Козел отпущения
Очевидно, что козел отпущения года — Владимир Сорокин. В 2017-м он опубликовал новый роман и два рассказа — немного, но и этого хватило. Сорокин — удобная мишень, ибо живой классик: в этом году статус оформлен окончательно.
Культовый русский писатель оказался приговорен культовым русским критиком. Лев Данилкин весной заглянул в «Афишу» только для того, чтобы припечатать: из отчаянного радикала Сорокин превратился в литературного традиционалиста. Но кто бы спорил? Для современной литературы Сорокин давно то же самое, что Солженицын для, скажем, 1994-го: икона, совесть нации, символическая фигура. За Солженицыным стоял журнал «Новый мир» и беспощадный русский реализм, за Сорокиным — журнал «Новое литературное обозрение» и бессмысленный русский постмодернизм. Свято место пусто не бывает, вакансия «ВПЗР» опасна, если не пуста.
Повторю исключительно для того, чтобы вызвать разлитие желчи у отдельных читателей: Сорокин — это Солженицын сегодня.
А потому все филиппики в адрес В.Г. — это симптомы литературной ситуации в целом. При этом, как уже сказано, отзывы о новой сорокинской прозе выдержаны, как правило, в скептическом тоне.
«Последнее, что я прочитал — это новый роман Сорокина, который лучше бы он сейчас не издавал. Он не обладает никакими признаками романа, кроме того, что может быть выставлен на соискание какой-нибудь премии», пишет Роман Лейбов, а Андрей Василевский меланхолично замечает: «„Манарага“ как „Манарага“, вполне конвенциональная проза, и более того — уже ранее читанная конвенциональная проза; премию получит». «То, что в день появления „Фиолетовых лебедей“ интереснее было читать свежие посты в некоторых популярных телеграм-каналах, — неприятный знак», — добавляет Лев Оборин.
Наконец — как если бы было мало — совсем уж курьезная новость: на минувшей неделе молодежный сегмент твиттера якобы охватила эпидемия репостов цитаты из «Голубого сала» (про секс Хрущева со Сталиным). Школьники полагают, что это фанфик, и интересуются, остался ли автор жив после выхода книги.
Но ведь это всё не о Сорокине, а о литературе как она есть. О символическом банкротстве литпремий — и переизбытке романов, которые будто «под премию» и пишутся. О постепенной инфляции самого романного жанра — и торжестве жанров «низовых», народных. О том, что современный читатель еще может обойтись без вечерней порции Сорокина/Улицкой/Пелевина, а вот без ежевечерней порции фейсбука/телеграма — уже нет. О том, что, в конце концов, любой радикал рано или поздно превращается в ВПЗР и обманывает ваши литературно-критические надежды. А ВПЗР — это всегда козел отпущения, такова его национальная роль.
А кисет? С кисетом было трудненько, мил человек.