Савва. Для него и буквы тоже обладают собственной и особенной красотой. Его книги сверстаны как барочные стихотворения.

А еще он художник — причем очень интересный. Он владеет академическим рисунком, он рисует картины, придумывает оформление своих книги. Посмотрите, как оформлена «Норма» в издательстве Corpus или «Утро снайпера» с картиной Сальвадора Дали «Болгарский мальчик, поедающий крысу», к мальчику пририсован октябрятский значок.

Думаю, художники из круга московских концептуалистов повлияли на Сорокина не меньше писателей.

И, мне кажется, тексты Сорокина повлияли в свою очередь на работы современной российской художницы-чиновницы Александры Железновой, создавшей авторский мир в книге «Самый темный час», где изображено государство Нордланд, там живут госпожа Нефть и господин Октан.

Как я говорил, Сорокин работает методом отрицания. И как литератор-дефис-художник он знает, что самое некрасивое в мире — это говно.